Моссад. Тайная война

В этот поздний час в советском посольстве в Непале бодрствовали только скучающий дежурный комендант и бравые пограничники из охраны.

И у себя в закрытом для непосвященных помещении без окон засиделся, ожидая срочной телеграммы из Москвы, Тимофей Николаевич Удальцов. Когда в Катманду уже ложились спать, в Москве был разгар рабочего дня, и срочные шифровки раньше просто не приходили.

В официальном списке дипломатического состава Удальцов значился советником посольства, в действительности же был резидентом политической разведки.

Удальцов начинал службу в КГБ на Украине. Тогда в республиканском Комитете госбезопасности образовали Первое, то есть разведывательное, управление – для борьбы с зарубежными центрами украинских националистов.

Он был совсем молодым, но подающим надежды чекистом, и ему предложили поехать учиться в 101-ю школу КГБ в Москву.

Там для будущих разведчиков, уже получивших высшее образование, имелось два курса: одногодичный – для тех, кто уже прилично знал иностранный язык, и двухгодичный – язык приходилось учить с нуля. Удальцов учился два года, зато и овладел сразу двумя языками.

Назад в Киев он уже не вернулся, хотя заявка на него из республиканского комитета пришла в Управление кадров союзного КГБ. Его оставили в Москве, взяли на работу в Первое главное управление КГБ СССР, в африканский отдел.

Планировалась его командировка в резидентуру в Кению.

Он оформился в Министерство иностранных дел и каждый день к девяти приходил в высотное здание на Смоленской площади, то есть стал осваивать работу по прикрытию.

Первое же поручение, которое ему дали в министерстве, изменило все планы. Он должен был встретить делегацию министров из Уганды, чуть ли не первую в истории отношений с этой страной, только что добившейся независимости.

Удальцов работал с делегацией переводчиком, возил по московским министерствам, водил в театры. Угандийским министрам понравился молодой человек, и они попросили прислать его на работу в Кампалу, что и произошло.

Обычно в Москве настороженно относятся к просьбам иностранцев прислать им того или иного работника: чем это он им угодил? Не продал ли родину? Но тут был совершенно иной случай: освободившаяся от колониального ига страна была естественным союзником, козней от нее не ждали.

Удальцов проработал в Уганде пять лет офицером по линии КР – внешняя контрразведка. Это не лучшее место в резидентуре.

Офицер внешней контрразведки обеспечивает безопасность товарищей-разведчиков: он должен вербовать агентуру в специальных службах страны пребывания, чтобы знать, не затевается ли что-нибудь против его коллег.

Это в теории. На практике офицер внешней контрразведки больше следит за своими коллегами: не проявляется ли в их поведении нечто подозрительное? Частые выпивки, неосторожное слово, дорогие покупки, флирт с женой товарища, незапланированная поездка в город, позднее возвращение домой – все это офицер внешней контрразведки фиксирует и обо всем докладывает начальству. Поэтому контрразведчиков в резидентуре обычно терпеть не могут.

Но Тимофей Удальцов по природе был очень приличным человеком, не склонным капать на товарищей. Во всяком случае, ему не было необходимости таким образом выслуживаться перед начальством. Он сообщал начальству о чрезвычайных происшествиях с сотрудниками посольства, но, в принципе, постоянно присматривать за своими товарищами и думать, а не продались ли они, считал невозможным.

Первый период независимости Уганды – это были лучшие годы в жизни страны. Еще все было спокойно, мирно, никого не убивали и к белому человеку относились вполне прилично. На всю жизнь Удальцов запомнил, как в магазинах лежали свежайшие пирожные – каждое в бумажке с датой выпуска. Их доставляли самолетом из Англии.

Из Советского Союза угандийцы получали много оружия, в том числе, современные самолеты. Англичане считали, что черные африканцы летать не могут. Но угандийские летчики первыми в Африке освоили реактивные «МиГи».

Уганда в момент получения независимости находилась на пороге экономического подъема, по уровню жизни она опережала некоторые азиатские страны. Но правители довели эту благополучную страну до катастрофы и поломали собственную жизнь.

Глава независимой Уганды убрал министра обороны, симпатизировавшего американцам, и заменил его угодливым Иди Амином, у которого было четыре класса образования. Президента предупреждали, что одержимый властью Амин собирается его свергнуть. Милтон Оботе не поверил, и напрасно. Переворот произошел, когда глава государства отправился с визитом в Сингапур.

Страну – и надолго – возглавил Иди Амин.

Но Тимофей Удальцов этого уже не застал. Его перевели в Индию с серьезным повышением и уже там перебросили с контрразведывательного направления на политическую разведку, которой ведало самое важное и уважаемое подразделение в резидентуре.

Удальцов быстро рос. Его планировали назначить резидентом в Индонезию, но срочно понадобилось место для снятого с должности большого начальника, которому и досталась Индонезия, а Удальцову предложили должность резидента в маленьком Непале. Непал считался незавидным местом, но Удальцов отказываться не стал: жаждал самостоятельной работы.

Советская резидентура в Непале была совсем небольшой: прямо скажем, от непальской политики мало что зависело в мире. Резидент в маленькой стране может давать высшего класса информацию – по профессиональным критериям, но кого интересуют непальские секреты? А резидент из Франции или Германии шлет в Москву очень мало секретной информации, но она вся докладывается высшему руководству, потому что в этих странах происходят самые важные события.

Когда летом в отпуск в Москву возвращается резидент из Соединенных Штатов или Китая, начальник разведки обязательно с ними разговаривает, и подолгу, потому что его самого спрашивают наверху о событиях в этих странах. А резидент в маленькой стране, приезжая в Москву, мало к кому может пробиться на прием, ему трудно обратить на себя внимание.

В подобных случаях добиться успеха можно только в работе «против главного противника». То есть – вербуя американцев и других граждан западного мира, которых несчастливая судьба занесла в такую глушь.

Тем-то и удобен был для вербовочной работы забытый богом Непал, что сотрудник местной резидентуры ЦРУ никак не мог быть доволен своей жизнью. Попадали сюда либо совсем молодые американцы, кому еще надо было себя проявлять, либо оттертые на второй план, разочарованные и ни во что не верящие. И с теми, и с другими можно и нужно работать.

Удальцов заинтересовался новым первым секретарем американского посольства Уолтером Дженкинсом. Тот прежде работал в Токио, успешно делал карьеру в ЦРУ, но у него завязался длительный роман с японкой. Ничего предосудительного, но начальству в Вашингтоне это не понравилось, и его с понижением отправили в Непал.

У Дженкинса было трое детей. Двое старших учились в колледже, младший оканчивал школу в следующем году. Трое детей – большая нагрузка на семейный бюджет государственного служащего, не имеющего иных доходов, кроме зарплаты. Вот оно – слабое место в обороне американца, прикидывал Удальцов.

По каким соображениям сотрудник ЦРУ или американской военной разведки соглашался работать на советскую разведку?

Не из страха перед разоблачением. Если даже сфотографировать его пьяным или в постели с проституткой, это его не испугает. Он сообщит своему начальству о попытке его завербовать, ему сделают выговор за неосторожность, но со службы не выгонят: попался же Дженкинс в Токио, но из ЦРУ его не выставили. А вот если его поймают на профессиональном проколе, на неумелых действиях, тогда дела плохи. Стоит только американцу пойти к начальству и доложить, что русские пытаются его завербовать, потому что он допустил очевидный промах, его немедленно возвратят домой, и больше командировок у него не будет. А если и будут, то не скоро.

Не только советские люди связывали с командировкой за рубеж определенные материальные надежды. Американцы таким же образом зарабатывают на образование детей, на покупку дома. Стать невыездным в американских условиях – значит лишиться больших денег.

Так стоит ли попытаться подобраться к Дженкинсу? Тут все зависит от характера человека, размышлял Удальцов. Если он любитель спокойной жизни, то, скорее всего, выберет самый безопасный вариант: доложит начальству о вербовочном подходе советских разведчиков и станет собирать чемоданы. Если же он сильно нуждается в деньгах, способен рискнуть и уже не рассчитывает на большую карьеру, то может и согласиться.

С помощью слуги-непальца в доме Дженкинса установили подслушивающую аппаратуру. Целыми днями, сменяясь, сотрудники резидентуры переводили магнитофонные записи на русский, тщательно выискивая в разговорах американца неосторожные слова – о недовольстве работой, начальством, семейными отношениями, жизнью вообще или, напротив, что ему хотелось бы что-то иметь, а денег нет.

Удальцов сам читал все переводы, подчеркивая заинтересовавшие его места, и все больше утверждался в мысли, что вербовка может получиться. Свои выводы он шифро-телеграммой отправлял в Центр. Американцев вербуют далеко не каждый день, и в Москве внимательно следили за этой операцией.

Обычно, если Центр дает добро на вербовку, в страну на несколько дней приезжает специальный вербовщик.

Это не признак недоверия к местным работникам, а обычная предосторожность. Если американец поднимет скандал, обратится в полицию, возникнут осложнения, то вербовщик просто уедет, а местная резидентура не пострадает.

В редких случаях, если резидент дает гарантии, что скандала не будет, решающий разговор позволяют провести самому сотруднику резидентуры. Удальцов настаивал на том, что эту вербовку он берет на себя.

Но кто же пойдет на первую встречу?

Вербовочный подход – это настоящее искусство, ему специально обучают. Самый толковый в резидентуре, думал Удальцов, это его заместитель по политической разведке. Но тот уже подрастерял навык работы с агентурой. Когда человека переводят на линию ПР – политическая разведка, то главным становится способность к анализу, умение прогнозировать, осмыслять информацию. Уже никого не интересует, как ты проводишь встречу с агентом.

Удальцов выбрал на роль вербовщика другого, молодого еще человека и вечерами работал с ним, готовил к этой роли.

Он не жалел времени на своих сотрудников.

Все офицеры в резидентуре составляли план на неделю и обсуждали его с резидентом. Они докладывали, что будут делать в каждый из семи дней, с кем и с какой целью встретятся, загодя разрабатывали примерный план беседы и утверждали его у резидента.

Если разведчик работает под журналистским прикрытием, ему проще: журналист берет интервью у кого хочет, это никого не удивляет. Дипломату сложнее: любую встречу надо надежно обосновать.

Сами по себе встречи с агентом, конечно же, занимают мало времени, потому что агентов мало. Главная задача сотрудника резидентуры – постоянная разработка интересующей разведку среды. Он должен искать людей, которые могут оказаться полезными, встречаться с ними, стараться их разговорить, прощупать, понять, можно ли с этим или иным человеком заводить особые, доверительные отношения.

К каждой встрече разведчик тщательно готовится, а потом вместе с резидентом обсуждает, как она прошла. Американцы знают всех работников советской резидентуры в лицо и тоже пытаются их «разработать». И если кто-то из американцев вступает в контакт с советским разведчиком и изъявляет готовность встречаться, то вполне логично ожидать, что это подстава – специально подготовленный агент ЦРУ.

Тут решающее значение имеет опыт резидента, который должен почувствовать, с кем имеет дело. Поэтому Удальцов подробно расспрашивал своих подчиненных, как шла встреча, что именно говорил собеседник, как себя вел, охотно ли отвечал на вопросы, чем интересовался.

Кроме того, Удальцов решал денежные вопросы – выдавал представительские. В принципе, разведчик получает зарплату по прикрытию: дипломат – в посольстве, журналист – у себя в редакции. На оперативные расходы деньги выдает резидент в пределах определенной суммы. Если же требуются дополнительные средства, то резидент должен обращаться в Москву.

Когда поздно вечером работа заканчивалась, Удальцов переходил на неформальный тон. Он следил за тем, чтобы в резидентуре сохранялась дружеская атмосфера. После работы, чтобы снять напряжение, можно было и пропустить по рюмочке. Это не возбранялось.

Получив и прочитав последнюю шифротелеграмму из Москвы, Удальцов тоже собрался домой. Он спустился вниз и попрощался с дежурным комендантом, который вскочил, чтобы его проводить.