Британские СС

– Полагаю, ее предупредили. У них всегда есть кто-то, кто вовремя предупредит. Вот и Споуду позвонили… – Хут шмыгнул носом. – Но это ничего. Они будут предпринимать еще попытки. Им отчаянно необходимо выйти на контакт с вами, инспектор.

– Со мной?!

– Таково мое предположение. Судите сами, они так рискуют… Хотя в следующий раз наверняка уже не через девиц будут действовать. Подослать могут кого угодно. Так вот, когда вам сделают предложение, соглашайтесь. Соглашайтесь на все.

– Какого рода предложение?

– Вероятно, они хотят предпринять еще одну попытку освободить короля.

– Из Тауэра? – с сомнением переспросил Дуглас.

– Нет ничего невозможного. В начале прошлого месяца они подобрались с реки и почти добились успеха.

– Боже милостивый!

Это многое объясняло. Охрана короля была самой важной из вверенных генералу Келлерману обязанностей. И в прошлом месяце в подразделениях службы безопасности СС имели место какие-то серьезные пертурбации, многие высокие чины лишились своих постов.

– Им не стоит прибегать к террористическим атакам, – сказал Хут. – Переговорами они добьются большего.

– Вы думаете?

– Это не я думаю. Это сообщение, которое вы должны им передать.

– Я вижу сына, – произнес Дуглас.

– Возьмите мой «Мерседес». Мальчику понравится турбонагнетатель.

Но Дуглас вежливо отказался:

– Нам недалеко. И мне сейчас будет полезно немного проветриться.

Уходить он не спешил – боялся, что солдаты начнут рукоприкладство. Стоял в углу школьного двора и наблюдал, как группы арестованных грузят в машины. Там его и нашел Джимми Данн. Лицо молодого констебля раскраснелось, он тяжело дышал от быстрого бега.

– Ничего нет! – выпалил он, утирая пот со лба. – Ни протеза, ни камеры. Ящик пуст.

– Вы уверены?

– Еще бы! Он даже не потрудился стол обратно задвинуть. Наверняка успел все забрать, пока мы в Скотленд-Ярд звонили.

– Надо же, какое совпадение, – ядовито проговорил Дуглас.

Джимми уставился на него с непониманием.

– Это в смысле… – медленно начал он. – Вы же не думаете, что его предупредил кто-то из наших?

– Знать бы, – вздохнул Дуглас. – Что ж, по крайней мере, пользоваться этой рукой все еще нельзя. – Он на всякий случай нащупал в кармане жилета потерянную Споудом деталь. – Это ведь стандартный протез, какие государство предоставляет жертвам войны?

– Похоже на то.

– Значит, чтобы получить его, наш Споуд должен был назвать свое настоящее имя. В министерстве все сверяют со своими архивами. У военных спрашивают звание и номер части, у гражданских – документ с места работы, и у всех обязательно – имя. Свяжитесь с министерством, выясните, что на него есть. И если он обратится к ним за деталью, пусть сообщат мне сразу – прежде чем дадут ему ответ.

– Вряд ли он рискнет, – предположил Данн. – Слишком опасно.

– Да, это слишком опасно, – согласился Дуглас. – Как и вояж в свою только что обысканную квартиру с полицией на хвосте. Нет, этому типу очень нужна рука, он на многое пойдет, чтобы ее починить.

Тут Дуглас снова заметил сына и пошел к нему. Процедура массового ареста меж тем развернулась в полном масштабе. Поперек двора выстроились раскладные столы, вовсю трещали пишущие машинки. Не только люди, но и все изъятые книги, папки – все до последней бумажки подвергалось тщательному документированию, и списки отправляли на подпись офицеру, ответственному за проведение операции. На лицах солдат явственно читалась скука. Они прекрасно знали, что это нудное и трудоемкое мероприятие, как и десятки подобных, не принесет никаких результатов, и главная его цель – дать населению понять, что любое противодействие нацистам приносит массу неудобств всем попавшим в зону поражения вне зависимости от степени вовлеченности.

Учителя в кузовах грузовиков уже не прятали беспокойство под стоическими улыбками. Многие высматривали, нет ли за оградой школы кого-то из друзей и родных, но солдаты жестко разгоняли всех зевак. Один из арестованных старшеклассников утирал слезы, и педагог негромко говорил ему что-то утешительное. Еще один, седовласый человек в очках с погнутой оправой, подмигнул парню и запел тонким надтреснутым голосом:

– Если весело живется, делай «хлоп»!

И он хлопнул в ладоши. На школьном дворе царила тишина, как на параде, так что пронзительное пение и одинокий хлопок прозвучали очень громко. И тут же кто-то подтянул:

– Если весело живется, делай «хлоп»!

Еще десяток пар рук хлопнули в ладоши. Заплаканный парень тоже стал подпевать. Немцы подняли головы от бумаг, посмотрели в сторону начальства в ожидании приказа вмешаться, и когда такового не последовало, продолжили работу.

– Если весело живется, мы друг другу улыбнемся! Если весело живется, делай «хлоп»!

Теперь распевали уже все арестованные.

– Выезжайте! – крикнул Хут.

Взревели моторы, и один за одним грузовики стали выкатываться со школьного двора под хор голосов – нестройных, дрожащих, напуганных, но все равно не сдающихся, и эта простенькая детская песня вселяла надежду в сердце каждого англичанина на пути автоколонны.

Если весело живется, делай «топ»!
Если весело живется, делай «топ»!
Если весело живется, мы друг другу улыбнемся!
Если весело живется, делай «топ»!

Колонна уже ехала в сторону Эджвер-роуд, однако до ушей Дугласа до сих пор доносились удары ног по днищам грузовиков. Он взял сына за руку – схватился за нее, как утопающий за соломинку. До этого момента ему удавалось работать с немцами без явных внутренних конфликтов. Все-таки он выполнял свои обязанности, ловил убийц, и у него не было причин для угрызений совести. Но постепенно, очень медленно, как в ночном кошмаре, его начинало затягивать в какую-то бездонную черную воронку. И выхода у него не было. По новым правилам уволиться из полиции стало невозможно. Те же, кто пытался, фактически оказывались под забором, без продуктовых карточек и разрешения на любую работу.

– Пап, больно, – сказал Дугги.

Дуглас извинился и разжал пальцы. Хотел бы он знать, осуждает ли его сын – с той немилосердной беспристрастностью, с какой все мы рано или поздно смотрим на своих отцов.