Национальная политика как орудие всемирной революции

Довольно бы… Все существенное сказано, но я хочу прибавить здесь еще несколько слов об Испании и Румынии, чтобы та картина всеобщего демократического разложения, которую я только что представил вам в предыдущих письмах, была полнее.

В 70-х годах в Испании произошло реакционное восстание басков в пользу Бурбона Дон Карлоса. Баски бытом своим до сих пор еще не совсем похожи на остальную Испанию. Они консервативнее, поэтому-то у них и оказалась еще возможность, нашлось еще побуждение восстать противу тогдашней Испанской республики.

Но и это реакционное движение также не удалось, как не удавалось за последние 30–40 лет все церковное, все самодержавное, все аристократическое, все охраняющее прежнее своеобразие и прежнюю богатую духом разновидность. Испанская Вандея не удалась, как не удалось полякам их дворянское восстание, как не удалась Наполеону III защита папства, как не удался во Франции позднее государственный переворот в пользу легитимизма[11 - Легитимизм – здесь: монархизм.] и т. д. Это о басках и Дон Карлосе. Теперь о Румынии. В «доброе, старое время», как говорится, эта Румыния была Молдо-Валахией. «Молдо-Валахия» – по-моему, это даже звучит гораздо приятнее, важнее, чем «Румыния». Молдавия имела свои оттенки, Валахия – свои. После Крымской войны и молдаване с валахами почувствовали потребность послужить племенной политике. Оба княжества избрали себе впервые одного господаря Кузу, из среднего круга (помнится, просто полицеймейстера города Галаца).

Куза тотчас же демократизовал эту все-Румынию; он освободил крестьян от давней крепостной зависимости и сокрушил этим прежнюю силу молдо-валашского боярства. Конституция, общая двум княжествам, начала функционировать, как везде, довольно правильно по форме и, конечно, либерально (разрушительно) по духу.

И что же? Почти немедленно это либеральное, национальное правительство стало закрывать монастыри, разогнало монахов и отобрало издревле пожертвованные этим обителям земли. Тяжесть этой меры падала преимущественно на Греческие Патриархаты и Св. Места, которым были подведомственны («преклонены») эти обители и земли. (Кстати замечу, русское правительство хотя и неудачно, но поддерживало в этом случае Патриархаты, ибо славянское племя не было тут замешано в дело, как в позднейшем движении болгар. В болгарском деле мы были либералами, мы поддерживали болгар против Патриарха, и успех наших славянских питомцев превзошел даже далеко наши желания. В румынском деле «преклоненных» монастырей мы были охранителями и ничего в пользу Церкви не могли сделать.)

Сверх того, в Румынии, вскоре после национального объединения, случилось в миниатюре почти то же, что и в Испании в 70-х годах. Вспыхнуло небольшое охранительное восстание. К Румынии, по Парижскому трактату, отошла от России часть старых бессарабских болгарских колоний. У них были свои особые местные уставы и привилегии, дарованные им Россией. Они желали сохранить эти свои особенности и – восстали. Демократическое конституционное правительство новой национальной Румынии усмирило их оружием и заставило их стать как все, уравняло, смешало их с остальным своим населением.

Видите, и здесь даже, в небольшом размере, отражается это зарево всемирного демократического и безбожного пожара, которого неосторожными поджигателями являются не всегда только либералы и анархисты, а по роковому стечению обстоятельств нередко и могущественные монархи, подобные Наполеону III и Вильгельму I германскому!

Неужели прав был Прудон, восклицая: «Революция XIX века не родилась из недр той или другой политической секты, она не есть развитие какого-нибудь одного отвлеченного принципа, не есть торжество интересов одной какой-нибудь корпорации или какого-нибудь класса. Революция – это есть неизбежный синтез всех предыдущих движений в религии, философии, политике, социальной экономии и т. д. и т. д. Она существует сама собою, подобно тем элементам, которые в ней сочетались. Она, по правде сказать, приходит не сверху (т. е. не от разных правительств), не снизу (т. е. и не от народа)[4 - Вернее бы сказать: и сверху, и снизу. – Авт.]. Она есть результат истощения принципов, результат противоположных идей, столкновения интересов и противоречий политики, антагонизма предрассудков, – одним словом, всего того, что наиболее заслуживает названия нравственного и умственного хаоса!»

«Сами крайние революционеры (говорит Прудон в другом месте) испуганы будущим и готовы отречься от революции; но отринутая всеми и сирота от рождения, революция может приложить к себе слова псалмопевца: «Мой отец и моя мать меня покинули, но Господь восприял меня!»[12 - Пс. 26:10.]

Неужели же прав Прудон не для одной только Европы, но и для всего человечества? Неужели таково в самом деле попущение Божие и для нашей дорогой России?!

Неужели, немного позднее других, и мы с отчаянием почувствуем, что мчимся бесповоротно по тому же проклятому пути!?..

Неужели еще очень далека та точка исторического насыщения равенством и свободой, о которой я упоминал и после которой в обществах, имеющих еще развиваться и жить, должен начаться постепенный поворот к новому расслоению и органической разновидности?..

Если так, то все погибло!

Неужели ж нет надежд?

Нет, пока есть еще надежда – надежда именно на Россию, на ее современную реакцию, имеющую возможность совпасть с благоприятным для религии и культуры разрешением Восточного вопроса.

Есть признаки не по ослеплению пристрастия, но «рационально» ободрительные!

Но они есть только у нас одних, а на Западе их нет вовсе!

IX[13 - Глава IX впервые опубликована: К. Н. Леонтьев Восток, Россия и славянство: Философская и политическая публицистика. Духовная проза (1872–1891). М.: Республика, 1996. С. 531–534.]

Передо мною книга М. П. Погодина «Историко-политические письма и записки в продолжение Крымской войны 1853–1856 гг.». Издан этот сборник четырнадцать лет тому назад, в 74 году, то есть через двадцать лет после Крымской войны. Теперь – скоро 89 год…

Боже! Сколько успехов и сколько разочарований за эти тридцать лет! Успехов внешних, успехов политических и сколько разочарований в своем «разночинном» (смешанном) обществе, в своем освобожденном народе, в югославянах, в их признательности, в их «любви», в самом культурном славизме…

Новые политические друзья; новые враги…

Все изменилось!..

За последние восемь лет – какой всё возрастающий возврат к прежним, вековым русским идеям, но на новой почве, уже разрыхленной европейскими реформами и упорной, до сих пор не умолкающей проповедью либерального прогресса…

Куда мы идем?.. Куда приведет нас неотразимая сила не от нас зависящих общих событий?

Многознаменательная цифра восемьдесят девять – для европейской истории за последние века ее… Ровно два века тому назад Вильгельм Оранский воцарился в Англии. В 1689 году по изгнании Иакова II был издан так называемый «Bill of rights»[14 - «Bill of rights» (англ.) – «Билль о правах».]. Права национальной Англиканской церкви и все главные основы великобританской конституции были утверждены надолго, после тяжкой вековой борьбы. И у нас в том же 89 году – воцарился Петр I. Сто (лет) тому назад и все в том же 89 году Франция, объявивши «права человека», придала как бы легальный характер тому процессу разрушения, которому мы все до сих пор и волей, и неволей продолжаем служить, – освобождая, равняя, смешивая, объединяя, приемами весьма сложными стремясь к психическому обеднению человечества – к идеальному упрощению его в жалком образе «среднего европейца»…

Что готовят нам в грядущем эти последние года истекающего века?

Не готовится ли европейское человечество свести свои последние племенные расчеты для того, чтобы потом еще свободнее прежнего приняться за ту борьбу социально-экономическую, которую, по свидетельству Герцена, Прудон назвал однажды «ликвидацией европейской культуры»?

Не спешит ли вся Европа – и Западная, и Восточная – уничтожить всю прежнюю, веками сложившуюся племенную чересполосностъ свою, которая, препятствуя окончательной равноправности и окончательному смешению, подавляя одних и непомерно возвышая других, так долго обогащала европейский дух разнообразными и сложными антитезами?

Когда будут везде сглажены последние остатки и религиозных привилегий, и сословной неравноправности, и племенных преобладаний, не встретятся ли тогда, по низвержении всех этих задерживающих преград, лицом к лицу, по пророчеству Карлейля, только два элемента – капиталистический «дендизм»[15 - Капиталистическое щегольство.] и «голод»?

«Электричество положительное и электричество отрицательное…»[16 - К. Н. Леонтьев ссылается на книгу английского идеалиста Томаса Карлейля «Sartor resartus» (1834), фрагмент которой Н. Я. Данилевский использовал как эпиграф главы X своей «России и Европы»: «Или, еще лучше, я мог бы назвать их двумя беспредельными и поистине беспримерными электрическими машинами (которые вертятся общественным механизмом) с батареями противоположных свойств; горемычный рабочий класс – батарея отрицательная, дендизм – положительная: одна ежечасно притягивает и присваивает себе все положительное электричество нации (т. е. деньги); другая трудится подобным образом над отрицательным (т. е. над голодом), которое одинаково могущественно. До сих пор вы видите только отдельные, преходящие искорки; но подождите немного, пока вся нация не очутится в электрическом состоянии, пока все ваше жизненное электричество, перестав быть здорово-нейтральным, не разделится на две разобщенные доли положительного и отрицательного (денег и голода), и они не противостанут друг другу, заключенные в лейденских банках двух мировых батарей! Прикосновение детского пальца приводит их в соединение, и тогда – что тогда? Земля расшибается в неосязаемый прах этим громовым ударом страшного суда, Солнце не досчитывает одной из своих планет, и впредь уже нет более лунных затмений». См.: Данилевский Н. Я. Россия и Европа. М.: Институт русской цивилизации, 2008. С. 264.] – как выражается этот английский идеалист…

А беспрепятственная встреча их – это такая гроза, которой люди, быть может, со времен нашествия варваров на Рим не видали…

Но прежде чем встретятся в этом страшном единоборстве капитал (или «дендизм»), ничем идеальным не оправданный, и голодный труд, тоже лишенный всякого идеального представления, необходимо упростить все другие отношения, чтобы они не мешали этой окончательной встрече…

Надо уничтожить скорее в Европе всю ту чересполосность, веками сложившуюся, о которой я говорил…

И все готовятся к этому; все этого ждут!

Чувствуется, что все народы сами как бы желают этого взрыва.

Газеты все твердят о мире; но сами пишущие не верят в него.

Все нации друг друга обвиняют в воинственных замыслах, а самих себя выставляют поборниками этого «мира»!..

Говорится: для того чтобы был возможен мир, – вооружайся.

Теперь – стараются о мире только для того, чтобы еще лучше вооружиться!

И не может быть иначе…

Франция не может не думать о «реванше», о возврате провинций своих.

Германия не может не опасаться этого; не может не желать отбить у Франции раз навсегда охоту думать об этом.

Австрия, изгнанная из Германского союза, не может не пытать нового счастья на Востоке, не может не желать стать во главе великой югославянской федерации.

Германия не может не желать образования на развалинах Турции двух великих славянских держав, обреченных на долгую между собою борьбу.

Италия не может не стараться уверить всех, что она в самом деле тоже великая держава; не может отказаться от той роли политической проститутки, которую она, цепляясь везде за сильнейших, привыкла играть со времен этого даже и с виду противного Кавура, графа по званию, хама по политическим вкусам своим.

Россия не может отказаться от древнего призвания, от своего давнего «Drang nach Sud-Osten»[17 - «Drang nach Sud-Osten» (нем.) – натиск на юго-восток.], за который она пролила столько драгоценной крови своей…

Не болгары, не сербы там, не фрачишки афинской «говорильни»… Черт бы их взял совсем, если мы им более не нужны.

Там «Святые Места», там Царьград, Афон, Синай… Там близко и Гроб Господень… Там еще не угасли вполне – святые и великие очаги Православия…

Не можем мы отдать всей этой нашей Святыни и древних источников Силы нашей – на пожрание мадьярам, жидам и немцам…

Россия, как старый боевой конь, вся вздрагивает при каждом новом шаге Австрии на этих полях, политых нашей кровью…