Поцелуй анаконды

2

Черная плащаница ночи окутала Армавир. Лунный свет, пытаясь пробиться сквозь толстую стену облаков, освещал только крыши домов и верхушки деревьев, но до земли так и не смог добраться. Потухшие витрины дорогих магазинов Бульварной улицы смотрелись мертвыми глазницами. Керосинно-калийные фонари, расставленные на почтительном расстоянии друг от друга, освещали не более сажени вокруг, и потому все остальное пространство между ними казалось погруженным в свинцовую темень августовской ночи. И только шелест листьев в садах да терпкий запах степных трав, принесенный легким ветром, напоминали об уходящем лете. Где-то на окраинах селения слышался лай сторожевой собаки и испуганный крик разбуженных домашних гусей.

Издалека, почти от самого вокзала, доносилось мерное постукивание конских копыт по мостовой. Одинокая коляска проследовала до помпезного четырехэтажного здания Большой Московской гостиницы и остановилась у парадного входа.

– Благодарю, любезный, – проговорил один из пассажиров и, оставив вознице полтинник, вышел из экипажа. За ним, к входной двери, направился его спутник.

В вестибюле гостиницы услужливый портье, выдавая ключи, заполнял карточки гостей:

– Комната триста пять. Ардашев Клим Пантелеевич, присяжный поверенный Ставропольского окружного суда; комната триста шесть. Нижегородцев Николай Петрович, частнопрактикующий врач, жительствует в Ставрополе. – Он натянуто улыбнулся и выговорил: – Завтрак с восьми тридцати до десяти, блюда подаются в ресторане и летнем саду. Счастливого отдыха, господа.

– Благодарю, – вымолвил Клим Пантелеевич. Вместе с Нижегородцевым они направились к лестнице.

Поднявшись на третий этаж, Ардашев провещал:

– Итак, доктор, нам предстоит непростой день. На завтрак мы уж точно не успеем, потому что с утра нам придется наведаться в полицейский участок. Зато позже я вам гарантирую приличный обед в одном из местных ресторанов. Надеюсь, будет повод отметить окончание расследования дела по убийству Саркисова. Итак, встретимся внизу в семь тридцать.

– Хорошо. Я попрошу портье разбудить меня телефонным звонком в семь. Но, может быть, вы хоть намекнете, кто все-таки убил этого армянина?

– Утро вечера мудренее. Не стоит торопить события.

– А что, если Саркисова имела любовника, который и убил ее мужа? – продолжал рассуждать доктор. – На мой взгляд, эта version вполне убедительная: вексель остался у них, а злодейство они списали на Безобразова. К тому же я видел, что вчера вы заходили в страховую компанию. Думаю, вы хотели узнать, была ли застрахована жизнь Саркисова. Если это и в самом деле так и выгодополучателем является его жена, то все ясно – без ее участия тут не обошлось.

– Завтра вы все узнаете. Это я вам обещаю.

– Да, – вздохнул эскулап, – вы не изменяете своим принципам: не посвящать в свой замысел, пока не откроется тайна.

– Отдыхайте, Николай Петрович, вредно засыпать с ворохом гипотез. От этого плохие сны грезятся. Спокойной ночи!

3

В Армавирском отделении Русско-Азиатского банка, размещавшемся в угловом доме улицы генерала Засса, с самого утра царила суета. Служащие с грустными лицами сновали по вестибюлю, уткнувшись носами в бумаги. Оно и понятно: понедельник, начало рабочей недели.

За гостевым столиком сидели три скучающих посетителя: важный господин явно европейского вида с бритым лицом и едва заметной сединой. Дорогой костюм английского покроя, золотые запонки и черный муаровый галстук с брильянтовой булавкой свидетельствовали о его достатке. Он был поглощен чтением восьмого номера журнала «Вокруг света»; с противоположной стороны стола расположился серьезный мужчина в пенсне с небольшими усами и бородкой клинышком. Нервно подергивая правой ногой, он время от времени нетерпеливо поглядывал на часы, висевшие на стене; рядом с ним, неподалеку от окошка кассира, скучал какой-то человек с жиденькими усиками и бритым подбородком. Одет он был по-купечески: суконные штаны, заправленные в хромовые сапоги, шелковая сорочка с отворотом, перепоясанная тонким ремешком, и пиджак; из его правого бокового кармана торчала свернутая в трубочку газета. Откинувшись на спинку стула, он дымил папиросой и пялился в потолок, рассматривая лепные украшения.

Стукнула входная дверь, и бородатый мужчина в котелке и пиджачной паре направился к кассе. В правой руке незнакомец держал саквояж. Из внутреннего кармана он вынул какую-то бумагу и, передавая кассиру, сказал:

– Это вексель вашего банка. Извольте оплатить.

– Так… жиро[12 - Жиро (итал., уст.) – перевод векселя, индоссамент, передаточная надпись на векселе.] на Саркисова Арама Робертовича. Паспорт есть?

– Вот, пожалуйста. – Он передал в окошко документ.

– Что ж, господа, маскарад окончен, – вставая, проговорил Ардашев.

– Надо же! Покойный Саркисов собственной персоной! – воскликнул доктор.

– Вы арестованы! – рявкнул полицейский. Он вынул из кармана малые ручные цепочки и, окольцевав оторопевшего мошенника, произнес: – Пройдемте со мной, милостивый государь.

– Куда? – глупо моргая, просипел тот.

– На кудыкину гору. Там наш участок стоит.

– А вексель? Вексель забыли! Он мой! Отдайте! Вы не имеете права лишать меня собственности без судебного решения! – возмутился задержанный.

– Не волнуйтесь, Саркисов, – вмешался присяжный поверенный, – судьбу этой ценной бумаги, как и всего вашего имущества, будет решать суд. Банк проверит ее подлинность и перешлет в Ставрополь судебному следователю Леечкину. Кстати, – Ардашев посмотрел на часы, – через четверть часа ваша дражайшая супруга должна явиться в «Россию» за страховым возмещением по случаю вашей «смерти». Как только она получит деньги, ее тут же арестуют. Начальник сыскного отделения пообещал мне, что сделает это самолично. Безымянную могилу на Даниловском кладбище, откуда вы выкопали труп несчастного бродяги, уже нашли. По моей просьбе кладбищенскому сторожу показали вашу фотографию. Он узнал в вас того человека, который приходил к нему несколько дней назад, чтобы перезахоронить якобы своего родственника. А вам надобно торопиться, потому что господин Поляничко ждет звонка от своих армавирских коллег, дабы освободить несчастного Безобразова, томящегося в Тюремном замке. Так что не мешкайте, любезный, ступайте, ступайте.

Втянув голову в плечи, Саркисов поплелся к выходу. За ним с пустым саквояжем шагал полицейский, прекрасно сыгравший роль купца. Ардашев и Нижегородцев замыкали процессию.

– Вот и все, Николай Петрович, finita la commedia, – устало выговорил Ардашев, выходя на улицу. – Дальше обойдутся без нашей помощи. А мы заслужили отдых. Так что пожалуйте в ресторацию!

– Но позвольте один вопрос?

– Все вопросы только после рюмки водки!

– Вы… вы будете пить водку? – изумился врач.

– А почему нет? Сегодня, пожалуй, подходящий повод.

Клим Пантелеевич остановил извозчика и забрался в коляску. Рядом разместился Нижегородцев.

– Куда прикажете, барин? – осведомился возница.

– В ресторацию.

– В какую?

– В лучшую, голубчик, в лучшую!

– Ага! Тогда в «Париж»?

– Стало быть, в «Париж»!

4

– И все-таки, что ни говорите, дорогой Николай Петрович, а любой спиртной напиток должен быть связан с характером еды. Всем известно, что красное вино подают к дичи, белое – к рыбе, а вот водка лучше всего подходит к исконно русским закускам. Тут другое дело. К примеру, севрюга и семга без водки совсем не то, что с водкой, потому что лишь с ней эти кушанья раскроют все прелести своего вкуса. И даже если вы, положим, совсем не пьющий человек, но считаете себя настоящим гастрономом, то, пробуя русские блюда, вам надобно употребить рюмку водки. Без этого никак нельзя! Иначе вы не получите полного удовольствия от блюда и не ощутите всю гамму вкуса. Это все равно что лимон без сахара пробовать. Но и тут есть свои нюансы. – Клим Пантелеевич взял запотевший графин и наполнил крохотные рюмки. – Выпив водки, вы должны не закусывать, а вкушать еду. А потому наливайте этого сорокаградусного зелья не больше наперстка. Тогда вы сразу почувствуете ее вкус. Ведь настоящая водка не имеет запаха. Но пить ее надобно не залпом, а маленькими глоточками, тогда послевкусие водки не сольется со вкусом еды, а дополнит его, точнее – присоединится к нему. Двух-трех таких вот крохотных рюмок за обедом или ужином вполне достаточно, чтобы получить наслаждение. Но хватит слов, давайте выпьем. Прежде скушайте ложечку паюсной икры, потом законный глоток водки и снова икорку. Уверяю вас, вы почувствуете наслаждение. Ваше здоровье!

– Ваше здоровье!

Николай Петрович в точности последовал совету Ардашева и от наступившего блаженства прикрыл глаза.

– Чудо чудное! – тихо вымолвил доктор и, разомкнув веки, добавил: – Вы, как всегда, правы. Знаете, я давно заметил, что нет лучшего средства от хандры, ненастья и плохих мыслей, чем рюмка водки и розеточка с паюсной икрой. Красная, конечно, ей уступает…

– Не скажите! С ней надобно иначе поступать: заправьте ее мелко нарезанным зеленым луком, маслица прованского не забудьте, положите на хлеб и поднесите ко рту, но не ешьте – нет! – а лишь вдохните аромат. И сразу же опрокиньте рюмку холодной водки (в данном разе пить надобно залпом). Секунду-другую подождите, пока тепло дойдет до желудка, и уже после этого откусите кусочек. Блаженство рая!

– Ох и умеете вы, Клим Пантелеевич, аппетит нагонять! Но как бы мне ни хотелось выпить, все же желание вернуться к делу Саркисова его пересиливает. Я и подумать не мог, что он жив. Как же вы об этом догадались?

– Да тут все просто. Если вы помните, с самого начала Поляничко сообщил нам две существенных вещи: первая заключалась в том, что ради расчета с Безобразовым Саркисовы продали дом, но взамен получили не деньги, а вексель. Меня это сразу насторожило, поскольку, как вы понимаете, сделки с ценными бумагами всегда связаны пусть и с небольшим, но все-таки риском. Срок погашения векселя здесь тоже играет не последнюю роль. Из этого я заключил, что они очень торопились и пошли на все условия покупателя; второй момент – адрес; его указали карандашом, а не чернилами, в отличие от самого письма.