Ангел Габриеля

Странный металлический звук эхом разнесся по дому, и затем все стихло, как если бы кто-то затаился в надежде, что его никто не услышал.

Тристан тихо приблизился к открытой двери и выглянул наружу. Кто-то, мягко ступая, ходил по нижнему этажу. Тристан замер на месте.

Неужели воры? Он слышал, что они особо предпочитают Рождество, когда многие отправляются навещать родственников и друзей, оставляя дом без присмотра. Не будь здесь Тристана, воры могли бы беспрепятственно доверху наполнить мешки фамильным серебром, и никто бы даже не пошевельнулся. На ночь миссис Берроуз затыкала уши кусочками шерстяной пряжи, чтобы не слышать храпа мужа. Что же касалось самого старого Берроуза, то он спокойно проспал бы сражение при Ватерлоо, даже если бы у него над ухом палили сотни пушек.

Бросив еще один взгляд на спящего сына, Тристан неслышно вышел в коридор и на секунду завернул к себе в спальню, чтобы взять пистолет. Он торопливо зарядил его и направился к лестнице; сердце его громко колотилось, но он не собирался отступать.

Все его прежние взбудораженные чувства теперь сменились одним-единственным желанием: гневной решимостью наказать взломщиков. Наконец-то перед ним был враг из плоти и крови, а не бесплотные демоны, терзавшие его исстрадавшуюся душу.

Тристан осторожно спустился по лестнице, и звуки стали громче и яснее. Гостиная – вот где находился их источник. Нервы Тристана были напряжены до предела, челюсти сжаты. А если там не один вор, а несколько? А если они вооружены? Услышат ли Берроуз с женой шум борьбы? Что будет с Габриелем, если… если Тристан умрет?

Его рука еще крепче сжала рукоятку пистолета, жестокая мысль обрела ясность. Его смерть мало что изменит в жизни сына. Будущее мальчика уже определено, и механизм уже запущен.

Тристан приблизился к двери гостиной. Закрыта… Несомненно, разбойники таким образом хотели заглушить производимый в комнате шум. Он протянул левую руку к ручке двери, в то время как десятки ужасных предположений промелькнули у него в мозгу. Наконец, по-прежнему крадучись, он открыл дверь.

Глава 2

Затаись в комнате банда убийц, они наверняка бы успели изрезать Тристана на кусочки, столько времени он простоял в неподвижности, ошеломленный открывшимся перед ним зрелищем.

В углу была построена башня из ломберного стола, кожаного кресла Тристана, двух стульев и обитой шелком скамеечки для ног, и на вершине сооружения, словно ангел на церковном шпиле, стояла на цыпочках женщина в сером платье. Коленями она сжимала молоток, три гвоздя торчали у нее изо рта, и при этом она что-то напевала, стараясь приладить к гвоздю на потолке подобие огромного рождественского венка из вечнозеленых веток омелы и остролиста, а также яблок, ярких лент и свечей.

Венок из омелы в этом доме, где все давно забыли о поцелуях? Неужели? Видимо, так – наконец догадался Тристан.

– Что здесь происходит? – строго спросил он, и его палец невольно нажал на курок. Последовал выстрел, а за ним с потолка посыпалась штукатурка. Женщина вскрикнула, повернувшись к Тристану побелевшим от ужаса лицом. Молоток с грохотом скатился на пол. Башня опасно зашаталась, и сверху посыпались гвозди. Тристан успел разглядеть расширенные от страха золотисто-карие глаза, и все этажи сооружения стали рушиться. В напрасной попытке сохранить равновесие женщина попыталась ухватиться за венок, но безуспешно.

И тогда Тристан не раздумывая швырнул в сторону пистолет и поспешил на помощь женщине, будто катастрофу еще можно было предотвратить. Но стулья, кресло и скамеечка с грохотом один за другим слетели на пол, а за ними и женщина, упавшая прямо на Тристана. Раздался глухой удар, за ним крик боли, и они вдвоем рухнули на пол.

Тристан выругался, стараясь ухватить женщину за руки и прижать к земле, а она извивалась под ним и царапалась как дикая кошка.

– Проклятие, да перестань ты драться! – закричал он со злостью, придавив ее весом своего тела.

Ее упругие груди оказались под его грудью, юбки запутались вокруг бедер, ноги больше не двигались, прижатые к полу его ногами. Женщина пахла морозом, снегом и зеленью остролиста, ее золотисто-карие глаза горели возмущением на бледном лице, окруженном облаком рыжих волос.

– Кто вы, черт побери? – спросил Тристан, ощущая, как внезапно пробудилось его тело от соприкосновения с телом женщины. – И что вы делаете в моем доме?

– Меня зовут Алана Макшейн. Я хотела повесить венок, – задыхаясь произнесла она. – Вы всегда стреляете в людей по таким пустякам, Тристан?

– Только если они без спросу проникают в мой дом. Кто-нибудь послал вас сюда? Неужели мои сестры придумали такую…

– Нет, я забралась к вам в дом сама.

Тристан подумал, что, наверное, один из стульев слишком сильно ударил его по голове.

– Вы забрались ко мне в дом, чтобы украсить его к Рождеству? А вы не сумасшедшая?

– Да, сумасшедшая, у которой на голове скоро будет шишка величиной с купол собора Святого Павла. – Женщина попыталась высвободиться. – Я не сумасшедшая. Я просто хотела… У вас тут есть мальчик… Как можно лишать ребенка чудесного праздника Рождества?

Боже мой, неужели это все-таки родственники? Они замучили Тристана просьбами устроить Рождество для Габриеля. Некогда его винит в бессердечии незнакомка, это уже слишком. У него задергался мускул на щеке, а лицо превратилось в суровую маску.

– Собирайте вашу ерунду и вон из моего дома, – сказал он, поднимая женщину на ноги. – И скажите тем, кто вас послал, что я сам позабочусь о моем сыне. Мне наплевать, Рождество сейчас или нет! И мне наплевать на вас!

– Папа, это ты? – спросил робкий голосок из-за двери.

– Габриель, немедленно отправляйся обратно к себе в комнату! – закричал Тристан.

Но было уже поздно. Мальчик в белой ночной рубашке, словно бледное привидение, проскользнул в комнату, держа под мышкой своего любимого тряпичного пони. Сонные глаза Габриеля быстро скользнули по стульям и креслу, валяющимся на полу, по двум растрепанным после борьбы фигурам и все еще раскачивающемуся на гвозде под потолком венку.

– Ох, папа! – восхитился Габриель и подошел поближе. Его глаза округлились от изумления и наконец остановились на Алане Макшейн. Габриель с силой втянул носом воздух и замер, боясь разрушить волшебство. – Какая… какая ты красивая! – выдохнул он, словно увидел сотканную из лунного света фею.

Тристан почувствовал раздражение, хотя и не знал, что так глубоко поразило мальчика: венок под потолком или стоящая перед ним женщина. Грустный мальчик так редко чем-нибудь восхищался, что теперь его восторг раскаленным железом жег душу Тристана.

– Я тут ни при чем, – пробормотал он. – Это все эта воровка, она учинила разгром.

– Я не воровка! – отвергла обвинение женщина.

– Она говорит правду, папа! Она не может быть воровкой, – вступил в разговор тоненький голосок Габриеля. – Она ничего у нас не взяла. Она все купила сама. И остролист, и омелу, и рождественские свечи.

Слова сына привели Тристана в бешенство.

– Я не буду спорить с тобой, Габриель. Отправляйся к себе наверх. А вы… – Он гневно посмотрел на женщину. – Вы забирайте весь этот мусор и уходите, пока я не отправил вас в участок.

– Отправляйте, – упрямо вздернула подбородок женщина. – Интересно будет послушать, как вы объясните мое преступление констеблям.

– Нет, папа! – воскликнул Габриель и бросился между отцом и женщиной. Игрушечный пони покатился по полу, а мальчик обхватил руками юбки женщины.

– Успокойся, моя радость, – сказала она. – Все будет хорошо.

– Он хочет прогнать тебя! – возмутился Габриель, с укором глядя на отца. – Я не позволю тебе этого, папа! Она моя! Я просил, чтобы она пришла сюда!

– Ты просил, чтобы она пришла? – удивился Тристан, пораженный взрывом сыновнего негодования.

Подумать только, его сын, который всегда держался с ним с подчеркнутой вежливостью, как с чужим, теперь прижимался к юбкам Аланы, как если бы она была его единственным спасением. Боль обиды была глубже, чем Тристан мог предположить.

– Но, Габриель, мы не можем оставить здесь эту женщину. Мы даже не знаем, кто она такая!

– Но Боженька знает! – На лице мальчика появилось такое же упрямое выражение, что и на лице его отца. – Она ангел. Мой ангел. Я попросил мне помочь, и мама прислала мне ее.

Непререкаемая вера сына ранила Тристана в самое сердце.

– Успокойся, Габриель, прошу тебя, – сказала незнакомка. Женщина называла его сына по имени и при этом гладила его по мягким золотистым кудрям. Откуда она знает имя его сына? И его собственное тоже? Тристан отогнал мрачные подозрения. Наверное, она узнала их имена у его сестер… Или у кого-то другого, затеявшего все это. Мысль о том, что кто-то проник в его тайны и стал свидетелем его мучений, пронзила Тристана насквозь. Все равно он найдет виновного, и тогда берегитесь…

– Посмотри на нее, Габриель! – воззвал к сыну Тристан. – Ну разве она похожа на ангела? Будь у нее крылья, она бы не стала громоздить башню из стульев, а потом падать с нее вниз, так что чуть не убила и меня, и себя! Она бы парила под потолком на своих крыльях!

– Мама говорила, что ангелы бывают разные. Она говорила, что надо всегда хорошо себя вести, потому что ангел может явиться перед тобой в любом месте и в любой час.

Господи, что говорит его сын? Неужели Габриель верит в сказки об ангелах и в то, что его мать ответила на его молитвы? Как убедить тоскующее дитя, что чудо невозможно?

Тристан подошел к сыну и опустился на колени, чтобы смотреть мальчику в глаза.