Товарищи по оружию

Четырнадцатого мая 1930 года небольшой отряд японской пехоты и кавалерии, действовавший под прикрытием самолетов, перешел монгольскую границу со стороны Маньчжурии и напал на монгольские пограничные заставы у старого, полуразрушенного буддийского монастыря на берегу озера Буир-Нур и у сопки Номун-Хан Бурд Обо, восточной реки Халхин-Гол.

Так начались военные действия в Монголии, которые впоследствии по именам этих географических пунктов – высоты Номун-Хан Бурд Обо, озера Буир-Нур и реки Халхин-Гол – фигурировали в японской печати как номуиханские события, а в сообщениях ТАСС – как вооруженный конфликт в районе озера Буир-Нур и реки Халхин-Гол.

Монгольско-маньчжурская граница, трижды круто изогнувшись, образовала здесь как бы полуостров, с трех сторон окруженный маньчжурской территорией.

С точки зрения успешного развертывания военных действий, переброски войск и снабжения их район Халхин-Гола предоставлял японцам большие преимущества. Ближайшая крупная станция КВЖД Хайлар находилась всего в ста двадцати километрах от этою района, а конечная станция второй строившейся японцами стратегической Халун-Аршанской дороги еще ближе – в шестидесяти, в то время как ближайшей станцией, с которой могли бы снабжаться советские и монгольские войска, была станция Борзя, в семистах километрах отсюда.

В ночь на 28 мая сводный отряд 23-й японской дивизии, численностью в три тысячи штыков и сабель, с пулеметными частями, артиллерией и бронемашинами, скрытно сосредоточился в районе высот Номун-Хан Бурд Обо и Безымянной, две недели назад занятых японской разведкой.

Советско-монгольское командование и его выехавшая в район событий оперативная группа пока что располагали здесь втрое меньшими силами.

По восточному берегу Халхин-Гола занимали оборону полк монгольской кавалерии, монгольский бронедивизион и один, только что подброшенный сюда на машинах, батальон советского стрелкового полка. На подходе было еще несколько артиллерийских батарей и срочно снятая со строительных работ рота саперов. Все остальное находилось еще в глубоком тылу, в движении или в ожидании приказа.

Утром 29 мая, когда Артемьев оказался на Хамардабе, у юрты начальника штаба оперативной группы, и предъявил документы часовому, на восточном берегу Халхин-Гола уже вторые сутки шел кровопролитный бон.

Японцы действовали в соответствии с директивой штаба Квантунской армии и приказом командира 23-й дивизии генерал-лейтенанта Камацубары. В приказе значилось, что дивизия «должна уничтожить монгольско-советские войска в районе Номун-Хана и, переправившись через Халхин-Гол, захватить его западный берег, необходимый как плацдарм для дальнейших действий императорской армии».

Выполняя приказ, японцы после внезапной бомбежки и артиллерийского обстрела на рассвете 28 мая перешли в наступление против советских и монгольских войск, растянутых по фронту на десять километров и имевших в тылу Халхин-Гол – глубокую и быструю реку всего с одной переправой.

План японцев сводился к тому, чтобы, наступая по всему фронту, нанести главный удар на фланге, прорваться к Халхин-Голу, двигаясь вдоль реки, захватить переправу и в конце концов замкнуть кольцо. За сутки они продвинулись почти повсюду, а на севере, прорвавшись к реке, были уже в километре от переправы; казалось, их план близок к осуществлению.

Только теперь, стоя у юрты, слушая звуки разрывов и видя лицо часового, проверявшего документы, Артемьев до конца понял, что означала вчерашняя озабоченность оперативного дежурного.

– Пройдите, – сказал часовой, возвращая Артемьеву документы.

Артемьев вошел в юрту, оставив чемодан снаружи. Верхняя кошма была откинута, и сквозь круглую, как тарелка, дыру было видно синее небо. В юрте находились двое. У входа стоял рослый лейтенант в зеленой тропической панаме и, раскрыв планшет, разглядывал заложенную под целлулоид карту. В глубине юрты, навалившись грудью на большой фанерный ящик, служивший ему столом, сидел и ругался по телефону полковник с хмурым бровастым лицом.

– Я уже час от вас слышу, что саперы вышли к развилке дорог. Но их там нет! Я не «маяка», а командира навстречу пошлю. Но требую честно ответить: когда они будут? Не когда вам хочется, чтобы они были, а когда будут? Еще раз проверьте и доложите. От ваших «приблизительно» кровью пахнет!

Он бросил трубку, мельком взглянул на стоявшего у входа Артемьева и, крутанув ручку телефона, снова взял трубку:

– Четвертый!

Приложив к уху трубку, он, еще раз окинув взглядом Артемьева, хотел что-то сказать, но в это время в трубке ответили:

– Товарищ Бадма, – сказал полковник, – звонил первый и приказал готовить бронедивизион к переброске с правого фланга в район переправы к Панченко. Запрашивает ваше мнение, сумеет ли ваш кавполк удержать позиции, если забрать у него броневики? Хорошо. Жду.

Полковник положил трубку и на этот раз уже окончательно повернулся к Артемьеву, сделав рукой быстрый жест навстречу документам. Жест откровенно говорил, что время дорого. Прочтя документы, полковник встал и прошелся по юрте, искоса поглядывая на Артемьева и как бы еще не зная, что ему делать с этим неожиданно свалившимся в его распоряжение капитаном.

– Итак, явились в наше распоряжение для использования на штабной работе? – В голосе полковника была ирония, относившаяся не столько к Артемьеву, сколько к несоответствию между формулировкой предписания и обстановкой. Он сделал короткий насмешливый жест рукой, как бы покалывая, что эта юрта и есть сейчас весь тот штаб, в недрах которого ему предписывается использовать Артемьева.

– Надо бы доложить о вас комбригу, – сказал он, – но комбриг уже второй день там, за переправой. – Он коротко махнул рукой. – И вообще, кажется, уже все, кроме меня, там. Вызывайте Тамцак, – повернулся он к лейтенанту. – Что они молчат? Черт бы драл эту степь! Ни начала ей, ни конца! Пока что-нибудь подтянешь по этой чертовой степи, все жилы из себя и из других вымотаешь. Семьсот километров от железной дороги – шутка сказать! Ничего себе райончик выбрали сволочи самураи! А? – посмотрел он на Артемьева, словно ища у него сочувствия.

– Так точно, – неуверенно ответил Артемьев, но полковник спрашивал вовсе не для того, чтобы ему отвечали: он хотел высказаться сам.

– Ничего, – сам себе ответил он, – нам бы только до завтра дожить, а завтра мы уже богатые будем. Ну, где же Тамцак? – повернулся он к лейтенанту.

Тот пожал плечами и снова стал крутить ручку телефона. Приоткрыв кошму, в юрту вошел монгол с незнакомыми Артемьеву золотыми значками на ярких, синих с красным, петлицах.

У монгола было спокойное лицо, изрытое крупными оспинами на скулах.

– Я еду в кавполк, – сказал он, и голос его оказался таким же спокойным, как его лицо. – Я сам отправлю бронедивизион.

Он выговаривал русские слова, ломая их и делая паузы, чтобы его легче было понять.

– Сколько у вас осталось машин? – спросил полковник.

– Пять. – Монгол чуть заметно вздохнул.

Полковник поморщился – еще недавно в бронедивизионе было семь машин.

– Я провожу броневики до переправы и прикажу командиру бронедивизиона товарищу Даваджабу поступить в распоряжение товарища Панченко, – медленно сказал монгол: ему было трудно выговорить по-русски такую длинную фразу.

– Хорошо, товарищ Бадма, – ответил полковник. – Кто останется за вас здесь?

– Лубсан останется. – Монгол повернулся и вышел из юрты.

– Значит, так… – повернулся к Артемьеву полковник, проводив взглядом монгола.

Но в ту же секунду раздался звонок, и полковник рванулся к телефону.

– Слушаю, товарищ комбриг… Сам жду, товарищ комбриг. Ведь я… – Держа одной рукой трубку, он другой, свободной, с ожесточением хлопнул себя по колену. Видимо, ему говорили неприятности. – Встречу. Не потеряю ни минуты.

Он положил трубку и сразу же снова взялся за ручку телефона, но в это время раздался встречный звонок.

– Второй слушает. Ну что ж вы там? – крикнул полковник. – Вот это иное дело. Ясно! – совсем другим голосом, удовлетворенно сказал он, но тотчас же громко вздохнул и, набрав полную грудь воздуха, снова закричал в трубку: – А с дивизионом что? Где дивизион?… Хотя погодите… Погодите, я говорю! Не разъединяйтесь, сейчас продолжим разговор.

Он положил трубку и встал.

– Поедете встречать саперную роту, – ткнул он пальцем в Артемьева. – Она сейчас прибудет на развилку дорог, там, где поворот к переправе. Знаете? А, хотя, – он с досадой махнул рукой, – вы же только приехали!

– Я знаю, где развилка дорог, – сказал Артемьев, – я уже был там.

– А дальше?

– Найду, – решительно сказал Артемьев.

Полковник посмотрел на него и повернулся к лейтенанту:

– Дайте ему карту. Чего вы возитесь? Дайте с планшетом.

Лейтенант снял через голову планшет и с неудовольствием протянул Артемьеву. Полковник перехватил планшет и положит его перед собой на ящик.

– Вот мы. Видите? Вот здесь развилка, ее на карте нет. Вот переправа. Встретите саперную роту – вручите командиру приказание.

Он протянул Артемьеву исписанный карандашом листок полевой книжки.

– Будете сопровождать их через переправу и дальше – сюда, – он показал пальцем куда. – Здесь КП майора Панченко. Рота направляется в его распоряжение. Вы – тоже. В бою не бывали?