Пасынки Джихада

А логика наших дальнейших действий была проста и подчинялась все той же оперативной необходимости.

Не пробовали обыскивать без санкции усадьбу подозреваемого? Перевернуть вверх дном жилище, довести до предынфарктного состояния родственников – и все это самовольно, на свой страх и риск, в приятной перспективе личной ответственности за содеянное…

Машина – совсем другое дело. Отогнал в укромное место и шмонай на здоровье. Целесообразность – примерно пятьдесят на пятьдесят. Как показывает практика, объект зачастую прячет в машине то, что не рискует оставить дома (если домашние его не вовлечены в преступную деятельность).

– Да, дома вряд ли будет прятать, – выдал умозаключение Иванов. – Постоянно ездит на машине… В общем, если бабки или, допустим, документы, скорее всего – в тачке…

Но привычной уверенности в словах полковника не было. Просто он не желал признавать поражения и пытался отдалить печальный финал нашей незадавшейся операции.

Вкратце дела обстояли следующим образом: взяли мы не тех, кого надо, спугнули преступника раньше времени, улик, прямо указующих на его причастность к злодеянию, не добыли. Теперь, без фактов и доказательств, замучаешься колоть его на связь с «духами». Придется, как это ни прискорбно, отпускать с извинениями. Скорее всего, после завершения всей этой истории он обрубит концы и свернет свою активность в данной сфере. И не видать нам тех пользователей, как своих рудиментарных отростков, именуемых копчиками…

* * *

При въезде на Юбилейную к нам присоединился Глебыч, успевший за время нашей безрезультатной экскурсии починить «УАЗ», заправить его и поменять масло. У нас так всегда: мозгов – море, а рук мало, если делается что-то реальное, что можно ощутить сиюминутно, так силами Глебыча. Типа, починить что-нибудь или взорвать.

Полковник с удовольствием уступил инженеру место за рулем «таблетки», а Костя с Лизой пересели на свое транспортное средство, выразив надежду, что больше оно их не подведет в самый важный момент.

– Не знаю, – усомнился Глебыч. – Машина в принципе ничего. Но с такими руками…

Долго звонили, мялись у калитки – никто не открывал. Наконец самая сообразительная из нас, Лиза, догадалась повернуть ручку, стилизованную под массивное медное кольцо. Дверь оказалась открыта, и мы беспрепятственно вошли во двор.

Тишина…

Ни тебе собак, злобно лающих, ни вороватого колыхания занавесок за окнами, как бывает при посещении семьи «духа»… Вернее, семья его никому даром не нужна, внезапный визит наносится в надежде застать объект в домашней обстановке (и такое случается – не часто, но бывает). Так вот, бывает по-всякому, но типичны два варианта. Первый – превалирующий: вся семья вываливает во двор и начинает хором орать, жизнерадостно приветствуя оккупантов и всячески мешая беспрепятственному перемещению незваных гостей. «Дух» тем временем задами убирается восвояси. Второй вариант – «фоновый», встречается редко: все запираются в доме и делают вид, что умерли. На что надеются, непонятно. Типа, «а я в домике!». Тупоголовые оккупанты подумают, что дом нежилой, ошиблись адресом, тут была чума и всех выкосило подчистую, – и уберутся восвояси. В общем, резвятся как дети, даже наш Костя теряется, пытаясь объяснить некоторые такие поведенческие феномены…

Да, это было странно… Едва оказавшись во дворе усадьбы Руденко, я почувствовал те знакомые флюиды, которые трудно объяснить с научной или просто даже реалистической точки зрения. Так бывает, когда во вражьем селе заходишь во двор, где живет семья «духа». Семья-соучастник, да простят меня правозащитники. В целом они люди хорошие и ни в чем не виноваты, но твой враг – их сын и брат. А значит, кто ты им? Вот-вот…

В общем, посещая такие места, человек опытный и посвятивший достаточно долгое время ратному делу, чувствует себя как на территории вражеской базы, где в тебя могут выстрелить из-за любого угла или исподтишка ткнуть ножом в спину. Глянув мельком на наш «барометр» – Васю, я понял, что он чувствует то же самое, и даже в большей степени…

А странным было то, что данная ассоциация никак не вмещалась в рамки имевшей место ситуации. Мы находились в мирном городе, далеко от особой зоны, на своей земле. И уж никак нельзя было отождествлять Руденко с «духом», хотя вреда он, может быть, принес нисколько не меньше рядового бойца какого-нибудь НВ[3 - Незаконное вооруженное формирование.] Ф…

В глубине двора, под навесом, стояла «Волга» Руденко. Навес был прилеплен к летней кухне (флигелю), плавно переходящей в добротный кирпичный гараж на две машины. Рядом с кухней высился насыпной погреб с обитой железом дверью и оборудованным по всем правилам инженерного искусства вентиляционным коробом.

«Волга» под навесом… Значит, Руденко собирался куда-то ехать? Какое досадное упущение! Надо было предусмотреть хотя бы беглый обзор двора, прежде чем тащить полковника в контрразведку. А то сосредоточились на деликатности в отношении родственников преступника и прозевали такой здоровенный флюид…

– Мы тут ночевать будем? – Петрушин многозначительно посмотрел на Иванова и кивнул в сторону погреба. – Вот с чего надо было начинать! Не выходит никто – ну и хрен с ними…

– А мы в мирном городе, – веско напомнил Иванов. – Привыкайте, нам еще не раз в такой обстановке придется трудиться.

– Сходить? – предложила Лиза. – Типа дама, толерантность и все такое прочее…

– Спасибо, я сам, – полковник с благодарностью глянул на Лизу, пошел к крыльцу и через плечо показал нам кулак: – Стоять, не двигаться, ничего не трогать! Хоть одна банка с огурцами пропадет – вычту с получки…

Иванов громко постучал в металлическую дверь – (мало ли, вдруг звонок у калитки нерабочий?), выждал для приличия с минуту и вошел. Как только он распахнул дверь дома, во двор плеснула задорная музыка и характерный гомон застолья.

– Ну! – Глебыч одобрительно крякнул: – Отдыхают люди. Теперь понятно, почему не открывали.

– Че-то тут того… – Вася с сомнением покрутил головой и зачем-то задвигал ноздрями, как будто принюхиваясь. – Не того…

– В смысле? – насторожился Петрушин.

– Да как в погребе! Когда гуляют, всегда на улице слышно. Чай, не глухонемые. А тут – тишина. Пока дверь не раскрыли, не слышали ничего…

– Значит, звукоизоляция хорошая, – рассудительно заметил Глебыч. – Вон, стеклопакеты везде…

– А гости? Кто видел, как гости съезжаются? – Вася обернулся ко мне. – Я что, все на свете проспал?!

– Не было гостей, – успокоил я Васю. – Наверное, приехали, когда мы в контрразведку…

В этот момент на крыльцо вышел Иванов.

И как-то странно вышел… Задом наперед, на цыпочках, вжав голову в плечи и как будто даже затаив дыхание. Знаете, как пятится человек от чего-то большого и страшного, боясь это страшное разбудить!

– К бою! – тихо рявкнул Петрушин.

Мы метнулись к дому, доставая на ходу оружие, и прилипли спинами к стене.

– Не надо, – Иванов шумно выдохнул и помотал головой, будто отгоняя наваждение. – Заходите. Только аккуратно, не наступите…

В доме было скверно. Все перевернуто вверх дном, повсюду разбросаны вещи. Навороченный домашний кинотеатр (простому военному такой явно не по карману) орет как оглашенный, транслируя видеозапись чьей-то свадьбы…

На полу, в гостиной, в буквальном смысле плавали в собственной крови три женщины разных поколений. На свои оперативные снимки они сейчас были похоже меньше всего, но я все-таки определил, что это теща, жена и дочь нашего преступника. У всех трех было перерезано горло. Вернее, не просто перерезано, а прямо-таки развалено до шейных позвонков.

– Вход держите, – деловито буркнул более других адаптированный к таким зрелищам Петрушин и кивнул Васе: – Пошли…

Характерная деталь: дочь Руденко, девочка лет пятнадцати, почти полностью обнажена. На ней остались лишь лохмотья изорванной футболки. Тело ее покрыто ссадинами и кровоподтеками…

– Вот же суки…

Это Костя – стиснув зубы, с придыханием и неподдельной ненавистью. У Кости дочь примерно такого же возраста. Такие вещи, как правило, всегда отчетливее воспринимаются с точки зрения личной сопричастности…

Все окна в доме плотно закрыты и занавешены шторами. И пахнет, как в убойном цехе. Воздух плотный, с тошнотворным солоноватым привкусом и какими-то непередаваемыми флюидами страшных страданий. Даже обладая небольшим опытом в подобного рода делах, можно сразу сказать: в этой комнате несколько человек не менее часа истекали кровью и потели от боли и ужаса…

– Давайте окно откроем, – побледневшая Лиза шумно сглотнула. – Какой ужасный запах…

Девочка вся в кровоподтеках… Кровоподтеки, как известно, это явления прижизненного характера. Только живая плоть реагирует мгновенным приливом крови к травмированному участку тела.

Руденко звонил домой минут за двадцать до нашего приезда и разговаривал с кем-то из тех, чьи трупы мы сейчас наблюдаем. Скорее всего, с женой…

Чтобы вот таким образом резвиться, нужно некоторое время. То есть вряд ли злодеи делали это после звонка, когда стало ясно, что сюда скоро пожалуют посторонние. Это что же получается… Руденко разговаривал с женщиной, к голове которой был приставлен ствол?!

– Чисто, – доложил вернувшийся Петрушин. – Никого. Но тоже – все перевернуто.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Иванов, поочередно открывая форточки в окнах зала. – Откуда что берется… Кто?! Зачем?! Почему именно сейчас, когда мы его взяли?! Лиза, можешь выйти, мы тут и без тебя как-нибудь…

Лиза дернула плечиком, постояла с минуту у форточки и достала из сумки камеру. Да, надо снять все это безобразие до приезда оперативной группы. У нас уже не раз бывало такое, что по ходу деятельности команды возникали разные осложнения как мелкоуголовного, так и откровенно убойного характера. И за это потом злые коллеги из разных ведомств пытались подвесить на нас всех доступных собак и прочую животину. Так что, наученные мы горьким опытом, страхуемся как можем.

– Вот так ни фига себе, съездили за машинкой…