Искушение на грани риска

Финн широко улыбнулся.

– Я ничего не украл с того момента, как очутился на свободе.

Его друг усмехнулся.

– Ну да, ну да. Потому, что твои мысли заняты сыном? Я знаю тебя, Финн де Люка. Ты же скоро заскучаешь без дела, и, когда это случится, умоляю, не совершай глупостей. Обещаю, мы найдем способ использовать твои способности, сумеем извлечь из них выгоду, не подвергая тебя опасности вновь оказаться за решеткой.

Финн отклонился назад на стуле, балансируя на его задних ножках и закинув руки за голову. Ему нравилось это ощущение неопределенности, ожидания, что волею случая его качнет в одну или другую сторону. Риск и опасность были его стихией, и чем выше существовала вероятность быть пойманным, тем более захватывающим становилось приключение.

– Стоун, я достаточно умен, чтобы не попасть за решетку. Я уже не раз говорил, что поймали меня, – Финн указал на фотографию, все еще лежащую под документами на столе, – из-за нее. И у меня нет ни малейшего намерения позволить этому повториться.

Стоун скептически хмыкнул.

– Я провернул больше двух десятков дел до встречи с ней. Говорю тебе, я намеренно сдался, – настойчиво повторил Финн.

– Ну да.

– Я сам вернулся назад и подверг себя опасности.

Это все Женевьева, подумал Финн, из-за нее мозг его перестал работать, и результатом стала глупая ошибка. Больше такого не повторится, сейчас главное – снова заслужить ее доверие, чтобы получить доступ к сыну, и точка.

Лицо Стоуна явно выражало недоверие, но он решил не комментировать слова друга и сменил тему:

– Женевьева, возможно, захочет разжечь скандал из-за украденной ценности, но ее финансы весьма ограниченны. Все, что у нее есть, вложено в активы – драгоценные камни и металлы.

Финн знал это и сам – ведь он пристально изучал финансовое положение Женевьевы. Но ему было непонятно, к чему клонит Стоун.

– На что ты намекаешь?

– Она потратила слишком много денег на то, чтобы нанять отличного адвоката для тяжбы с тобой.

Что ж, он и это ожидал – и как бы ни было неприятно осознавать, что она и его сын нуждаются, Финн намеревался в ближайшее время исправить ситуацию.

– Я пытался дать ей денег, но она не обналичила чек, – ответил он. – Но не беспокойся, старина. У меня все под контролем.

У Финна был план, и он знал, что девушка на сей раз не сумеет ему отказать.

Стоун пристально посмотрел на друга.

– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Все должно было разрешиться в следующие несколько недель, и многое действительно зависело от удачи, но Финн привык ставить все на кон и рассчитывать на единственное хорошо спланированное мероприятие.

Женевьева нервно расхаживала взад-вперед по гостиной, скрестив руки на груди. Каблучки ее туфель постукивали по паркету, который она недавно отполировала сама. Время от времени она бросала взгляды в окно, но на улице перед ее маленьким домиком было по-прежнему тихо.

Из другой комнаты было слышно, как Мэдди читает сказку Ноа, и ее высокий голосок звенел радостным колокольчиком. Последние три года стали бы для Женевьевы адом, если бы не лучшая подруга. Она была рядом всегда, включая тот день, когда Ноа появился на свет, и тогда, когда Финн впервые возник в жизни Женевьевы, сразу же вскружив ей голову, а было это на благотворительном вечере, организованном ее дедом. Конечно, он был обаятелен и красив – все девушки тогда не сводили с него глаз, – но для Женевьевы это была роковая встреча. Она сразу почувствовала за яркой внешностью Финна что-то темное, опасное и, словно мотылек, полетела на пламя. Для нее, воспитанной в строгости, этот соблазн был запретным плодом, манящим и притягательным. И притяжение только усилилось, когда Финн, не спрашивая разрешения, вытащил ее на танцпол и прижал к себе – она до сих пор помнила ощущение его теплой ладони на обнаженной спине. Желание вспыхнуло в ней диким пламенем – и у Женевьевы были все основания полагать, что оно по-прежнему жило в ней, несмотря на все произошедшее.

Бросив взгляд на часы, она вздрогнула: уже без пяти десять.

Почему Финн вдруг изъявил такое горячее желание увидеть Ноа? Он ненавидел ответственность – так, что даже семейный бизнес отдал посторонним управляющим. Вряд ли в нем проснулось желание отцовства. И, что самое главное, как отреагирует Ноа? Ей очень не хотелось, чтобы сын искренне привязался к Финну, ведь тот мог в любой момент исчезнуть – или обидеть его.

За окном хлопнула дверца машины, и Женевьева вновь взглянула на часы. Было ровно десять. Еще через мгновение раздался звонок в дверь, и она пошла открывать, тщетно пытаясь справиться с волнением.

Черт бы его побрал, подумала девушка, распахнув дверь и глядя на Финна. Он ни капли не изменился. Широко расставленные ноги в черных байкерских ботинках, могучие плечи с выпуклыми мускулами, почти целиком закрывающие проем… Интересно, мелькнула мысль у Женевьевы, он все еще гоняет по городу на черном блестящем «Мазерати», дразня полицейских? Финн де Люка был полной противоположностью ей – обожал риск и опасность и, точно ураган, привлекал своей мощью, завораживающей красотой, но это была смертельная сила.

Волосы его были темные, почти черные, и непокорные. На подбородке и щеках темнела тень щетины, точно ему было недосуг бриться, но самыми притягательными были глаза. Темные, они казались угольками, но Женевьева знала, что настоящий их цвет – неразбавленного кофе. И смотрел он на нее так, точно единственный из всех видел ее целиком, даже те части, что она научилась тщательно скрывать от других.

Именно таким ей представлялся дьявол-искуситель. Рядом с ним она чувствовала себя сильной, умной и красивой – даже смелой. Благодаря ему Женевьева впервые начала ощущать себя так, точно у нее нет секретов ни от кого и что ей нет необходимости что-то скрывать. Что ж, она открылась ему, а он использовал это знание против нее. Заставил ее влюбиться в него, довериться ему – и украл «Звезду Райли», не мучаясь угрызениями совести.

– Соседи начнут сплетничать, если ты так и будешь держать меня на пороге, Дженни, – произнес Финн.

– Не называй меня так, – вспыхнула Женевьева, тем не менее отступая назад.

Финн вошел следом и остановился перед ней. На долю секунды девушке показалось, что он сейчас прикоснется к ней, но Финн лишь склонил голову и улыбнулся своей озорной улыбкой, от нее у Женевьевы всегда что-то ёкало в груди и оставалось лишь одно желание – остаться перед ним обнаженной и дрожащей от возбуждения.

Рассердившись на себя, она отошла и остановилась посреди гостиной, скрестив руки на груди.

– Не знаю, на что ты надеешься, Финн, но у тебя ничего не выйдет.

– Всего лишь познакомиться с сыном. А ты хорошо выглядишь, Дженни.

Женевьева покачала головой:

– Мы оба знаем, что ты работаешь иначе, так что прекрати притворяться. Я еще не разгадала твоих намерений, но сделаю это. И если ты не в курсе – хотя это вряд ли, – у меня больше нет доступа к имуществу Райли, включая драгоценности, бизнес и предметы искусства.

– Я знаю. Иначе зачем, ты думаешь, я прислал тебе чек?

– Кстати, могу отдать тебе кусочки. И учти, лесть не поможет. Мы оба знаем, что все твои красивые слова – пустышки. Не трать время попусту.

На миг лицо Финна застыло, на губах появилась какая-то неестественная упрямая ухмылка, которую Женевьева не видела раньше.

– Я всегда говорю то, что думаю, и все, что когда-либо говорил тебе, было абсолютно искренне. Может, я и натворил прилично всякого, но во лжи меня нельзя обвинить.

Женевьева засмеялась, но смех прозвучал как-то натянуто.

– Особенно когда ты сказал мне, что я могу тебе доверять и ты никогда не причинишь мне вреда.

Финн сделал шаг по направлению к ней – девушка предостерегающе подняла руки.

– Мне жаль, прости меня, Женевьева.

На миг ей почудилось, что в словах его звучат искренние нотки, и коварный голосок в глубине сознания принялся нашептывать: может, он и впрямь сожалеет?

– Это уже не имеет значения. Не могу сказать, что я тебя ненавижу, – хотя ты это и заслужил. Ты подарил мне Ноа и показал, что я могу жить другой жизнью, – хотя я бы предпочла другой способ узнать это. Ты дал мне уверенность в том, что я могу постоять за себя и сына. Сейчас я гораздо счастливее, чем была когда-то. Но это не означает, что я готова тебя простить и забыть то, как ты меня использовал.

Подойдя к Финну почти вплотную, Женевьева посмотрела ему прямо в глаза.

– Я клянусь, что не позволю тебе манипулировать сыном и обижать его. Так что надеюсь, что ты говоришь правду, – это для твоего же блага. Я уже не та наивная девочка, какой была три года назад.