Собственная господская контора

Кинтилиан вернулся на прежнее место, а барыня достала из кармана свою записную книжечку.

– Да, кстати, – начала она, еще не заглядывая в нее, – я желаю знать, кто у меня в Бабкове при тамошнем господском доме дворником? Уж не Никита ли Голанец?

– Точно так-с, – возразил Кинтилиан.

– Да не будет Никита Голанец дворником ни при Бабковском господском доме – нигде. Он умер.

Бурмистр, секретарь и приказчик – все трое невольно подняли головы.

– Для меня он умер. Я заметила, что в какой деревне он живет, там у меня непременно пожар случится. При нем в Лисицыне флигель сгорел. Отставить его от должности дворника и отослать в какую-нибудь оброчную деревню.

– Слушаю-с, – ответил Кинтилиан.

– А теперь посмотрим Мемориал. – Барыня раскрыла записную книжечку и прочла громко: – «Печатка». Да! Заказать в Туле печать с фигурою, изображающею время, и с надписью: «оправдает» – и слово чтоб было вырезано ясно. Это я тебе поручаю, Павел.

– Будет исполнено в точности, – весело возразил Павел.

– Я видела, – прибавила Глафира Ивановна, приветливо взглянув на него, – ты уже в саду распорядился: дорожки подчищены – спасибо. Павел низко поклонился.

– Рад стараться, сударыня-матушка, – промолвил он.

– Хорошо, хорошо.

Теперь второе: «Овес и сено». Четвертого дня был у меня сосед Иван Еремеич – всего побыл два часа – и кто его просил приезжать? На лошадей его вышло овса два четверика, четыре гарнца – а сена пуд и двадцать фунтов. Это ужас! Спрашиваю, кто этим заведывает?

– Дворецкий, – промолвил Кинтилиан.

– Вот ты и соврал: разве это дворецкого дело? Дворецкий домом заведывает, а не конюшней.

– Овес и сено выдает начальник конного двора, – поправился приказчик.

– Кто такой?

– Шорник Ипат.

– Так ты Ипату овес и сено поручаешь!.. Такая важная статья у него на руках! А ты-то чего глядишь? Положим, ты сам фураж отвешивать не можешь – всё же ты должен знать, сколько чего выходит. Никифор бы этого не сделал. Видно, мне и конный двор придется Павлу под команду отдать. Кстати, – прибавила барыня, обратившись к Павлу, – в какую деревню сослали Никифора?

– В Валухино.

– В Валухино… Напомни мне о нем сегодня, Левон.

Теперь третье: «Спросить, почему послали не Алешку, а Федьку?» Да; желаю я знать, почему за мамзелью в Москву послали не Алексея, как было приказано, а безмозглого старика Федора?

– Алексей оказался нужным в столярной.

– Когда я что приказываю – должно исполнять, а не рассуждать. Ты отменил мое приказание?

– Никак нет-с.

– Кто же?

Кинтилиан смутился и не отвечал.

– Спрашиваю тебя: кто?

Кинтилиан разинул было рот – и запнулся, но взглянул на барыню.

– Василий Васильевич изволили приказать, – произнес он скороговоркой.

– Опять! – воскликнула Глафира Ивановна. – Опять Василий Васильевич! О, это слишком! Везде, везде этот Василий Васильевич. Надо это кончить! Это невыносимо![12 - Опять Василий Васильевич ~ невыносимо! – Отношение Глафиры Ивановны к Василию Васильевичу и его деятельности в качестве управляющего чрезвычайно напоминает отношение В. П. Тургеневой к H. H. Тургеневу. 10 августа ст. ст. 1844 г. В. П. Тургенева писала М. М. Карповой: «… всё еще плохо моя контора меня слушает, всё еще я второе лицо, а как прикажет Ник<олай> <Николаевич>. Странное дело, я почти всех зубов своих лишилась – но! один безобразит меня, стоит как кол. Сколько его ни качаю, не трогается, а вырвать не имею силы. Точно так и Ник<олай> Н<иколаевич> – не могу достичь поставить его на свое место, т. е. мужчина в дому, как соль, хотя эта соль непромытый бузун» (ИРЛИ, Р. I, оп. 29, № 15, л. 30).] – И Глафира Ивановна сильно позвонила в колокольчик.

Вошел Суслик.[13 - Вошел Суслик. – В. Колонтаева в «Воспоминаниях о селе Спасском» упоминает о том, что «в услужении у Варвары Петровны состояли <…> мальчики, обязанности которых не были строго определены, но которые состояли, как говорится, „на побегушках“» (ИВ, 1885, № 10, с. 51). Упомянут также в числе действующих лиц в плане романа «Два поколения» (наст. том, с. 352).]

– Ступай к Василью Васильичу и скажи ему, чтоб он сию минуту ко мне пришел; да скажи Аграфене, чтобы она мне принесла стакан воды.

– Слушаю-с! – воскликнул Суслик и исчез.

– А вы, – продолжала барыня, – ступайте теперь все вон. Бумаги я подпишу после. – И Глафира Ивановна снова принялась ходить по комнате.

– И нужно вам было, Кинтилиан Андреич, опять про Василия Васильевича напомнить, право, – заметил, выходя из передней, бурмистр Павел приказчику.

– Э! всё едино, – с досадой возразил старик и махнул рукой. – Вишь сегодня погодка какая…

– А копеечки вы ловко подпустили, – с улыбкой промолвил бурмистр.

– Ну, да хороши и вы… с вашей печаткой… – и Кинтилиан отправился в «Вотчинную контору».

– А вы куда? – спросил Павел Левона.

– Я к себе – сосну. Устал – смерть.

Павел остался один, подумал, принял суровый, начальнический вид и, широко разводя сжатыми руками, пошел в сад.

Между тем Суслик прибежал в особый флигель, занимаемый Василием Васильевичем, и, поспешно войдя к нему в кабинет, проговорил запыхавшимся голосом:

– Пожалуйте к барыне.

Василий Васильевич только что допивал третью чашку чаю со сливками. Выпустив струйку табачного дыма изо рта, подносил он налитое блюдечко к губам, как вдруг вошел мальчик. Он тотчас поставил блюдечко на стол и, съежив брови, с уторопленным видом спросил Суслика:

– Барыня меня спрашивает?

– Точно так-с. Велели сказать-с, чтобы сию минуту пожаловали.

– Где она?

– В конторе-с.

Василий Васильевич помолчал и вдруг приподнялся.