Наша первая революция. Часть I

Такое же настроение, – вспоминает оратор, – было и перед освобождением крестьян. Но тогда условия сложились благоприятно… для кого?.. Тогда прогрессивным элементам общества в союзе с прогрессивными элементами бюрократии удалось разрешить важнейшую задачу того времени. И все страхи, вся накопившаяся взаимная ненависть, все угрозы исчезли, как ночные тени, перед веянием света и свободы. А теперь? Союз печати с бюрократией, к несчастию, невозможен, потому что бюрократия цепко держится за свои привилегии. Бюрократия даже не понимает того, что в сущности либеральная печать является устоем порядка, ибо она сеет в обездоленных массах спасительную надежду – надежду на реформу сверху. А надежда заменяет отчаяние ожиданием. Но сбудется ли надежда? Или обманет и тем закалит отчаяние? Хватит ли у «современного поколения» сил для разрешения задачи и предотвращения катаклизма? Или же на нас надвинется то грозное, что зреет внизу?.. Вот в чем тревожный вопрос. Очень красиво и правдиво пела жирондистская душа писателя-художника о предреволюционной политической жути русской демократии. Встреченная «дружными аплодисментами» речь г. Короленко стоит, в своем роде, десятка демократических «платформ».

Но съезд все же не ограничился поэтической исповедью и принял предложение г. Милюкова, считающего себя, как известно, реалистическим политиком, выработать основы программы и тактики.

При обсуждении политической платформы возникло разногласие насчет предоставления избирательных прав женщинам, – но «подавляющим большинством голосов этот вопрос был разрешен в положительном смысле».

Аграрный вопрос был разрешен съездом более широковещательно, чем определенно, и более великодушно, чем глубоко. Союз писателей поставил себе задачей «стремление к осуществлению (как осторожно!) такой экономической политики, в результате которой весь земельный фонд страны был бы предоставлен в распоряжение трудящегося населения (как смело!)». Всякий, кто будет отстаивать добавочное наделение с выкупом, организацию переселений и другие не бог весть какие радикальные меры, будет чувствовать себя в курсе «стремлений к осуществлению» каучуковой аграрной программы. Немудрено, что к этой резолюции, столь робкой и столь «смелой» в одно и то же время, присоединилось больше 80 голосов, т.-е. все, кроме марксистов, которые воздержались (?), надо думать, из брезгливости к формулам, которые обещают все и ничего. За национализацию земли одновременно с государственным преобразованием высказалось уже только 54 голоса. Мы не будем здесь подвергать детальной критике творчество буржуазной демократии в области аграрного вопроса, – ниже мы сделаем это в другой связи.

Глубокой поучительности полны заключения гг. российских писателей по рабочему вопросу. Единогласно съезд высказался за государственное страхование рабочих, за урегулирование (а не уничтожение!) ночного труда, за ограничение (а не безусловное воспрещение!) детского труда. Вопрос о немедленном введении 8-часового рабочего дня вызвал разъединение: соответственная резолюция была принята лишь 50 голосами против 42, при 6 воздержавшихся. Тогда предложили другую резолюцию, требующую немедленного введения 8-часового рабочего дня лишь для тех производств, где он «возможен по техническим условиям в настоящее время», и принятия надлежащих мер для введения его «в ближайший срок» во всех других производствах, но и за эту резолюцию голосовало лишь 52 против 49.

Тогда было внесено предложение: ввести в платформу союза писателей не только законодательную охрану трудящихся, но и «содействие пролетариату в его борьбе за политическое и экономическое освобождение и стремление к обобществлению орудий производства». Да, да, ни больше, ни меньше! И что же? Социалистическая программа, потому что ведь это социализм, господа! – была установлена «подавляющим большинством голосов» писателей. Случилось это в вечернем заседании всероссийского съезда 6 апреля в лето от Р. Хр. 1905…

Итак, после 6 апреля 1905 г. «подавляющее большинство» русской печати стало на службу социализму. Удивительное дело, как этого никто даже и не заметил! Мы лично всегда очень внимательно следим за русской журналистикой и должны признаться, что только теперь, изучая все политические декларации русской интеллигенции за последний год, мы узнаем о такой великой и в то же время крайне дешевой победе международного социализма на нашей родине… Подавляющим большинством было санкционировано стремление к обобществлению орудий производства. Жаль, очень жаль, что по этому вопросу не было произведено поименного голосования. Так, для нас остается сокрытым поведение хотя бы делегата «Вестника Европы». Или г. Слонимский,[121 - Слонимский, Л. З. – один из крупных русских журналистов и активнейший сотрудник журнала «Вестник Европы». В русской публицистике Слонимский был известен своими статьями против марксистской политической экономии (в свое время блестящую отповедь дал ему Нежданов-Череванин, будущий ликвидатор, – в своих статьях в журнале «Научное Обозрение»). В «Вестнике Жизни» вел политические обзоры и считался одним из столпов умеренного либерализма. Умер в 1918 г.] великий марксоборец, перешел к идеям коммунизма? А г. Милюков? А г. Короленко? А «Русские Ведомости»? «Мы все – социалисты», – повторили они 6 апреля знаменитые гладстоновские[122 - Гладстон (1809 – 1898) – видный политический деятель Англии во второй половине XIX века, вождь либералов. С его именем связано значительное расширение избирательного права и борьба за самоуправление («гомруль») для Ирландии. Закон о «гомруле», внесенный Гладстоном в бытность его председателем Совета Министров в 1886 г., был отвергнут палатой общин. В 1893 г. Гладстону удалось настоять на принятии законопроекта палатой общин, но он наткнулся на сопротивление палаты пэров, где проект был провален. На почве этого конфликта Гладстон вскоре ушел в отставку. Его мирная политика по отношению к Ирландии, политика уступок и подачек, преследовала цель подчинения Ирландии английскому капиталу демократическими средствами.] слова. Все – и даже «Биржевые Ведомости»,[123 - «Биржевые Ведомости» – газета, выходила в Петербурге с 1880 г.; с 1893 г. стала выходить и вечерним изданием. В 1905 г. – орган кадетов. «Биржевые Ведомости» были временно закрыты в конце 1905 г. за напечатание манифеста Совета Рабочих Депутатов. В эпоху наступившей реакции газета перешла в лагерь желтой прессы.] так красноречиво отстаивающие наряду с платформой союза платформу г. Витте! Впрочем, тут нет даже и противоречия: «Московские Ведомости», которые всерьез думают, что «они все – социалисты», не так давно писали, что кого-кого, а уж г. Витте никто, разумеется, не заподозрит в отрицательном отношении к социалистическим идеям.

Да, они все – социалисты! И те, которые высказывались против равноправия женщин, и даже те, которые голосовали против восьмичасового рабочего дня. Приняв столь внезапно социалистическую программу, эти смелые джентльмены разошлись по своим редакциям и снова взялись за свое тягло: кто продолжал защищать программу земских съездов, кто – программу г. Витте, никому еще, впрочем, неизвестную.

«Стремление к обобществлению орудий производства!..» – что же это все-таки означает? В том-то и суть, что это ничего не означает. Или, может быть, вернее будет сказать, это означает – сознательное или бессознательное – политическое шарлатанство.

Съезд заседал в такое время, когда даже г. Короленко пришлось признать, что «огромный контингент фабрично-заводского пролетариата уже сознал важность свободных политических форм» – и не только свободных политических форм, но и полной, т.-е. социалистической свободы от гнета капитала. Игнорировать пролетариат буржуазной демократии не приходится. Нужно, значит, дать место этому «огромному контингенту» на своей маленькой платформе. Восьмичасовой рабочий день? Конечно, это излюбленный лозунг пролетариата. Но ведь этот лозунг все-таки кое к чему обязывает. Тут имеешь дело прямо с цифрой: восемь часов, не больше и не меньше. Присягнуть на верность этому лозунгу значит создать для себя затруднение при обсуждении земских и промышленных программ, а также и никому еще неизвестной программы г. Витте. Но расписаться в «стремлении к обобществлению», – mon Dieu! – кого и к чему это обязывает? А между тем, это недурной козырь в борьбе с социал-демократией. Вы нас обвиняете в ограниченном буржуазном либерализме? Позвольте! мы вам сейчас покажем, – у бюро нашего союза в архиве спрятана наша программа, – так вот, если ее найти и прочитать, то из нее можно с несомненностью удостовериться, что 6 апреля 1905 года мы все клялись на перьях поддерживать «стремление к обобществлению орудий производства». Теперь понятно, почему все они социалисты… Для того, чтобы покончить с этим, прибавим, что в конце концов социально-экономические вопросы, в интересах единства, были вовсе исключены из платформы, и она оказалась чисто-политической.

По вопросу о тактике съезд признал наиболее целесообразным «прямой и активный» образ действий, и нам неизвестно, как примирилась с этим жирондистская жуть г. Короленко и тех, кто дружно аплодировал ему. Впрочем, прямой и активный образ действий исчерпывался, по мнению съезда, настойчивой агитацией в пользу немедленного созыва Учредительного Собрания, производимой путем цензурной и бесцензурной печати устройством сходок, собраний и народных митингов и, наконец, в частности, образованием ряда профессиональных союзов, с возможным объединением их деятельности в союзе союзов.

Насколько нам известно, никакого «прямого и активного» образа действий союз писателей, как таковой, не проявил. Но, может быть, можно было бы простить ему это или, по крайней мере, найти смягчающие вину обстоятельства, если б в своей газетной агитации члены его оставались верны хотя бы только принятым ими политическим директивам. Мы нашли бы для них, может быть, оправдание, если б они, не вступая самолично на путь «прямой и активной» борьбы, поддерживали бы такой образ действий в своей прессе или, по крайней мере, воздерживались от литературной агитации, направленной против прямого и активного образа действий. Но не было и этого! Не было ни одной либеральной газеты, которая бы служила своей программе иначе, как путем каждодневных нарушений ее. Не было ни одной газеты, которая воздерживалась бы от искушений занести руку на представителей «прямого и активного» образа действий! Мы утверждаем, и мы готовы принять вызов любой из наших либеральных и радикальных газет и доказать перед любым жюри, что повседневная политическая агитация всей нашей прессы, всей без исключения, стоит неизмеримо ниже даже тех политических принципов, которые представителями той же прессы признаются в торжественных декларациях. Наши оппозиционные газеты за работой отличаются одна от другой лишь степенью измены основным и элементарным принципам демократии.

Наиболее шумно произошло, несомненно, образование всероссийского союза медицинского персонала. Образование это произошло на пироговском съезде, собравшемся не только без разрешения администрации, но и вопреки ее прямому запрещению. В конце концов центральные власти санкционировали съезд, уже фактически заседавший.

Резолюция пироговского съезда 20 марта, легшая в основу медицинского союза, как его «платформа», стоит неизмеримо выше всех других «союзных» программ по определенности и полноте демократических требований.

Пироговский съезд, как мы уже знаем, требует немедленного прекращения войны и перехода полиции в руки органов самоуправления, как мер, которые должны быть осуществлены еще до созыва Учредительного Собрания; это последнее, как и органы самоуправления, должно быть организовано на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права без различия пола. Учредительное Собрание должно передать верховную власть законодательному собранию, избранному на тех же началах и образующему одну палату. Отметим здесь, что мы не знаем другого открытого голоса из рядов демократии в пользу однопалатной системы; все съезды и союзы до сих пор вовсе обходили этот кардинальный вопрос; что же касается прессы, то она либо откровенно присоединялась к земской и освобожденческой конструкции двух палат, либо, как «Сын Отечества», виляла в этом вопросе, страха ради земска, притворялась, что ей неясны демократические преимущества одной палаты. Далее, резолюция пироговского съезда требует, чтобы первое же собрание, т.-е. Учредительное, помимо организационно-конституционных работ и кроме установления всеобщего бесплатного обучения и отделения церкви от государства провело основные финансовые, аграрные и фабрично-законодательные реформы: введение подоходно прогрессивного налога; обеспечение землею трудящихся за счет государственных, удельных, монастырских и частновладельческих земель; установление 8-часового рабочего дня во всех сферах труда, минимума заработной платы и государственного страхования рабочих.

Задачу возникающего союза резолюция видит в энергичной (иначе: «прямой и активной») борьбе рука об руку с трудящимися массами против современного государственного строя для полного уничтожения его и замены свободным строем через посредство Учредительного Собрания.

В резолюции можно указать на один крайне серьезный пропуск, имеющий далеко не одно только формальное значение: это умолчание о необходимости уничтожения постоянной армии и замены ее всенародным вооружением, т.-е. милицией. И отсюда надлежит сделать тактический вывод о необходимости немедленно приступить к осуществлению этого коренного требования демократии организованными силами и «рука об руку с трудящимися классами», так как без этого «энергичная, прямая и активная» борьба за народовластие грозит остаться украшением бумажных постановлений, не внушающих доверия и уважения ни тем, кто их пишет, ни тем, кто их читает.

Закрытие пироговского съезда произошло так же шумно, как и его открытие. Мы приведем здесь сцену закрытия в живописном воспроизведении «Московских Ведомостей».

"Оглашены были официальным характером политические резолюции, выработанные на частном совещании врачей 20 марта… Все резолюции принимались при оглушительных рукоплесканиях. Члены съезда и публика единогласно постановили принять все меры к самому широкому распространению в стране всех резолюций съезда. Председательствующий вносит заявление группы врачей об учреждении всероссийского союза медицинского персонала для борьбы против существующего государственного строя и для содействия скорейшему введению конституционного образа правления. Предложение встретило единодушное сочувствие врачей и публики, что было выражено поднятием рук. При обратной проверке из 3.000 присутствующих никто руки не поднимал. Затем была прочитана вице-президентом пресловутого сельскохозяйственного общества А. В. Тесленко[124 - Тесленко – известный общественный деятель, по профессии адвокат. Играл видную роль в образовании крестьянского союза. Был председателем 1-го всероссийского съезда адвокатов 1905 г. В кадетской партии Тесленко занимал очень видный пост – был товарищем председателя центрального комитета партии.] возмутительная резолюция отдела ветеринарных врачей, повторявшая в более резких выражениях уже принятые постановления. Врач Д. Я. Дорф читает от имени какого-то студенчества настоящую прокламацию, которая заканчивается словами: «долой самодержавие!». Это заключение подхватывается присутствующими студентами и многими лицами из публики, и зал консерватории оглашается кликами: «долой самодержавие! да здравствует республика!». Когда неистовство «неучащейся» молодежи утихло, председательствующий заявляет, что съезд исполнил свою задачу, и закрывает заседание. Снова раздаются рукоплескания и возмутительные возгласы. Многим казалось непонятным, почему съезд закрывается (раньше назначенного администрацией времени). Д. Я. Дорф разъясняет: «Мы сами открыли съезд – мы сами закрываем». Сотрудник «Московских Ведомостей» не вынес этого зрелища и ушел с собрания.

Как не вспомнить январских съездов 1904 года! Как не вспомнить того музыкального финала, в котором бесследно утонули оппозиционные резолюции пироговского съезда! Предполагалось, как известно, пред заключением съезда (1904 г.) прочесть вслух и пробаллотировать выработанные за кулисами резолюции, но едва приступили к делу, как с хор бешено грянул предупредительно заготовленный военный оркестр. Как гулко, уверенно и нагло гудели, ревели, ухали и завывали трубы, литавры и барабаны г-на Плеве! Разнузданным ревом патриотически-камаринской мелодии заглушались робкие конституционные голоса. Пьяные от муштры, от собственных звуков, а, может быть, и от вина, солдаты дули изо всей силы легких и барабанили со всего размаха рук; кошмарный хаос звуков терзал атмосферу, а бедные делегаты столичной и провинциальной смуты, точно оплеванные, точно подвергнутые телесному истязанию, крались наружу из этого музыкального ада… То было в январе 1904 г. В марте 1905 г. еще не иссяк, конечно, порох в пороховницах абсолютизма. Но уж прошлогодней исступленной самоуверенности под аккомпанемент победных звуков не осталось и следа.

Вспоминается рассказ Достоевского про музыкальную фантазию на рояле на тему франко-прусской войны.[125 - Достоевский, Ф. М. – один из величайших русских писателей. Первое его крупное произведение «Бедные люди» встретило восторженный отзыв Белинского. В 1849 г. Достоевский был арестован за участие в кружке Петрашевского и приговорен к смертной казни, которая была заменена каторгой. По отбытии срока каторги Достоевский отдается на три года в солдаты. К концу жизни Достоевский впадает в мистицизм и богоискательство и в политическом отношении разделяет реакционные славянофильские взгляды. Его главнейшие произведения: «Преступление и наказание», «Братья Карамазовы», «Идиот».] Эта фантазия начинается могучими звуками марсельезы. А потом откуда-то из-за угла примешивается к ним пискливый голос пошлейшего вальса «Mein lieber Augustin»… Борьба между двумя мелодиями растет, растет… марсельеза угасает, вальс крепнет… наконец, звуки марсельского гимна совершенно тонут в волнах разухабистого вальса, этого музыкального апофеоза торжествующей солдафонско-мещанской силы.

Но бывает, как видим, и иначе. Угарная симфония произвола носится по градам и весям несчастной страны, и кажется ей, что царствию ее не будет конца. Но вот навстречу азиатскому реву бросаются грудью молодые тона марсельской песни. Бешено ухает солдатская мелодия, как исступленные грохочут казенные барабаны и хоронят марсельезу, точно последнюю речь приговоренного к смерти. Но не смиряется песня свободы. Растет и крепнет и набирается металла ее голос. Вот уж он звучит, как могучий набат всенародной тревоги. Скоро-скоро пронесется он, как торжествующий звон победы.

V. Кульминационный пункт и возвращение в лоно либерализма

Подъем, произведенный в интеллигенции событиями 9 января, сказывался во всем: и в содержании требований, и в их форме, и в самом тембре политического голоса. Но непосредственный виновник этого небывалого подъема, пролетариат, скоро стал тускнеть в сознании интеллигенции и терять обаяние январских дней. Правда, стачка мчалась по Руси, как пожар по американским прериям. Но после 9 января, после этого страшного боевого крещения передовых рядов, простая мобилизация остальной армии уже не могла производить того впечатления. К стачке привыкали. Ее то порывистый, то затяжной характер стал простым серым фоном освободительного движения. И хотя пролетариат остался неприкосновенным, как аргумент, в резолюциях и в увещаниях либеральной прессы по адресу реакции, но, как мы уже отметили выше, вера в него снова падала. Могучая борьба пролетариата в Варшаве, Лодзи, Риге и на Кавказе, правда, импонировала интеллигенции, но борьба эта носила окраинный, провинциальный характер и решающего значения иметь не могла.

Приближение 1 мая снова повысило и концентрировало внимание интеллигенции к пролетариату. Либеральная пресса посвятила международному рабочему празднику целый ряд статей. Она доказывала, что праздник рабочих, это – праздник мира, манифестация солидарности; что во всем мире этот день проходит без жертв; что со стороны русского правительства было бы «неразумно», «нецелесообразно» и, наконец, «несправедливо» превращать праздник братства в кровавую баню. Мы не сомневаемся, что эта аргументация должна была показаться генералу Трепову совершенно неотразимой. «Новости», в которые набились радикальные сотрудники – при старой, однако, редакции – и, таким образом, придали этой газете чуть не львиный зад при совершенно не львиной голове, «Новости» писали, что «все же» лучше бы воздержаться от празднования 1 мая, ибо могут быть жертвы, а между тем «мы» можем достигнуть пристани и без новых кровавых усилий, так как за нас работает «естественный ход вещей». Что такое этот «естественный ход вещей», из которого выключалась сознательная политическая борьба, газета так и не сказала. Так или иначе, внимание либерального общества снова было возбуждено пролетариатом. Нетерпеливым стало казаться, что он опять выступит и положит конец мучительному кризису.

Неудача первомайского выступления, на причинах которой мы здесь не будем останавливаться, резко понизила доверие интеллигенции к зрелости и силе пролетариата. В такой момент, когда он так нужен, когда его ждут с таким болезненным напряжением, – его нет! Разочарование имело острый характер с оттенком какого-то злорадства, хотя, конечно, оно прямо и не было выражено в либеральной прессе.

Оно резко сказалось зато в новой переоценке собственных сил. От нервного «обожания» пролетариата к нетерпеливому разочарованию переход был очень скор; от разочарования в «зрелости народа» к преувеличенной самооценке – еще скорее. Интеллигенция сравнивала свою импульсивность, способность быстро сбегаться на «шум» с этими медлительными и тяжелыми раскачиваниями массы, – и она снова готова была признать за собой громадное преимущество.

На этой психологической почве идея «Союза Союзов» приобретает хотя и неясные, но огромные очертания. Правительство идет к обещанному представительству путем военной диктатуры. Народ, как оказывается, не достаточно созрел, чтобы дать отпор. В таком случае интеллигенция берет дело в свои руки.

К началу мая уже сложились, не считая земского союза, т.-е. организации земцев-освобожденцев, союзы: академический, инженеров, адвокатов, агрономов и статистиков, врачей, ветеринаров, фармацевтов, железнодорожных служащих, журналистов, женского равноправия, равноправия евреев, учителей, конторщиков и бухгалтеров. В мае образовался союз крестьянский.[126 - Всероссийский Крестьянский Союз – возник в мае 1905 года из ряда местных крестьянских обществ, имевших частью политические, частью профессиональные задачи. Учреждение Союза произошло на нелегальном учредительном съезде (31 августа 1905 года, в Москве), на котором участвовало свыше 100 делегатов от 22 губерний, большей частью интеллигентов-эсеров, освобожденцев, несколько социал-демократов и др. Выработанная на съезде программа Союза имела расплывчато-народнический характер, сильно напоминая программу эсеров, при ближайшем участии которых Союз и возник. Резолюция съезда требовала Учредительного Собрания, конфискации частных, церковных и государственных земель и всеобщего бесплатного обучения. Следующий очередной съезд Крестьянского Союза происходил 6 – 10 ноября в Москве уже легально. Принятое им постановление было более конкретно, чем резолюция предыдущего съезда. На этот раз было постановлено:1) не представлять земских и городских приговоров на утверждение земских начальников и приводить их в исполнение по постановлению схода;2) ни в какие дела с земскими начальниками не входить;3) не оказывать никаких услуг и помощи чиновникам;4) сменить все местные крестьянские власти;5) не платить податей и налогов;6) отказываться от показаний при допросах;7) считать недействительными все долги царского правительства, заключенные после 10 ноября 1905 года до созыва Учредительного Собрания.Решено было также бойкотировать Думу. Несмотря на столь радикальные решения, как будто бы действительно соответствующие настроениям крестьян, Союз с крестьянскими массами связан был слабо. К концу 1905 года начались преследования отдельных членов Союза, а в 1906 году репрессии против самого Союза. В этом году были арестованы организаторы Союза – Аникин, профессор Аничков, Мазуренко и другие. После этих арестов фактически осталось только бюро Союза, деятельность которого постепенно замирала и к концу 1908 года прекратилась окончательно. Союз успел, однако, принять участие в выборах во Вторую Думу и провел туда некоторых своих членов, присоединившихся в Думе к трудовой группе. Так закончилась деятельность К. Союза, за принадлежность к которому еще в 1914 году производились аресты.] В начале мая союзы приступили к взаимному объединению.

Рисовалась такая заманчивая картина: союз земцев, опора и надежда, объединится с союзами интеллигенции; затем к ним примкнут союзы крестьянский и рабочий; эта могучая сеть, охватив всю страну, создаст Союз Союзов, как свой центральный орган. Тогда задача будет в сущности решена. Союз Союзов возьмет на себя функции несостоятельной комиссии гофмейстера Булыгина, выработает избирательный закон и созовет Учредительное Собрание. Таков был план, носившийся в головах наиболее отважных и в большей или меньшей мере разделявшийся всей рядовой массой демократических объединений.

8 и 9 мая в Москве произошел съезд делегатов от 14 перечисленных выше союзов,[127 - 8 и 9 мая 1905 г. в Москве происходил съезд представителей 14 различных союзов, съехавшихся для разработки вопроса об организации такого учреждения, которое объединило бы все существующие союзы «демократического направления» в общий «Союз Союзов». Было избрано бюро: по два представителя от каждого союза. Созыв этого бюро был поручен петербургскому союзу инженеров всех специальностей.] всего 54 делегата. Была прочитана сводка политических платформ всех 14 союзов, при чем выяснилось, что все они сходятся в основном требовании немедленного созыва Учредительного Собрания на началах всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, хотя на съезде, как сообщал корреспондент «Новостей», резко определились те три общественно-политические течения, которые господствуют в настоящее время в русском обществе (очевидно, к.-д., с.-р. и с.-д.). Были выработаны общие федеративные нормы объединения автономных союзов, были приняты резолюции по поводу реакционно-самодурской тактики, проводимой либеральной московской думой и управой в отношении городских рабочих. В ответ от князя Голицына были получены, разумеется, самые успокоительные заверения. Потом разъехались.

Этот съезд с полной наглядностью показал отсутствие у союзов какой бы то ни было политической (т.-е. массовой) почвы под ногами и, в силу этого, полную неспособность к «поступкам». Здесь повторилось то же, что и в период ноябрьских и декабрьских банкетов. Вначале самая идея организации всероссийских союзов, в которые войдут, – как писал когда-то Герцен,[128 - Герцен, А. И. (1812 – 1870) – известный русский писатель и революционер. Начал свою революционную деятельность под влиянием великих социалистов-утопистов. В 1834 г. вместе с Огаревым и др. сослан в Пермь, а затем в Вятку. По возвращении в Москву Герцен становится одним из вождей «западников» и ведет борьбу с славянофилами. Несмотря на разногласия с славянофилами, Герцен, тем не менее, и сам считал, что социализм в России вырастет из крестьянской общины. Эта ошибка в значительной степени объяснялась его разочарованием в политическом строе Западной Европы. В 1851 г. Сенат постановил лишить его всех прав состояния и считать вечным изгнанником. С 1857 г. Герцен издает в Лондоне знаменитый сборник «Полярная Звезда» и журнал «Колокол», где требовал – освобождения крестьян, отмены цензуры, гласного суда и других реформ. Произведения Герцена имели огромное влияние на воспитание молодого поколения революционеров.] издеваясь над Бакуниным,[129 - Бакунин, М. А. (1814 – 1876) – знаменитый русский революционер, один из основоположников и теоретиков анархизма. Своей революционной деятельностью, протекавшей не только в России, но и в главнейших странах Европы, получил мировую известность. Изгнанный из России, Бакунин принимает активнейшее участие в революции 1848 года во Франции, затем участвует в Пражском восстании; в 1849 году подготавливает восстание в Дрездене.Будучи выдан русскому правительству, он осуждается на 20 лет заключения в Шлиссельбурге, которое Александром II было заменено вечной ссылкой в Сибирь. Бежав оттуда за границу, Бакунин продолжает свою бунтарскую деятельность. В 1869 году Бакунин вступает в I Интернационал, но становится во враждебное отношение к господствующему марксистскому направлению. В 1872 году за явно раскольническую политику исключается из «Международной Ассоциации Рабочих». Тогда он организует анархический «Федеративный Союз», куда входили, главным образом, французы, итальянцы и испанцы, пытаясь противопоставить его Интернационалу, руководимому Марксом. Вскоре, однако, как и I Интернационал, «Союз» Бакунина распался.] – студенты, рабочие, генералы, священники, женщины, птицы и пчелы, – самый факт такой организации, независимо от ее политических функций, казался решением вопроса. «Союзы» создавались, как руководящие политические организации, хотя неизвестно было, чем собственно они будут руководить. «Союз Союзов» возник, как коалиция этих заготовленных впрок руководящих организаций и сам оказался в роли заготовленного впрок демократического почти что временного правительства. Но когда здание было построено, платформы сведены к единству, несмотря на «резкое проявление» трех направлений, когда было создано центральное бюро, как увенчание здания, тогда только во всей своей убийственной обнаженности предстал вопрос: что же дальше? где же поступки?

Конечно, Союз Союзов мог бы, собравшись полуконспиративным образом – такова вообще полупреднамеренная, полувынужденная тактика союзов – составить в противовес бюрократической комиссии свой проект конституции и выработать свой избирательный закон. Но от этого действительные судьбы конституционной реформы еще не перейдут к нему в руки. Что же делать? Где же поступки?

Перед демократией возникает вопрос о тактике, о боевой политике, т.-е. именно о том, во имя чего создаются всякие организации и строятся платформы. В сознании демократии снова всплывает образ пролетариата, как образец солидарности. Вспыхивает и получает мгновенную, хотя и неглубокую популярность идея всеобщей политической стачки либеральных профессий. Рабочий класс не только дал интеллигенции политические лозунги, но и заставил ее стать на путь подражания ему в области методов борьбы.

15 мая погиб бесславно, как все в этой бесславной войне, русский флот у острова Цусимы. Это был крах. Так и назвал кн. Евгений Трубецкой цусимское поражение в N 21 «Права».[130 - Эта статья была помещена под названием «Крах». См. «Право» N 21 за 1905 г., статья Трубецкого.] Издевательство над общественным мнением, – писал он, – должно же когда-нибудь кончиться. Попытки свести на нет высочайший рескрипт 18 февраля могут привести к катастрофе. Дальнейшее стремление наших опекунов опекать нас не нашло бы себе на человеческом языке достойного названия. Теперь, когда вы разбиты на суше и на море, вам остается лишь сдаться на капитуляцию. «Посторонитесь, господа, и дайте дорогу народным представителям!».

«Они» ответили на этот крик возмущения двойственно. С одной стороны, они объявили, что 26 мая совет министров приступил к обсуждению булыгинского проекта. Что это обещало, никто не знал. С другой стороны, от 24 мая сообщалось о назначении на высший полицейский пост генерала Трепова. Что это обещало, все слишком хорошо знали.

В этот момент было экстренно созвано делегатское собрание Союза Союзов. Земский союз в этом собрании участия не принимал под тем предлогом, что одновременно с этим происходил соединенный съезд земских и городских деятелей, на котором писался коалиционный адрес и выбиралась коалиционная депутация. Но зато прибавился союз крестьянский.

Вопрос: что делать? был поставлен событиями в упор. Что же ответил Союз Союзов? В результате оценки современных событий, говорит газетный отчет, собрание приняло резолюцию в смысле необходимости в настоящий момент самого тесного союза всех живых сил страны, независимо от различия политических взглядов, для совместной «энергичной и активной деятельности в пользу радикального обновления государственного строя».

Прекрасно, но в чем же должна состоять «энергичная и активная деятельность», каковы должны быть «поступки»? Собрание постановило: признать желательным и рекомендовать всем союзам всеми мерами и средствами реально осуществлять права человека и гражданина, разумея под этим учреждение союзов и других форм объединения, устройство открытых собраний в общественных местах, пользование свободой слова и всеми способами распространения свободной литературы, организацию самозащиты членов союза и политического страхования; особенно рекомендовать устройство манифестаций союзу женщин, «как матерям и сестрам тех, кто сражается на Дальнем Востоке». Наконец, рекомендовать воздерживаться от дачи каких бы то ни было показаний административной власти в случае привлечения к ответственности. Что касается политической стачки, то вопрос этот был передан на рассмотрение отдельных профессиональных союзов.

Если пробежать глазами этот арсенал рекомендованных средств, то ничего, разумеется, возразить нельзя, – разве только взгляд с некоторым недоумением зацепится за не совсем мотивированное выдвигание в первые боевые ряды «матерей и сестер»… Рекомендованные средства, слов нет, хороши – и каждое в отдельности и все вместе, но это именно «средства», а не тактика. Собравшиеся в негодовании и растерянности люди рекомендуют хвататься за все: за камни, гайки, сучья, карманные часы и даже зубочистки… Когда ничего другого нет в распоряжении, приходится прибегать и к зубочистке. Но разве ж это план большой атаки? Разве это политическая тактика?

Остается спросить: способен ли вообще Союз Союзов развить самостоятельную политическую тактику? Но для ответа на этот вопрос нужно определить: что это такое, эти профессиональные союзы, по своей социальной «субстанции»? Оборвем нить последовательного изложения, чтобы остановиться на этом вопросе.

Мы дали очерк возникновения четырех союзов, из которых каждый характерен в своем роде. Мы не будем останавливаться на истории остальных союзов – число их быстро возросло до 14, – потому что это не обогатило бы нас выводами. Что же представляют собою эти совершенно новые в русской общественности союзы, предусмотренные лишь вещим законодателем в 126 ст. Уложения о наказаниях.[131 - Ст. 126 Уголовного Уложения 22 марта 1903 г.: "Виновный в участии в сообществе, заведомо поставившем целью своей деятельности ниспровержение существующего в государстве общественного строя или учинение тяжких преступлений посредством взрывчатых веществ или снарядов, наказывается:каторгою на срок не свыше 8 лет или ссылкой на поселение.Если такое сообщество заведомо имело в своем распоряжении средства для взрыва или склад оружия, то виновный в участии в таком сообществе наказывается:бессрочною каторгою".] В большинстве своем это организации либеральных профессий, охватывающие относительно очень незначительное число лиц. Объективная необходимость в сплочении оппозиционных элементов «общества», не только отрезанных от политически-активной массы, но и взаимно оторванных, сказалась с такой непосредственной силой, что «профессиональные» организации стали складываться одна за другою, прежде чем определилось сколько-нибудь ясно, во имя какой собственно политической работы совершается это сплочение. Организация, как организация, сама по себе, независимо от функции, которую она станет выполнять, казалась силой. Инстинкт революционного периода, пробуждающий массы и приводящий их в движение, толкнувший реакцию на путь массового набора, призвал и интеллигентскую демократию к объединению. Процесс сплочения естественно исходил из тех организационных форм, которые уже имелись – если имелись – в наличности, хотя и предназначались для узких и специальных целей, – и так как это были формы объединения на профессиональной основе, то и организации интеллигентской демократии приняли в большинстве своем форму профессиональных союзов. Самый процесс сплочения, подготовкой к которому послужило собирание подписей под всевозможными записками, происходил с замечательной быстротой. При политической общительности интеллигенции, при ее подвижности, при том агитационном и мобилизационном аппарате, которым она владеет – пресса, научные и просветительные общества, корпоративные организации и пр., – нет ничего удивительного, что формально-организационное объединение лиц свободных профессий на основе нескольких общих лозунгов было делом недель.

Своей гермафродитной формой союзы создали вопрос: что это такое, – организации борьбы за профессиональные нужды или политические организации? И если политические, то к какой партии они примыкают?

Сами союзы не только не скрывали своего политического характера, наоборот, принципиально выдвигали его на первый план. Мартовский съезд журналистов прямо говорит, что в настоящий момент частные интересы всякой профессиональной группы отступают на задний план пред общим вопросом о неотложности изменения политического строя России.

Устав профессионального союза ветеринарных врачей, возникшего одновременно с медицинским и под его влиянием, в § 2 выставляет непременным условием для каждого члена принятие программной политической резолюции ветеринарного съезда.

Состоявшийся в Москве организационный съезд учителей 11, 12 и 13 апреля[132 - На всероссийский организационный съезд педагогов и деятелей по народному образованию съехались представители от 30 губерний.Подавляющим числом голосов съезд признал, что «союз учителей должен иметь не только профессиональные, но и политические задачи». Съезд принял постановление о коренной реорганизации дела народного образования, о введении бесплатного и обязательного обучения, об исключении религиозного элемента из преподавания, о преподавании на родном языке и т. д. Съезд обратился к учительству с призывом принять посильное участие, наравне с другими союзами, в разрешении общеполитических задач, стоящих перед страной.] 96 голосами против 23 определил, что всероссийский учительский союз должен иметь не только профессиональные, но и политические задачи. Мы уже не говорим о том, что союз женского равноправия, союз еврейского равноправия или крестьянский никоим образом не могут быть приравнены к профессиональным организациям. Мы считаем необходимым это подчеркнуть, ввиду того, что делались попытки – они исходили от некоторых товарищей – приноровить содержание общественной работы новых организаций к их профессиональной форме. Были марксистски настроенные члены новых организаций, которые хотели их превратить в действительные профессиональные организации. Отклонением одной из таких попыток и была цитированная только что резолюция московского политического съезда.

Марксисты, о которых мы говорим, рассуждали так: если мы имеем дело не с профессиональной организацией и не с простым политически-дискуссионным клубом, то, значит, перед нами политически активная организация или ее зародыш. В таком случае она должна партийно самоопределиться, – и если она не войдет в нашу партию, на что надежды, ввиду ее социального состава, маловато, то мы должны выступить из нее. У нас своя партия, своя обязательная программа, своя дисциплина, – и мы не можем одновременно входить в другую партию. Мы можем войти в профессиональный союз или, пожалуй, в политический клуб.

Не будем сейчас заниматься критикой всего этого рассуждения в целом. Достаточно сказать, что практический вывод, который из него делался, – превратить организации интеллигенции в чисто-профессиональные союзы – был совершенно утопическим и притом утопически-реакционным. Стоит только задуматься над вопросом о действительной общественной природе новых союзов, чтобы понять, что под чисто-внешней и более или менее случайной формой профессионального объединения инженеров, врачей, адвокатов, учителей и пр. мы имеем политическое объединение лиц одного и того же социального слоя: интеллигентской демократии. Это объединение вызвано к жизни потребностью революционной эпохи, суть которой в том и состоит, что она сводит все частные, групповые и корпоративные нужды к одной общей для всех групп и корпораций нужде – к коренной политической реформе. Можно сказать – хотя это будет звучать парадоксом, – что врачи, адвокаты, инженеры и пр. именно в тот момент вышли из сферы своих профессиональных интересов, когда вошли в свой профессиональный союз. 21 ноября петербургские присяжные поверенные, в числе 400 человек, совершили пешком переход от здания окружного суда к зданию городской думы и подписались там под резолюцией ноябрьского земского съезда. Это адвокатское паломничество с Литейного проспекта на Невский имело символический характер: корпорация дипломированной интеллигенции уходила (или изгонялась) из четырех стен своей профессиональной замкнутости, чтобы в стенах думы принести присягу политическому знамени земцев, этих, на либеральный взгляд, обобщенных граждан, граждан par excellence (по преимуществу).

Словом, если полицейский анализ под фирмой профессиональных союзов интеллигенции открывает признаки, отвечающие содержанию 129 ст.,[133 - Ст. 129.,"Виновный в произнесении или чтении публично речи или сочинения или в распространении или публичном выставлении сочинения, или изображения, возбуждающих:1) к учинению бунтовщического или изменнического деяния;2) к ниспровержению существующего в государстве общественного строя;3) к неповиновению или к противодействию закону, или обязательному постановлению, или законному распоряжению;4) к учинению тяжкого, кроме указанных выше, преступления,наказывается:за возбуждение, пунктами первым или вторым сей статьи предусмотренное, – ссылкою на поселение;за возбуждение, пунктами третьим или четвертым сей статьи предусмотренное, – заключением в исправительном доме на срок не свыше трех лет.Если:1) виновный возбуждал действовать способом, опасным для жизни многих лиц;2) последствием возбуждения было учинение тяжкого преступления,то виновный, если не подлежит более строгому наказанию, как соучастник учиненного преступного деяния, – наказывается:за возбуждение, пунктами первым или вторым первой части сей статьи предусмотренное, – каторгою на срок не свыше восьми лет; за возбуждение пунктами третьим или четвертым первой части сей статьи предусмотренное – заключением в исправительном доме".] то политический анализ открывает под оболочкой этих организаций буржуазно-демократическую партию. В виде Союза Союзов она выдвинула свой зачаточный центральный орган.

Правда, мы не видим у этой партии цельной политической программы. Если не считать, пожалуй, пироговского съезда, положившего начало медицинскому союзу и более или менее обстоятельно и точно формулировавшего свои требования, так называемые «платформы» профессиональных союзов отличаются крайней неопределенностью и эпизодичностью. Они возникают частями под влиянием того или другого события, затем забываются и снова всплывают. Но было бы чистым формализмом видеть в этом обстоятельстве опровержение того, что союзы являются организованными частями слагающейся политической партии. Это пока еще своего рода политическое товарищество на вере. Доверяя качествам своего социального состава и дисциплинирующему (реакция сказала бы: разнуздывающему) характеру политического периода, союзы не затягивают над собою слишком тесной программной петли. Здесь играет роль их собственная политическая незрелость, с которой временно мирится первый фазис революции, – но здесь имеется и ясный политический расчет. Боязнь точных формулировок, вообще свойственная буржуазной демократии в силу ее промежуточного положения, заставляющего ее по возможности обходить классовые противоречия, эта боязнь усугублялась тем, что налево от союзов стоит социал-демократия, которая не только приветствовала возникновение союзов, как прогрессивный общественный факт, но и немедленно же вступила с ними в борьбу за влияние на левую интеллигенцию, не говоря уже о массах.