Европа в войне (1914 – 1918 г.г.)

Единомышленники майора Дриана стремились политический режим Франции подчинить потребностям постоянной армии; Жорес требовал, чтобы Франция привела свою армию в соответствие со своим республиканским режимом. Он доказывал, что отвечающую ее политической природе организацию национальной обороны демократия может найти только в милиции. Нынешний министр общественных работ Самба (Sembat)[19 - Самба – известный французский социалист; входил в состав правительства во время войны 1914 – 1918 гг. В настоящее время Самба стоит на крайнем правом фланге французской социалистической партии. (Подробнее см. т. XIII, прим. 144.)] выпустил в прошлом году книгу под красноречивым заглавием: «Сделайте короля или сделайте мир!». – Если Франция хочет в своей армии иметь послушный инструмент империалистической политики завоеваний, тогда дайте армии королевское увенчание. Если же страна хочет иметь в своей армии орудие национальной обороны, тогда сведите к минимуму срок военной службы, превратите постоянные кадры в подготовительную военную школу, а самую армию растворите в так называемых резервах.

Жорес предсказывал, что Франция не удержится на двухлетнем сроке службы: она должна будет либо сделать шаг вперед, в сторону решительной демократизации своей военной организации, либо вернуться вспять, к более замкнутому типу постоянной армии. Сторонники трехлетней службы представляли себе ближайшую войну в виде бурной схватки – l'attaque brusquee, – где победа остается за той стороной, которая в первый или во второй день мобилизации имеет лишних 200 тысяч солдат под знаменами. Сторонники двухлетней службы рисовали себе войну в виде затяжного процесса, исход которого определяется, в конце концов, тяжелыми массами резервов. Об этих двух концепциях войны говорил здесь радикальный профессор Painleve[20 - Пенлеве, Поль – известный французский политический деятель. Руководитель партии республиканцев-социалистов и один из вождей левого блока. В 1917 г. Пенлеве был председателем совета министров. Пенлеве – выдающийся ученый, профессор Сорбоннского университета по кафедре математики.] в своей лекции «Война и республиканский идеал», читанной на днях в высшей школе социальных наук. Теперь не может уже быть спора о том, какая из этих двух концепций нашла свое подтверждение в событиях войны.

Вся немецкая стратегия построена на наступлении. Это отвечает основным условиям социального развития Германии: быстрому приросту населения и богатства, с одной стороны, отсталости государственного строя – с другой. Немецкое юнкерство имеет «волю к власти», а в распоряжение этой воли нация предоставляет самую высокую технику и квалифицированный человеческий материал.

Наоборот, французская стратегия уже в сущности при Наполеоне III,[21 - Наполеон III (1808 – 1873) – племянник Наполеона I. 10 декабря 1848 г. был избран президентом французской республики. 2 декабря 1851 г., опираясь на поддержку промышленной и финансовой буржуазии, разогнал законодательное национальное собрание и объявил себя императором. Наполеон III царствовал до 1870 г.] а особенно после войны 1870–1871 г.г., фатально сдвигалась на путь обороны. Вся система французских крепостей, принятая после франко-прусской войны комитетом обороны по предложению генерала Ривьера и только наполовину выполненная, подчинена, как показывает уже самое имя комитета, соображениям национальной обороны. Мелкобуржуазный и крайне консервативный экономический уклад страны не дает места империалистическим вожделениям мирового размаха. Приостановившийся рост населения заставляет крайне бережно относиться к человеческому материалу. Наконец, и вершители французских судеб, сами вышедшие в большинстве случаев из мелкобуржуазной среды, больше склонны рассчитывать на размах внешней политики своих союзников, чем своей собственной.

В первый месяц войны немецкая армия показала всю силу своей наступательной потенции. Франция оказалась «неподготовленной». Война застигла ее в процессе перехода к трехлетней службе, когда старое ломалось, а новое еще не было создано. Организационная сторона дела, согласно добрым французским традициям, оказалась из рук вон плоха. После взятия немцами Льежа, Намюра, Мобежа[22 - Взятие немцами Льежа, Намюра, Мобежа. – Взятие немцами Льежа – богатого бельгийского города и первоклассной крепости – произошло в самом начале мировой войны, – 7 августа 1914 г.; форты крепости были взяты 13 августа. Бельгийское правительство, желавшее избежать войны, в первое время не препятствовало движению немецких войск. Когда 5 августа немцы с незначительными силами приступили к атаке крепости Льежа, бельгийское правительство приказало отступить 3-й дивизии, охранявшей крепость. 7 августа ген. Людендорф с небольшим отрядом вошел в Льеж.После взятия Льежа части германских войск стягиваются к крупной бельгийской крепости Намюр; 21 августа началась бомбардировка крепости. На помощь бельгийскому гарнизону, охранявшему крепость, прибыли французские войска. 23 августа бомбардировка возобновилась, и 24-го Намюр был в руках немцев.Французская крепость Мобеж, находящаяся вблизи бельгийской границы, была обложена немцами еще 3 августа 1914 г.; в осаде Мобежа принимал участие целый немецкий корпус. Несмотря на то, что эта крепость считалась недостаточно подготовленной к обороне, она в продолжение месяца успешно отражала атаки немецких войск. 8 сентября она была вынуждена сдаться.] и спешного отступления французской армии на юг казалось, что циклопы-пруссаки, со своими 42-сантиметровыми маузерами на спине, в течение нескольких недель пересекут семимильными шагами всю Францию. Такова была прежде всего надежда самих немцев. Они явно рассчитывали на то, что отброшенная ими на юг армия, внутренне подкошенная, способна будет только увеличить собою без нужды парижский гарнизон. Между тем французская армия вышла в поле. Битва на Марне преодолела инерцию немецкого наступления. Стена стала против стены. Попытки взаимного обхода на северном фланге привели только к тому, что стена протянулась до бельгийского побережья. И вот в течение долгого ряда недель ни тяжелая немецкая артиллерия, ни преимущества немецкой организации, ни готовность немецких стратегов оплачивать неисчислимыми жертвами каждый шаг вперед не приводят ни к чему. «Et la muraille tenait toujours» (А стена не поддавалась"), – под таким заголовком появляются в газете Эрве ежедневные бюллетени генерального штаба.

В первый период войны стратегические операции должны были вытекать из самостоятельной инициативы каждого из участников той страшной шахматной партии, которая разыгрывается сейчас на полях нашей несчастной Европы. И все противоречия французской военной организации, все трения ее с политическим режимом республики, вся организационная халатность государственного хозяйства, в котором многое начато, но почти ничего не доведено до конца, сразу выступили наружу и, казалось, поставили на карту самое существование Франции. Но именно в этом было спасение. Все внутренние трения были преодолены сознанием той непосредственной опасности, какая угрожает стране. Все несовершенства систематической подготовки были покрыты тем даром импровизации, который в такой высокой мере свойствен французам. По своему духу, по своим внутренним отношениям, по той атмосфере, которая окружила ее, французская армия превратилась фактически в милицию, в организацию национальной самообороны par excellence (по преимуществу). Все теории военных рутинеров, выдвигавшиеся в защиту трехлетнего срока службы, потерпели полное крушение. За гробом Жан Жорес торжествует победу над Жозефом Рейнахом, – если бы только обстановка национальной жизни позволяла говорить о «торжестве».

Те обстоятельства, которые возродили французскую армию, должны были, наоборот, внести фермент разложения в немецкую армию на западном театре. Пока она двигалась по Бельгии и северной Франции, как ядро, выпущенное из пушки, динамика движения не оставляла места для работы мысли и критики. Пролетарские корпуса под юнкерской командой превратились в целостный организм большой силы. Но движение его приостановлено. Война превратилась в позиционную, стена против стены. Et la muraille tenait toujours. Французы закопались в своей земле и защищают ее. Немцы приостановлены в своем движении по чужой земле. Жизнь в траншеях странным образом сближает их с врагом, защищающим свою землю. Вот уже больше недели, как военные действия на большей части линии почти приостановлены. И тот подстреленный заяц, которого немецкие солдаты обменивают на табак, свидетельствует, что стихийная сила немецкого натиска на Францию сломлена.

Но это вовсе не значит, что здесь сломлена сила немецкой армии. Весь образ действий генерала Жоффра[23 - Жоффр, Жозеф (род. 1852 г.) – маршал Франции. Родился в семье мелкого виноторговца. В 1870 г. участвовал в обороне Парижа в качестве артиллерийского офицера. В 1876 г. был произведен в капитаны за удачные работы по исправлению парижских фортов. В 1892 г. Жоффр руководил работами в Судане на Сенегал-Нигерской ж. д. В 1901 г. был произведен в бригадные генералы и назначен военным губернатором крепости Лилль. В 1910 г. Жоффр был назначен членом Высшего Военного Совета, а в 1911 г. – начальником генерального штаба. С наступлением мировой войны Жоффр назначается командующим армиями Севера и Северо-Востока. Бои на Марне в сентябре 1914 г. (см. прим. 9), окончившиеся победой французских войск, доставили Жоффру большую популярность. 3 декабря 1915 г. Жоффр был назначен верховным командующим всеми французскими армиями. Неудачная верденская операция и огромные жертвы французских войск в битве на Сомме значительно поколебали популярность Жоффра. Однако в декабре 1916 г. он назначается военным советником правительства и первым из французских генералов после франко-прусской войны получает звание маршала. Весной 1917 г. французское правительство послало Жоффра в Америку для содействия организации американской армии.С 1918 г. Жоффр состоит членом Французской Академии.] показывает, что он не питает на этот счет никаких иллюзий. Если бы французская армия перешла к решительному наступлению и если б это наступление увенчалось на первых шагах успехом, немцы в обороне приобрели бы снова все те преимущества, которые они утратили в наступлении. Вот почему стена неподвижно стоит против стены, а в Париже установилось настроение спокойной безвыходности, именно потому спокойной, что это – безвыходность для обеих сторон.

Париж, Декабрь 1914 г.

«Киевская Мысль» N 334, 4 декабря 1914 г.

Л. Троцкий. БОСНЯК-ВОЛОНТЕР

Взятие австрийцами Белграда[24 - Взятие австрийцами Белграда. – С самого начала империалистской войны австрийские войска поставили себе целью добиться полного разгрома Сербии. Еще в конце июля 1914 г. началась бомбардировка столицы Сербии, Белграда. К Белграду было стянуто 200.000-ное австрийское войско, состоявшее главным образом из горных бригад и чешских батальонов. 12 августа 1914 г. австрийские войска перешли в наступление, но сербы удачной контратакой прорвали фронт австрийской армии. 24 августа австрийцы отступили за реки Саву и Дрину, оставив сербам 50 тысяч пленных. 8 сентября 1914 г. началось второе наступление австрийских войск на Сербию, продолжавшееся до 24 сентября. Но и на этот раз сербские войска сумели отстоять Белград, одержав крупную победу над австрийцами. Австрийские войска во время своего второго наступления на Сербию лишились нескольких десятков тысяч человек. Эти поражения не остановили австрийскую армию, и 5 ноября 1914 г. она переходит в новое наступление, которое на этот раз закончилось полным разгромом сербской армии и взятием Белграда. Эта победа стоила австрийцам свыше 120.000 убитых, раненых и пленных.] снова вернуло на время общественное мнение Европы к исходному моменту настоящей войны – к сербскому вопросу. По странной случайности я в самый день, а может быть, и час вступления австрийцев в Белград вел в одном из французских военных госпиталей беседу с раненым сербом-добровольцем. Босняк-революционер, австро-венгерский дезертир, он поступил добровольцем во французский флот, надеясь принять участие в операциях у берегов Далмации и служить одним из посредников между англо-французским десантом и туземным населением. Дело, однако, до этого не дошло, и молодого босняка, несмотря на все его протесты, из флота перевели в иностранный легион (legion etrangere). Раненый в грудь, он сильно лихорадил и в поту говорил мне в лионском госпитале о гибели Сербии и всего молодого поколения боснийской интеллигенции. Я узнал от моего собеседника много интересных, но еще не подлежащих опубликованию подробностей о всей той группе боснийской молодежи, которая прошла перед нами в процессе над убийцами австрийского престолонаследника. Это поколение воспиталось на русской, преимущественно народнической литературе. Герцена,[25 - Герцен, А. И. (1812 – 1870) – известный русский писатель и революционер. Произведения Герцена имели огромное влияние на воспитание молодого поколения революционеров-народников. (Подробнее см. т. II, ч. 1-я, прим. 131.)] Бакунина,[26 - Бакунин, М. А. (1814 – 1876) – знаменитый русский революционер; теоретик и основоположник анархизма, организатор международного анархического «Федеративного Союза». Участвовал в революции 1848 г. во Франции, в пражском восстании и в подготовке восстания в Дрездене в 1849 г. (Подробнее см. т. II, ч. 1-я, прим. 132.)] Лаврова,[27 - Лавров, П. (1823 – 1900) – один из видных вождей и теоретиков революционного народничества. (Подробнее см. т. XII, прим. 91.)] Михайловского[28 - Михайловский, Н. К. (1842 – 1904) – известный публицист, социолог и критик, один из выдающихся теоретиков народничества. В 90-х гг. полемизировал с марксистами, доказывая нежизнеспособность капитализма в русских условиях и проповедуя старые народнические взгляды о «самобытности русской общины и об особых путях к социализму». (Подробнее см. т. IV, прим. 5.)] оно считает своими учителями. «Все для народа и все через народ». Культурно-отсталое, забитое, опутанное крепостными сетями, боснийское крестьянство было для боснийской интеллигенции «народом». Свою скромную просветительную работу она увенчивала радикально-народническими воззрениями. Из Белграда шло другое влияние, – революционно-карбонарское.[29 - Карбонарское движение – см. т. II, ч. 2-я, прим. 84.] Оно питалось не вопросом об экономической и культурной участи боснийских крестьян, а вопросом о национально-государственном объединении сербства. Венское правительство говорило неправду, когда изображало дело так, будто центром великосербской «пропаганды действием» было министерство Пашича.[30 - Министерство Пашича. – Никола Пашич – известный сербский политический деятель. В молодости Пашич увлекался революционно-бунтарскими идеями Бакунина, но вскоре повернул вправо и стал организатором буржуазной радикальной партии, провозгласившей своей главной целью национальное объединение сербов на основе широких демократических свобод. Эта программа вызвала естественные опасения у царствовавшей в то время (80-е гг.) реакционной династии Обреновичей, начавшей ожесточенные гонения против радикальной партии и ее руководителя Пашича. Обвиненный в 1883 г. в руководстве крестьянским восстанием, Пашич эмигрирует за границу и приговаривается сербским судом заочно к смертной казни. В 1889 г., после отречения короля Милана от престола в пользу своего сына Александра, Пашич возвращается в Сербию и избирается президентом сербского парламента. Переворот 1903 г., закончившийся низложением династии Обреновичей, выдвинул на первый план радикальную партию и ее вождя Пашича. После переворота Пашич занял пост премьер-министра сербского правительства, оставаясь на нем с небольшими промежутками до самой смерти. Накануне мировой войны Пашич сделал все возможное для сближения с Россией и другими союзными странами и для обострения конфликта с центральными державами. За все время мировой войны Пашич стоял во главе сербского правительства. После окончания войны был представителем Сербии на Версальской мирной конференции, в результате которой Сербия значительно расширила свою территорию. Непримиримый противник Советской Республики, Пашич поддерживал белогвардейских генералов, ведших вооруженную борьбу с советским правительством. После образования югославского государства Пашич занял в нем пост премьер-министра, на котором оставался до самой смерти, последовавшей в декабре 1926 г.Характеристику личности Пашича см. в статье Л. Троцкого «Никола Пашич», т. VI, стр. 89.] Наоборот, главные усилия осторожной старо-радикальной партии направлялись на преодоление великосербского карбонарства, центром которого было молодое офицерство, совершенно утратившее представление о возможном и невозможном после побед над турками и особенно над болгарами. "От нас, босняков, требовали действий во что бы то ни стало. Мы пробовали упираться, говорили, что хотим на месте служить своему народу. Но эта работа становилась все менее и менее возможной. Успехи Сербии в балканских войнах удесятирили подозрительность габсбургских властей. Нас начали преследовать, закрывать легальные общества, конфисковывать наши газеты, а из Белграда от нас властно требовали «действий». Австро-венгерские власти и белградские карбонарии работали таким образом в одном и том же направлении. Результатом явилось сараевское покушение[31 - Сараевское покушение. – 28 июня 1914 г. в столице Герцеговины, Сараеве, двумя выстрелами из браунинга были убиты австрийский престолонаследник эрцгерцог Франц-Фердинанд и его жена герцогиня фон-Гогенберг. Этому чреватому последствиями убийству предшествовали следующие обстоятельства. Франц-Фердинанд и его жена, присутствовавшие на маневрах австрийской армии в Боснии, отправились в Сараево. По дороге в городскую ратушу на них было произведено первое покушение наборщиком Габриловичем, кончившееся неудачно. Спустя несколько часов было произведено новое покушение, на этот раз успешное. Франц-Фердинанд и его жена были смертельно ранены и спустя несколько часов скончались. Убийца Гавриил Принцип (см. прим. 75), 19-летний гимназист, заявил на допросе, что он стрелял в эрцгерцога потому, что последний был в его глазах «воплощением австрийского империализма, представителем велико-австрийской идеи, злейшим врагом и притеснителем сербской нации». Убийство Франца-Фердинанда было несомненно инспирировано сербским правительством. С другой стороны, и Россия косвенным путем участвовала в подготовке этого убийства. Убийство Франца-Фердинанда и его жены явилось удобнейшим поводом для объявления войны. 23 июля 1914 г. австро-венгерское правительство отправило Сербии резкую ультимативную ноту, в которой требовало роспуска патриотических организаций, участия австро-венгерских чиновников в судебном следствии по делу об убийстве, участия австрийских комиссаров в наблюдении за сербской границей, ареста многочисленных лиц, подозреваемых в соучастии в убийстве, и т. д. Нота давала Сербии 48 часов для ответа. 25 июля Сербия прислала ответную ноту, в которой соглашалась почти на все требования Австрии. Однако Австрия, подталкиваемая Германией, признала ответ неудовлетворительным и в тот же день (25 июля) мобилизовала против Сербии 8 корпусов. 28 июля Австро-Венгрия официально объявила Сербии войну.] и истребление всего молодого поколения боснийской интеллигенции. Вот на этой карточке изображен один из наших вождей: он дезертировал в начале войны, сражался в рядах сербской армии, был взят в плен и погиб, – французские газеты писали, что толпа сожгла его живьем. Мы все погибли, все наше поколение. Я хотел учить боснийских крестьян грамоте и объединять их в кооперативы, а меня вот прострелила немецкая пуля под Суассоном, и я погибаю за дело, которое я считаю чужим делом. И Сербия погибнет: Австрия поглотит ее… А как невыносимо мне думать, что мы вызвали эту мировую войну! Вы говорите, что она имеет более глубокие причины? Конечно, не спорю, но толчок событиям все-таки дало сараевское убийство"…

Подошла сестра с сообщением, что сейчас прибудет врач для перевязки. Наша беседа была прервана.

Париж.

«Киевская Мысль» N 344, 14 декабря 1914 г.

Л. Троцкий. ВСЕ ДОРОГИ ВЕДУТ В РИМ

Общественная мысль склонна присматриваться к тем фигурам, которые в силу своего положения являются или считают себя предопределенными посредниками при ведении будущих мирных переговоров. Таковы Вудро Вильсон,[32 - Вильсон, Вудро – президент Соед. Штатов Америки – см. т. XIII, прим. 6.] северо-американский президент, и Бенедикт XV,[33 - Бенедикт XV (1854 – 1922) – римский папа. В 1907 г. был назначен болонским архиепископом, в 1914 г. получил звание кардинала и был избран на папский престол. Во время мировой войны делал некоторые попытки примирить враждующие стороны.] папа римский. Оба они, однако, предстали в последнее время пред общественным мнением Франции с не совсем благоприятной стороны. Вудро Вильсон – своей нотой по поводу морской торговли.[34 - Нота Америки о морской торговле. – После того как в ноябре и декабре 1914 г. некоторые американские суда, везшие продукты питания и снаряжение, были арестованы английским правительством, Америка 28 декабря 1914 г. послала Англии ноту, в которой резко протестовала против «нарушения основных правил морской торговли». Нота оспаривала законность ареста американских судов, произведенного только на том основании, что транспортируемые ими в итальянские и шведские гавани «нейтральные» товары (медь и съестные припасы) могут попасть в руки противника. В ноте говорилось, что при подобных действиях английского правительства «многие значительные отрасли промышленности страдают, так как их продуктам закрывается доступ на давно приобретенные европейские рынки, оказавшиеся по соседству с воюющими странами». Нота заканчивалась требованием, чтобы английское правительство «дало своим чиновникам инструкцию воздержаться от всякого ненужного вмешательства в свободу торговли… и точнее придерживаться при обращении с нейтральными кораблями и грузами правил, получивших санкцию цивилизованного мира». Американское правительство угрожало далее, что несоблюдение этих правил может привести к тому, что «между американским и английским народами возникнут чувства, противоположные тем, которые существовали в течение столь долгого времени».Позднее, в феврале 1915 г., Соединенные Штаты послали еще более резкую ноту германскому правительству, которое, объявив подводную войну, энергично принялось за уничтожение американских судов, везших снаряжение для стран Тройственного Согласия. В ноте говорилось, что Германия, «прежде чем приступить к действиям, должна подумать о критическом положении, в каком могут оказаться отношения между Америкой и Германией, если морские силы Германии, осуществляя намеченную адмиралтейством тактику, уничтожат какое-нибудь торговое судно Америки или причинят смерть американским гражданам»… Нота заканчивалась выражением уверенности, что в дальнейшем, «кроме обыска, американские корабли не подвергнутся никаким неприятностям, хотя бы даже они и проходили по запретной территории».В ответ на эту ноту Германия заявила, что ее решительные мероприятия против американских судов вызваны тем, что последние ведут большую торговлю с неприятельскими странами: «с особенной настойчивостью германское правительство указывает на торговлю оружием, которую ведут с неприятелем американские поставщики на многие сотни миллионов марок». После этого обмена нотами Германия продолжала враждебные действия против американских судов, продолжавших усиленно ввозить товары в Англию и другие страны. В 1915 и в начале 1916 г. вновь имели место случаи уничтожения нескольких американских судов. 19 апреля 1916 г. Америка послала Германии новую ноту, заключавшую в себе прямые угрозы: «Если германское правительство теперь же без промедления не откажется на деле от своих теперешних приемов подводной войны против пассажиров и торговых судов, то правительству Соединенных Штатов не останется иного выбора, как прервать совершенно дипломатические сношения с германским правительством». После этой ноты действия германского подводного флота против американских торговых судов временно приостановились, но впоследствии обострились снова и привели в конце концов к военному выступлению Америки против Германии (см. прим. 287).] Клемансо[35 - Клемансо – крупнейший политический деятель буржуазной Франции. В бытность свою премьером в 1917 – 1920 гг. Клемансо прославился в качестве «организатора победы» и руководителя Версальской конференции. (Подробнее см. т. VIII, прим. 10.)] прямо писал, что американский президент ликвидирует свою миссию беспристрастного посредника. Теперь не столько французские радикалы, сколько бельгийские католики то же самое говорят о папе. На первый взгляд это кажется тем неожиданнее, что вся предшествующая агитация французских католиков направлена была на то, чтобы воспользоваться международными затруднениями республики для восстановления ее дипломатических сношений с Римом. Но тут, как сейчас увидим, противоречия нет.

В итальянских газетах проскользнуло сообщение или авторитетная догадка, что предложение папы о размене пленными, непригодными более к военной службе, есть не что иное, как скромное начало более широкого плана, именно – ведения в будущем через посредство Рима мирных переговоров. Казалось бы, что эта перспектива, где папа выступает апостолом-умиротворителем в самой страшной из катастроф, должна прежде всего привлечь к себе сердца французских и бельгийских католиков: о подобном возрождении «светской власти папы» над монархиями и республиками ультрамонтаны давно уже разучились даже и мечтать. Между тем действительная или предполагаемая инициатива папы наткнулась на резкий отпор с той именно стороны, откуда это менее всего можно было, казалось бы, ожидать. 6 января в «Petit Parisien»[36 - «Petit Parisien» – право-буржуазная французская газета; выходит в Париже. Газета имеет большое распространение, особенно в провинции. Ее тираж – 1 миллион экземпляров.] появилась крайне сенсационная статья: «Папа и бельгийские католики». «Petit Parisien» – это самая распространенная газета Франции. «Беспартийность» газеты, ее «независимость» от политических групп и отдельных крупных политиков представляют особые удобства, для того чтобы в нужную минуту пустить со страниц этой газеты в оборот какую-нибудь пробную идею. Так обстоит дело, несомненно, и в настоящем случае. Статья о папе, которая рекомендуется редакцией как исходящая от бельгийского католика, занимающего высокое место в своей партии и в своей стране, помечена в заголовке Гавром, местом пребывания бельгийского правительства. Все это, конечно, не случайно. А вот содержание этой исключительной статьи:

«…Бельгийский народ является самым католическим народом мира; он один только дал миру зрелище непрерывного католического управления в течение более тридцати лет. Никогда святому престолу не приходилось испытывать несчастий или подвергаться ударам, чтобы Бельгия не страдала и не содрогалась вместе с ним. Сравните великолепные дары, которые подносятся ежегодно папе семью миллионами бельгийских католиков, с теми посредственными приношениями, которые с трудом собираются среди двадцати миллионов католиков Германии»… И что же? За свою вековую преданность и несокрушимую верность бельгийские католики не получили сейчас от папы ничего, кроме разрешения не собирать для него на сей раз ежегодной дани и кроме мало определенных платонических фраз. «Если папство, – продолжает наш автор, – не является больше солдатом права, если наиболее преступные покушения на независимость и свободу мирных народов не исторгают у него протеста, если оно не смеет или не может, из дипломатии или осторожности, возвысить голос в защиту народа, подвергшегося мукам за свою верность международным обязательствам, – с каким же лицом (de quel front) будет оно претендовать отныне на роль морального законодателя и духовного судьи?». Даже разгром Лувена[37 - Разгром Лувена. – Бельгийский город Лувен был взят германскими войсками 9 сентября 1914 г. Во время нашествия германских войск сильно пострадал исторический собор св. Петра, была сожжена большая университетская библиотека и т. д.] не выбил папу из состояния душевного равновесия. А между тем что такое Лувен с его университетом? Это цитадель католицизма в Западной Европе. Лувен находился непосредственно под руководством папы и его епископов и формировал сознание нескольких тысяч молодых католиков, являвшихся неизменно духовной гвардией папы в бурях реформации, революции и социалистической борьбы. Сейчас библиотека лувенского университета сожжена, ученики рассеяны, учителя нашли убежище в еретической Англии и антиклерикальной Франции; только Рим не сделал ни одного жеста, не произнес ни одного слова, чтобы прийти к ним на помощь. Более того. «В то время как солдаты Вильгельма II удушают бельгийских священников и сжигают их церкви, младотурецкие башибузуки, его союзники, избивают на востоке католическое население. Но Рим не шевелится. О, героические времена крестовых походов! О, священные войны против чумы Ислама, которые являются одним из наиболее прекрасных прав папства на признательность мира!» И после дальнейших горестных замечаний автор заканчивает такой нотой: «Я не хочу верить и я не признаю за собой еще права говорить, что папство пассивно присутствовало при зрелище войны, где друг против друга стоят прусское новоязычество и христианское публичное право, что папство усвоило себе поведение Пилата, безразличного зрителя борьбы, т.-е. соучастника».

Такова сущность статьи, подписанной влиятельным бельгийским католиком из Гавра. Вся французская пресса, точно сговорившись, замолчала статью, своим молчанием еще более подчеркивая ее сенсационный характер, – вся французская пресса, кроме солидного «Journal des Debats».[38 - «Journal des Debats» – одна из самых старых французских газет, основана в августе 1789 г. адвокатом Готье де-Биога. Во время господства Наполеона газета, за ее оппозиционное направление, была закрыта. С 1848 г. газета получает ярко выраженную либеральную окраску. С конца 90-х гг. «Journal des Debats» становится вечерней газетой. В противоположность большинству французских газет «Journal des Debats» старается сохранить на своих страницах видимость объективности и беспристрастия. Большое внимание газета уделяет вопросам литературы и искусства. Во время мировой войны, вместе с другими буржуазными французскими газетами, заняла крайне шовинистическую позицию, не останавливаясь перед самыми бессмысленными нападками на все немецкое. Тираж газеты незначителен, не превышает 30.000 экземпляров.] Этот орган либерального католицизма перепечатал большую часть гаврского письма, но без всяких комментариев, как бы выжидая дальнейших последствий. В том же номере «Journal des Debats» приводит, и тоже без комментариев, интервью, данное мюнхенским кардиналом Беттингером немецкому журналисту по поводу позиции папы. Беттингер выразил надежду на то, что при участии Германии и Австрии произойдет сближение между святым престолом и итальянским королевством, и что Турция будет иметь свое посольство при папе («О, героические времена крестовых походов!..»), которое с успехом заменит французский протекторат. Вместе с тем мюнхенский кардинал выразил полное удовлетворение немецких католиков по поводу решительного нейтралитета папы.

Несомненно, положение святого отца очень затруднительно. Итальянские и испанские клерикалы решительно тяготеют к Австрии и католической Германии как могущественному оплоту Рима. Ректор саламанкского университета Мигэль де Унамуно на днях писал: «Я веду энергичную кампанию (за Францию), но я должен сказать откровенно: в Испании мы, сторонники союзников, англофилы и франкофилы, не составляем большинства». С другой стороны стоят миллионы верных католиков нечестивой французской республики, определенные симпатии итальянских народных масс и несчастная Бельгия. Нейтралитет является для папы вообще единственно возможным выходом из этого положения. Но по самому существу дела нейтралитет не может не казаться бельгийским и французским католикам прямым попустительством по отношению к насильнице-Пруссии, оставившей в распоряжении бельгийского правительства всего лишь два фландрских департамента. С другой стороны, несомненно, что сам папа до известной степени демонстративно склоняет весы своего нейтралитета в сторону Австро-Германии, с очевидной целью добиться от Франции восстановления конкордата. Универсальный нейтралитет превращается, таким образом, в орудие политических приобретений. «Independance Belge»,[39 - «Independance Belge» – большая и влиятельная бельгийская газета, выходящая с 1829 г. в Брюсселе. Газета является органом лево-либеральных групп и отражает в то же время интересы крупных промышленников.] как и «Lanterne»,[40 - «Lanterne» – парижская газета, орган радикалов; большого распространения не имеет.] одно из немногих, еще сохранившихся радикальных бельгийских изданий, уже не раз указывали на явную неблагонадежность папы в отношении к союзникам. На это «Action Francaise»,[41 - «L'Action Francaise» – французская монархическая газета, выходящая в Париже; орган роялистов. Тираж газеты – 30 тысяч экземпляров, За две недели до убийства Жореса поместила статью, в которой называла Жореса немецким шпионом, «продающим свой талант и красноречие в пользу немцев». С наступлением мировой войны газета повела бешеную атаку против парламента и республики, утверждая, что только монархический строй сможет привести Францию к победе.В настоящее время газету редактирует Морис Тожо.] орган боевых дружин роялизма, нисколько не отрицая самого факта настроений папы, отвечает: «Есть средство заслужить милость, – надо попросить прощения». Совершенно ясно, что кампания не ограничивается одними газетными статьями. «Corriere della Sera»[42 - «Corriere della Sera» – большая и наиболее влиятельная итальянская газета, выходящая утренним и вечерним изданием. Направление газеты, основанной в 1833 г., – умеренно-либеральное; имеет большое распространение по всей Италии, тираж – 700.000 экземпляров. Газета получает щедрые субсидии от магнатов легкой промышленности – главным образом текстильной, резиновой и др. В последнее время газета на своих страницах отводила место систематической критике фашистского правительства Муссолини. Редактором газеты является сенатор Альбертини.] сообщает: «В последние дни один французский деятель, проездом из Рима, был принят кардиналом Гаспари. Мы знаем, что государственный секретарь Бенедикта XV показал себя очень благосклонным к идее сближения между Ватиканом и Францией… В ватиканских кругах утверждают по этому поводу, что святой отец не видел бы никаких препятствий к присутствию в Риме официозного агента французского правительства. Вероятно, и даже почти несомненно, что такого рода агент не был бы принят покойным папой, который оставался непримиримым в своих отношениях к Франции и соглашался вести переговоры только с официальным посланником. Но новый папа, дипломатический темперамент которого и очень широкие идеи на этот счет достаточно известны, не стал бы противиться началу сближения и принял бы официозного представителя в ожидании восстановления правильных дипломатических сношений». Клемансо по этому поводу с деланной наивностью спрашивает: «Попытка?» – и этим ограничивается. Он знает, что папа нужен, и не хочет мешать. Незачем говорить, что посылка английским правительством сэра Генри Говарда со специальной миссией в Ватикан произвела во Франции на всех католиков большое впечатление, чрезвычайно упрочив шансы конкордата. Кампания ведется, следовательно, с разных сторон различными средствами, которые внешним образом как бы противоречат друг другу, – таковы, например, резкие нападки бельгийского деятеля на папский престол, – но в общем и целом все эти дороги поистине ведут в Рим. Недовольные католики, скорбя или негодуя по поводу нейтралитета папы, удваивают в то же время свое давление на светскую республику, которая и без того по всей линии мирится с клиром.

Париж, 9 января 1915 г.

Эти строки были уже готовы к отправке, когда в «Petit Parisien» появилось обширное письмо намюрского депутата Огюста Мело, одного из немногих светских лиц, которые имели возможность лично разговаривать с папой о судьбе Бельгии. Мело жалуется на то, что папа и его двор состоят почти под неограниченным влиянием германского, австрийского и баварского посланников и ряда специальных агентов двойственного союза.[43 - Двойственный Союз – союз Германии и Австрии. Начало Двойственному Союзу было положено в 1879 г., когда в Вене был подписан австро-германский секретный договор. Этот договор, который должен был быть опубликован только через 8 лет, был фактически направлен против России. Договор заключал в себе пункт, гласящий, что в случае нападения России на Германию или Австрию обе страны должны выступить против России. С момента создания Двойственного Союза связь между Германией и Австрией все более крепнет, и во внешней политике этих государств создается полная согласованность. В особенности это сказалось на Ближнем Востоке, где Австрия играла роль авангарда германского империализма. Австро-германский союз сыграл решающую роль в деле подготовки мировой войны 1914 – 1918 гг.С присоединением в 1882 г. Италии к австро-германскому союзу Двойственный Союз превратился в Тройственный. (О выходе Италии из Тройственного Союза см. прим. 68.)] «Что противопоставляли всем этим усилиям союзники?» – с укором спрашивает намюрский депутат. Сегодня же в «Echo de Paris»,[44 - «L'Echo de Paris» – большая влиятельная реакционная французская газета; основана в 80-х годах прошлого столетия. Орган националистических и клерикальных кругов. В период империалистической войны газета выходила под редакцией реакционера Андре Мевиля. Газета получала субсидии от царского правительства.] органе академического клерикализма и роялизма, появилось телеграфное сообщение из Рима о том, что японское правительство снаряжает чрезвычайную миссию, чтобы принести поздравления Бенедикту XV и дать ему необходимые «разъяснения». Даже с языческого побережья Тихого океана открывается дорога, ведущая в Рим…

«Киевская Мысль» N 20, 20 января 1915 г.

Л. Троцкий. НА СЕВЕРО-ЗАПАД

– Никогда люди столько не ездили, как во время войны, – жалуются французы на вокзалах и в вагонах, с бою захватывая места.

Жарко, душно, томительно… Потные солдаты, territoriaux (ополченцы) с проседью и в морщинах, требуют у входа проходные свидетельства. Женщины провожают мужчин в темных плисовых или красных суконных штанах, гладят их по лицу и нежно держат за руки. Не сливаясь с толпой, движутся в ней темно-желтые фигуры англичан, иногда индусов с оливковыми лицами. С вокзала Сен-Лазар поезд идет на северо-запад, в Гавр, центральную базу великобританской экспедиционной армии. С итальянским депутатом Моргари мы занимаем места в туго набитом купе, и поезд трогается, провожаемый движениями и взорами осиротелых женщин. Наиболее счастливые едут сами, с мужьями или к мужьям, с сыновьями или к сыновьям. Томительно, несмотря на прекрасный в своей спокойной отчетливости французский пейзаж. Все слова сказаны за этот почти год, все опасения выражены, все утешения выслушаны, – само слово человеческое как бы стерлось и утратило свою убедительность. Прорезывая частые туннели, поезд мчится вниз по течению Сены, то приближаясь, то удаляясь от воды. У нас в купе, кроме двух женщин в черном – старой и молодой, с опухшими глазами, томятся: английский офицер, француз-врач, руанский журналист, итальянский депутат и автор этих строк. Английский офицер, как полагается, молчалив, тем более, что он, как полагается, не знает французского языка.

Моргари[45 - Моргари – итальянский социалист; один из инициаторов созыва Циммервальдской конференции.] едет в Лондон.

– Почему через Гавр? – с удивлением спрашивает врач-француз. – Через Булонь несравненно спокойнее и безопаснее, приходится оставаться на море всего час, тогда как через Гавр – около пяти часов.

– Вот именно потому через Гавр, – с добродушной улыбкой отвечает туринский депутат, – чтобы набраться побольше «эмоций»…

Французы округляют глаза и разводят руками. У всякого, конечно, свой вкус. Но гоняться в Ламанше за эмоциями, в то время как немецкие подводные лодки гоняются там за пассажирскими пароходами, – нет, этого нельзя назвать очень практичным!..

Все поочередно набрасываются на Моргари с вопросами относительно внутренней и внешней итальянской политики и «авторитетных» надежд на ход военных операций. Депутат охотно отвечает. Хоть и с ярким итальянским акцентом, он свободно говорит по-французски. Недюжинный психолог, с проницательным аналитическим умом, Моргари дает яркие ответы, моментами переходящие в парадоксы. Беседа незаметно превращается в импровизированную лекцию. Попытаемся схватить ее существо: оно заслуживает внимания.

– Нация и война! Но это ваша общеевропейская ошибка, господа, когда вы говорите об итальянской нации. Ее нет! Вот вы изумлены, – тем более я буду настаивать на этом утверждении. Есть дюжина итальянских наций. Не только в том смысле, что наряду с литературным итальянским языком существуют диалекты, понятные только в пределах своих провинций, но потому, что все еще имеются налицо замкнутые сферы культуры и нравов, с глубокими различиями уровня развития, наконец, до сих пор не разложившиеся еще отложения разных рас. Есть на севере области совершенно немецкого склада. И есть провинции, которые по характеру, жизни и темпераменту ближе всего к Франции. Есть области старых греческих колоний, где царит вероломство, «la foi grecque», есть области арабского и цыганского типа. Вы знаете, что итальянцы музыкальны? Но есть провинции, совершенно лишенные музыкального духа. Есть области трудолюбивые, с системой в работе и с культурной выдержкой. На юге неподвижность, косность и лень. Хорошо организованный, пропитанный политическими тенденциями клерикализм севера целой культурной эпохой отделен от первобытных живописно-языческих суеверий юга. Наряду с самой утонченной культурой, ни в чем не уступающей французской, имеются очаги самого настоящего, нимало не риторического варварства. Есть провинции республиканские и социалистические, и есть области средневекового разбойничества. Я вам говорю, все европейские – и не только они, но и азиатские, и африканские – национально-расовые и культурные типы представлены у нас. Вот почему так трудно давать общие характеристики итальянской политики.

…Возьмите роль Джиолитти[46 - Джиолитти – см. т. XIII, прим. 63.] и его сторонников в настоящей войне: ведь это в своем роде политическое чудо. Из 508 депутатов парламента к отстаивавшемуся Джиолитти нейтрализму присоединилось 300 человек. Если прибавить четыре с половиной десятка социалистов, то партия охранения нейтралитета представится совершенно, казалось бы, непреодолимой. Между тем, что мы видим после стратегической отставки кабинета Саландры?.[47 - Саландра, Антонио (род. в 1853 г.) – итальянский политический деятель. В 80-х годах занимал кафедру административного права в римском университете. В 1886 г. был впервые избран в парламент, где вскоре выдвинулся как один из руководителей умеренно-консервативной фракции. В 1892 г. Саландра назначается товарищем статс-секретаря финансов, а в 1893 г. – товарищем статс-секретаря казначейства. Позднее Саландра был министром земледелия (1906 г.) и министром финансов (1909 г.). В марте 1914 г., после падения кабинета Джиолитти, Саландре было поручено королем сформировать новое министерство. Относясь враждебно к Германии, Саландра усердно содействовал расторжению Тройственного Союза (Германия, Австрия, Италия) и вмешательству Италии в войну на стороне Антанты. Под руководством Саландры Италия в мае 1915 г. объявила войну Австро-Венгрии. В мае 1916 г. Саландра вышел в отставку. В 1923 г. Саландра был представителем Италии в Лиге Наций. В настоящее время он депутат палаты. Находившийся долгое время в оппозиции к фашистскому правительству Муссолини, Саландра в ноябре 1926 г., после исключения оппозиционных депутатов палаты, явился на очередное заседание парламента и голосовал за предложенный фашистами закон о защите государства.] Палата вотирует министерству неограниченные полномочия, т.-е. фактически высказывается за войну – против 74 голосов. Если откинуть 48 социалистических голосов (голосование, как припомните, было тайное), на долю джиолиттианцев придется максимум каких-нибудь 25 голосов. Куда же девались остальные 275? Чтобы понять тут что-нибудь, хоть приблизительно, нужно знать, что такое джиолиттианцы. Это не политическая партия, связанная какой-нибудь, хотя бы и очень неопределенной программой. Это административно-парламентская дружина, коалиция локальных и личных интересов, политических амбиций и префекторского могущества. Что такое наш юг? Во многих отношениях – средневековье. Но этому средневековью север дал почти всеобщее избирательное право. Массовые избиратели, крестьяне или городская мелкота, отдают голоса по случайным, в политическом смысле, побуждениям, чаще всего, небескорыстным. Нотабли отдают голоса той партии, которая имеет больше всего шансов на власть. Это партия Джиолитти с ее могущественными префектами. Сам бывший префект, Джиолитти владеет избирательным механизмом, как виртуоз. Зачисляясь в джиолиттианцы, всякий депутат сваливает на телегу этой коалиции вязанку своих департаментских требований и притязаний, сплошь и рядом хищнического характера. Политика юга, это – политика клик, которые относятся к парламенту, как дикарь к деревянному идолу, сосут захваченные ими коммуны и требуют от государства законов себе на потребу. Без префекта они ничто, с префектом – все. Джиолитти им дает префекта. Вот почему все южане, можно сказать, без исключения, джиолиттианцы. То, что у нас понимается под именем джиолиттизма, не есть ни партия, ни политическое направление, но система действий: эксплуатация государственного аппарата в интересах провинциальных шаек, политическое давление на выборах, карьерные обольщения, раздача больших и малых концессий, прямой подкуп, сложная система то тонких, то грубых манипуляций, маккиавелизма и полицейской дубины, в результате чего старое парламентское большинство возвращается на свои места с Джиолитти, как средоточием. Сам он – этого тоже не нужно упускать из виду – гораздо выше своей клиентелы и собственной славы. Джиолитти лучше джиолиттизма. Северянин, пьемонтинец, родом из мелкобуржуазной трудовой семьи, трудолюбивый, спокойный, трезвый, чуждый латинской риторике, Джиолитти представляет германское начало в итальянской политике. Его симпатии, несомненно, на стороне немецкой культуры. Монархист и консерватор, он, однако, совершенно чужд консервативного доктринерства. Наоборот, он оппортунист, готов идти на очень большие уступки тому, что называется «духом времени», всегда в консервативных целях. На севере он имеет действительных политических сторонников, тех, которые вместе с ним стремятся к консолидации Италии на твердых буржуазных основах. Но, чтоб делать политику, нужно иметь большинство, а в нашей разбитой на разные культурные области стране нельзя сплотить партию программным единством. Здесь-то и вступает в свои права джиолиттизм, политика sans scrupules (без щепетильности), подчиняющая провинциальные клики – sans foi ni loi (без чести и совести) – очередным задачам капиталистически-консервативного государства и дополняемая демократическими уступками. Эта стратегия личных и групповых комбинаций действительна только в известных пределах. Война подвергла ее испытанию, и в результате – крушение. Джиолитти был против войны по соображениям государственно-консервативного характера. Милитаристические увлечения вообще совершенно несвойственны этому коммерчески-деловому уму. Его, как известно, обвиняют даже в том, что он «запустил» армию. Правда, Джиолитти провел триполитанскую войну. Но никто ведь не думал тогда, что дело окажется столь сложным, рассчитывали на так называемую военную прогулку. Вероятнее всего, что именно триполитанский опыт укреплял Джиолитти в его нейтрализме. Но у Джиолитти не оказалось партии. Если 300 депутатов заявили о своем присоединении к нему, то только в расчете на то, что Джиолитти возьмет в свои руки власть. Но когда правительство показало, что не хочет сдаваться, и начало третировать нейтралистов, как предателей и агентов Австрии, джиолиттианцы разбежались, как испуганные мыши. Недаром их шеф научил их ценить государственную власть: в критическую минуту они стали на ее сторону, переменив только имя господина. Некоторые хитроумные французские публицисты пытались раскрыть загадку мистерии 20 мая, приписывая Джиолитти роль тайного соучастника Саландры. Это, разумеется, пустяки. Дело, как видите, и гораздо проще, и гораздо сложнее… После своего жестокого краха Джиолитти отошел в тень: с момента итальянской интервенции он не обмолвился ни одним словом. Совершенно ясно, что он выжидает своего часа.

… О военных операциях могу сказать немного. Несомненно прежде всего, что министерство Саландры сделало за десять месяцев войны все, что можно было, чтобы пополнить нехватки и заделать прорехи. По всем признакам, война и на нашем фронте принимает затяжной позиционный характер. Гористый рельеф местности как нельзя более содействует этому. Чтоб идти вперед, нужно в три-четыре раза больше сил, чем для того, чтобы обороняться. Вряд ли можно поэтому ждать на нашем фронте быстрого развития военных операций… О финансах тоже не могу сказать многое. Да и кто может теперь сказать что-нибудь определенное и точное – и не только в Италии – о финансовой стороне нынешней войны. У нас говорили, что Англия предложила Италии два миллиарда лир без процентов; Италия же потребовала – и получила – четыре миллиарда из двух процентов. Насколько это достоверно, сказать не могу. Финансовые операции и планы покрыты почти такой же тайной, как и военные…

Вечер, стало прохладнее. В окна видна Сена, ровная и ясная, меж зеленых берегов. Она несет здесь по Нормандии свои воды к могучему устью. Деловой культурой веет от охватывающих Сену мостов, от барж с углем, которые тащит на буксире веселый пароход. Здесь не редкость еще встретить крестьянские домики, крытые соломой. Весь пейзаж дышит спокойным напряжением труда. Только дамы в черном, да вагоны Красного Креста, попадающиеся навстречу, напоминают о войне. На больших станциях сестры с кружками: «Pour nos blesses» (для наших раненых). Мне вспоминается ясное осеннее утро с холодком, когда я въехал во Францию из Швейцарии. Тогда война была еще внове и казалась, несмотря на все, невероятной, все впечатления воспринимались с неповторяющейся отчетливостью. Сестры с повязками на руках, как и теперь вот, открывали двери вагонов и говорили: «Pour nos blesses». Публика опускала монеты гораздо щедрее, чем теперь. За протекшие месяцы все стали беднее деньгами, энтузиазмом, надеждами, – богаче скорбью. Тогда, осенью, когда французский каштан уже сплошь тронулся желтизной, все с тревогой говорили о зимней кампании и с надеждой о великом наступлении весной. После того прошли зима и весна, и вот лето уже катится навстречу осени. И снова с тревогой говорят в вагонах и в семьях о предстоящей зиме.

«Киевская Мысль» N 191, 12 июля 1915 г.

Л. Троцкий. ФРЕНЧ

Об английской армии французские солдаты дают самые лестные отзывы. Каждый английский солдат в отдельности – сам себе офицер. Они самостоятельны, мужественны, находчивы и в обороне непреодолимы…

Во главе этой армии, созданной нацией, свободной от всеобщей воинской повинности, нацией старых вольностей, нацией спортсменов, стоит сэр Джон Дентон Пинкстон Френч. Как и некоторые другие выдающиеся британские адмиралы и генералы, Френч родом из Ирландии. Он происходит из знаменитой семьи графства Гальвей, провинции Коннаут, во главе которой стоит в настоящее время сэр Артур Френч. Там, в Ирландии, где лендлорды возвышаются над истощенной страной как полубоги, царит в правящих слоях наиболее благоприятная атмосфера для воспитания военачальников старого «героического» типа. Но развертывать свои силы им приходится исключительно в колониальных войнах. Англия уже в течение более чем двух человеческих поколений не посылала своих войск на европейский континент.

По традиции, Френчи – раса моряков. Отец нынешнего маршала был морским офицером, но скоро бросил службу и поселился с семьей в родовом поместье. Сэр Джон там и родился 28 сентября 1852 г. Френч, следовательно, почти ровесник Жоффру. Семейные традиции толкнули молодого Френча на путь морской карьеры. После подготовительной школы он вступил, 13-ти лет от роду, в морской колледж в Портсмуте и, не ознаменовав себя особенно блестящими успехами, совершил в 1866 г. учебное плавание на «Британии», в качестве кадета. Через четыре года он решает экспромтом расстаться с морской службой и на 19-м году поступает в армию. Сперва его назначают офицером милиции, и только в 1874 году он переходит в регулярную армию, офицером в гусарский полк. «Было бы явным преувеличением, – говорит его биограф, – представлять себе в эту эпоху молодого Френча чахнущим над книгами; он весьма предпочитал охоту на лисиц и стипльчез (скачку с препятствиями) изучению основ тактики и стратегии». Его начальники в ту пору гораздо охотнее вверили бы ему для объездки четверку самых неприступных лошадей, чем экспедиционный отряд. Произведенный в капитаны в 1880 г., Френч женится на аристократке и несколько месяцев занимает должность адъютанта при каких-то территориальных войсках. В 1882 г. гусарский полк, в котором служил Френч, был переправлен в Египет, а два года спустя отправляется вдогонку за ним, по собственной просьбе, и сэр Френч. Ни молодой офицер, ни полк, к которому он принадлежал, не имели в то время за собой никакого военного прошлого. Им предстояло только создавать себе репутацию непобедимости в наиболее благоприятных для этого условиях колониальной войны. «Наполеон искал офицеров, которые родились под счастливой звездой, – говорит тот же биограф, – а Френчу всегда везло в серьезные минуты его жизни»… В армии он так и был известен под именем «Lucky French» («Френч-счастливец»). В Египте он служил под командой полковника Перси Барроу и под его начальством принял участие в злосчастной нильской экспедиции. Отряд 19-го гусарского полка, под командой Барроу и Френча, в качестве второго начальника, составлял часть летучей колонны, в тысячу человек и две тысячи верблюдов, под начальством генерала Герберта Стюарта. Кавалерийский отряд служил этой колонне в походе прикрытием. Схватка с туземцами произошла в Абу-Клеа после двухнедельного похода и с большим ожесточением длилась два дня. Генерал Стюарт был смертельно ранен. Кампания закончилась неудачно, и колонна вынуждена была начать трудное отступление, во время которого отряд Френча служил арьергардным прикрытием. «Это были не солдаты, а герои», – сказал будто бы гр. Мольтке[48 - Мольтке (1800 – 1891) – прусский генерал, фельдмаршал и начальник прусского генерального штаба. (Подробнее см. т. IV, прим. 69.)] (не племянник, а дядя) про участников этого отступления через пустыню. Здесь Френч получил боевое крещение и отсюда же датирует его интерес к военным вопросам, в особенности к кавалерии. В чине подполковника гусарского полка он возвращается в Англию и посвящает себя реформам в 19-м гусарском полку, который скоро становится образцовым. Френч получает командировку в Индию, где сближается со своим ближайшим начальником, кавалерийским генералом Джорджем Лекком, который склоняется к реформаторским воззрениям блестящего полковника. Совместно они организуют маневры на новых «принципиальных» основах и вызывают против себя сплоченную оппозицию рутинеров и консерваторов армии. В результате полковник Френч получает в 1893 году отставку на половинном жаловании. Теперь Френч посвящает все свое свободное время изучению всех вопросов, связанных с близким ему родом оружия. После кавалерийских маневров в Беркшире Френч выступил с решительной критикой многочисленных изъянов в организации и выучке великобританской кавалерии. К этому времени генерал Лекк вернулся из Индии в Англию и принялся энергично за реформаторскую деятельность, основы которой были намечены еще в Индии. Несмотря на упорное противодействие партии рутинеров, Лекк поручил полковнику Френчу составить проект нового устава кавалерийской службы, который совершал «полный переворот» в кавалерийских идеях. В 1895 г. Френч в качестве генерал-ассистента от кавалерии вступает в военное министерство, чтобы руководить на практике применением своих новых методов. Из министерства он вскоре выходит, чтобы стать во главе 2-й кавалерийской бригады и доказать во время маневров все преимущество своих тактических принципов над устарелыми методами своих антагонистов. Френч одерживает победу. Противники его объявляют ее делом случая и предсказывают новатору полный разгром на войне. В специальной прессе разгорается неистовая полемика, не выходящая, разумеется, за черту узкого круга посвященных. Имя Френча во всяком случае было в то время еще совершенно неизвестно широким кругам публики, и когда империалистическая политика Англии привела на юге Африки к войне с бурами,[49 - Война с бурами – возникла в 1899 г. между двумя южно-африканскими республиками, населенными бурами, и Великобританией в результате стремления английского империализма к присоединению этих республик к английским колониальным владениям. Несмотря на уступчивую политику бурской республики Трансвааль, Англия готовила нападение и сосредоточила у границ Трансвааля большие военные силы. Ультиматум, посланный Трансваалем 9 октября 1899 г. Англии с требованием отозвания войск, был Англией отвергнут, и 11 октября 1899 г. началась война. К Трансваалю сейчас же присоединилась другая бурская республика – Оранжевая. В первый период войны – в сражениях 15 октября, 11 и 15 декабря 1899 г. и 24 января 1900 г. – буры одержали ряд побед над английскими генералами, осадили английские отряды в городах Лэдисмите и Кимберлее и вторглись в пределы английской Капской колонии, где встретили сопротивление со стороны отрядов под командой Френча. Но небольшие бурские государства сумели выставить не более 50 тысяч солдат, между тем как Англия, после понесенных поражений, довела свою армию до 200 тыс., а к концу войны – даже до 400 тыс. чел. Под напором превосходных сил буры принуждены были отступить. 16 февраля 1900 г. английская конница под командой Френча освободила от осады гор. Кимберлей. 13 марта 1900 г. англичане заняли столицу Оранжевой республики, гор. Блумфонтейн, а 5 июня – столицу Трансвааля, гор. Преторию. После этого Англия объявила о присоединении обеих республик к ее владениям. Но буры не сложили оружия и под командой Бота и Девета в течение двух лет вели упорную партизанскую войну, причинившую англичанам большие потери. 31 мая 1902 г. партизанские отряды буров прекратили борьбу.] среди тех кандидатов, которых выдвигала пресса на пост старшего начальника кавалерии, не было даже произнесено имя Френча. «Счастливцу» сэру Джону приходилось пока еще запастись терпением, впрочем, на очень короткий срок. Британский главнокомандующий Буллер ценил его со времени Суданской кампании, и, благодаря его голосу, Френч был назначен начальником кавалерии, оперировавшей в земле Наталь. С этого времени начинается его восхождение. Через десять дней после вручения президентом Крюгером ультиматума британскому агенту в Претории (10 октября 1899 г.) Френч вошел в Лэдисмит. В тот же день он находился во главе колонны, которой было поручено захватить железнодорожную станцию, где был остановлен и взят бурами в плен английский военный поезд. Успех этого сражения, продолжавшегося два дня, был, как сообщает нам биограф Френча, целиком обеспечен тактическими диспозициями кавалерийского генерала. Он отбросил неприятеля, взял станцию, освободил пленных и очистил железнодорожную линию. После этого успеха английская пресса закрепила имя Френча в общественной памяти в ореоле таких качеств, как решительность, храбрость и хладнокровие.

Американский корреспондент, сопровождавший английскую армию, сообщает, между прочим, такой эпизод. Под бурскими снарядами и пулями Френч, не моргнув глазом, рассуждал с военным корреспондентом о плохом освещении, мешавшем делать фотографические снимки. В этой кокетливой браваде генерала военачальник скрывается за лихим спортсменом, за смельчаком, верящим в свою звезду. И действительно, среди солдат за ним более чем когда-либо укрепилось прозвище «счастливца». После несчастного предприятия генерала Вайта под Лэдисмитом Френч поставил свою карту ва-банк и… выиграл. Буры окружали город, и никто не знал, не отрезана ли ими железнодорожная линия. Если они не сделали этого, то только по неопытности. Несмотря на предостережения начальника станции, Френч со своим генеральным штабом заняли поезд и на всех парах пустились по полотну. Буры встретили их ружейными выстрелами, но поезд проскочил и благополучно прибыл в Питермарицбург. В конце ноября положение британской армии становится очень затруднительным, и только кавалерийские операции Френча на фронте в 60 километров не дают бурам окончательно овладеть всеми позициями Капской колонии. Главнокомандующим назначен лорд Робертс. Он поручает Френчу, во главе кавалерийской дивизии в 8.500 сабель, освободить осажденный Кимберлей. На это поручение Френч отвечает: «Я вам категорически обещаю очистить Кимберлей до шести часов вечера 15 февраля, если только останусь жив». Этот ответ очень характерен для «счастливца»-Джона, – кажется, что слышишь пламенного участника стипльчезов или лихого партизана Денисова. Вместо обещанной дивизии Френч получил только 4.800 человек. Он имел против себя значительно более сильного врага, тем не менее Френч твердо решил выиграть пари, т.-е. выполнить данное ему военное поручение. 15 февраля в семь часов вечера он вошел победителем в Кимберлей, – Френч опоздал на час. Но ведь и то сказать: ему дали немногим больше половины того числа сабель, которое полагалось по условию. Дальнейшая роль Френча в войне с бурами имела тот же характер: отвага и риск.

В 1902 г. Френч возвращается в Англию триумфатором. Вскоре после своего возвращения он был назначен комендантом Алдерсхота. Тут он впервые командовал в мирное время отрядом войск, в который входили все роды оружия. Но главное его внимание привлекала к себе по-прежнему кавалерия: исключительную любовь к этому наиболее отсталому роду оружия он сохранил до сего дня. Несмотря на огромные технические изменения в военном деле и вызванные ими стратегические и тактические перемены, аристократ-спортсмен остался убежденным сторонником лошади, сабли, пики, скачки, – словом, «кавалерийского духа». В декабре 1907 г. Френч был назначен генеральным инспектором всей армии, а в 1912 г. его поставили во главе генерального штаба, реорганизованного по немецкому образцу.

В политических вопросах Френч никогда не занимал, по крайней мере, пред лицом общественного мнения, определенной позиции, считая, что армия должна оставаться вне политики. Тем не менее, он на короткое время сам стал «жертвой» политики. Когда в связи с возмущением ульстерских протестантов началось брожение среди английского офицерства, приведшее к отставке полковника Селли, тогдашнего военного министра, генерал Френч из солидарности покинул пост начальника генерального штаба. В отставке ему пришлось пробыть всего только четыре месяца. Разразилась война, и Френч был в качестве маршала поставлен во главе английского экспедиционного отряда и подчинен Жоффру.

Париж.

«Киевская Мысль» N 13, 13 января 1915 г.

Л. Троцкий. «ЯПОНСКИЙ» ВОПРОС

Вопрос, который буквально горит сейчас в фокусе общественного мнения Франции, это вопрос о японской помощи. В сущности это единственный политический вопрос, вокруг которого в прессе идет ожесточенная борьба. Инициатива поднятия «японского» вопроса почти с самого начала войны принадлежит Пишону,[50 - Пишон, Стефан (род. в 1857 г.) – французский политический деятель. Неоднократно избирался депутатом в парламент. В 1906 г. был назначен министром иностранных дел и вел на этом посту переговоры с русским мининделом Извольским по поводу аннексии Австро-Венгрией Боснии и Герцеговины. В 1911 г. Пишон ушел в отставку и после этого еще два раза (в 1913 и 1914 гг.) занимал пост министра иностранных дел. В последнее время Пишон – сенатор, примыкает к «национальному блоку» (правых).] бывшему министру иностранных дел, при котором состоялось в 1907 году соглашение между Японией и Францией, за несколько месяцев до русско-японского соглашения. Пишон вел свою кампанию в «Petit Journal»[51 - «Petit Journal» – большая право-буржуазная, очень распространенная и влиятельная французская газета. Тираж доходит до 1 миллиона экземпляров.] с однообразной настойчивостью человека, который уверен, что события окажут ему поддержку, или который преследует цель, непонятную до поры до времени непосвященным. На поддержку своего бывшего сотрудника и ученика, с которым он также будто порвал, выступил Клемансо. Он сразу внес в обсуждение вопроса о привлечении японской армии в Европу свою главную силу – злость: издевался над кунктаторами, высмеивал «моральные» и «национальные» сомнения, третировал, как недорослей, людей с Quai d'Orsay[1 - Набережная в Париже, где помещается французское министерство иностранных дел. – Ред.] и добился того, что выдвинутая Пишоном задача стала центральным вопросом большой политики сегодняшнего дня. На подмогу этим важнейшим силам французского дипломатического резерва выступили легкие франк-тиреры[2 - Вольные стрелки. Ред.]. Ришпен, из французской академии, уже две-три недели тому назад написал певучую статью, которая заканчивалась словами: «Добро пожаловать, сыны восходящего солнца!».

Так или иначе, вопрос поставлен и – не только в печати. Весьма возможно, что в тот момент, когда эти строки дойдут до читателя, – а это теперь длится ужасно долго, – вопрос уже разрешится практически, вернее дипломатически, в ту или другую сторону. Тем важнее кажется нам остановить своевременно внимание читателей на тех сторонах японского вопроса, которые имеют особенную остроту для Франции.

Суть дела совершенно проста. Война длится уже пять месяцев. Немецкий бурный натиск на Францию потерпел крушение. Немецкое наступление приостановлено на всем фронте. Но остается во всей силе тот факт, что немецкая армия владеет всей Бельгией и пятой частью французской территории. Немецкое наступление сломлено. Но чем дальше, тем яснее становится, что это меньшая часть военной задачи. Теперь очередь за французским наступлением. Германский генеральный штаб опубликовал аутентичный приказ Жоффра о генеральном наступлении, начиная с 17 декабря. Действительно, на фронте с этого дня наступило снова «оживление», после застоя предшествовавших недель. Сравнивая сообщения обоих генеральных штабов, швейцарский полковник Фейлер устанавливает, что французы говорят каждый раз о вновь занятых траншеях или об укреплении ранее занятых, словом – о положительных успехах, тогда как немцы сообщают преимущественно только об отраженных атаках. Но самый характер французского наступления лучше всего показывает, какая громадная задача еще стоит перед французской армией.