Клятва сбитого летчика

Платов лишь вздыхает на очередной вопрос Пирожникова.

Хук подходит к ним, присаживается на корточки:

– До чего ж ребенок любопытный попался! Это наша работа, понял? Вот ты что-то знаешь досконально?

Пирожников отвечает не задумываясь:

– Да. Физиологию женщины, где и какие органы у нее расположены.

– В таком случае слушай и запоминай, чтоб в один из этих органов не попасть, понял?

Командир спрашивает у Хука:

– Как у Физика дела?

– Пара деталей нужна. Может, мы с ним прогуляемся к дороге?

– Нет. Нам все равно переходить трассу, вот там и поглядим, что к чему.

– Добро. Пойду еще Физику помогу. Он там над одной вещичкой колдует…

Хук поднимается, уходит, и Физик протягивает ему крохотные круглогубцы:

– Подержи-ка, вот здесь…

Пирожников вытягивает шею, стараясь увидеть, что они там мастерят, но Платов опять обращается к нему:

– Не отвлекайся. От тебя тоже судьба операции зависит, пойми это. Главное: никакой самодеятельности, никаких экспромтов! Твое дело – сесть на плот, проплыть двести метров, спрыгнуть на берег, а плот оттолкнуть. Там течение такое, что его потянет к другому берегу, и это собьет ищеек со следа, если что. А ты отправишься по прямой к своему дивизиону.

– А вы что, не туда разве пойдете?

– Не туда. Нам, Пирожников, в Москву надо, а тебе еще тут местных женщин любить.

Женька притворно глубоко вздохнул:

– Так не разрешают.

– И правильно, между прочим, делают. Ты знаешь, что такое мужское достоинство?

Пирожников коротко хохотнул:

– Кто ж не знает…

– Правильно думаешь, – сказал Платов и постучал пальцем по лбу. – Голова. И в нашем возрасте при ее помощи уже самому надо понимать, что и к чему может привести.

– Ну и к чему плохому это меня приведет?

– Головой-то надо своей думать, да не только о себе. Женщине хуже не станет? Жизнь у нее не сломается?

Пирожников тут же перевел разговор в другое русло:

– А плот откуда возьмем?

Платов смотрит на схему, чуть поправляет ягоду, обозначающую вышку с часовым, и говорит:

– Отдыхай. Еще раз взгляни сюда, закрой глаза и вспоминай, все ли детали помнишь. А я к Циркачу пройду.

Через минуту Пирожников подсел к Физику с Хуком:

– Задание мне какое-то несерьезное дали. На плоту кататься.

Физик, не отрываясь от дел, спросил:

– А серьезное – это какое? Чтоб орден за него, да еще и посмертно?

– Да нет, я как Теркин, и на медаль согласен, но и за нее же люди потели, а тут…

– Попотеем еще, – вставил Хук.

– Слышь, Физик, а тебе за что такую кликуху дали?

За него ответил Хук:

– Он у нас почти нобелевский лауреат.

– Да ну? А если серьезно?

– А серьезно общей теорией поля занимаюсь, слышал о таком? – спросил Физик.

– Нет. Я больше по теории любви… Была у меня в институте одна красотулечка, дочь проректора, оторва, каких свет не видел! Редкое, между прочим, сочетание – красота и ум. У нее что ножки, что грудь, что глаза – картину пиши! И головка светлая. Медалистка. Но что она на даче вытворяла, куда я ее возил!.. «Ах, мой дружок! Иди ко мне! Утешь свою ненасытную девочку!»

– А звали ее как? – спросил Физик, не переставая возиться с какой-то хреновиной, похожей на мыльницу, заполненной проводами и радиодеталями.

– Татьяна. Она так и ворковала: «Я Татьяна, иди ко мне, мой дружок…» А чего имя спрашиваешь?

– Вдруг свидеться придется, – улыбнулся Хук.

– Нет, она скучных не любит.

– Да мы тоже. Надо только всему место знать. – И Хук поднялся с земли, увидев подходившего Платова. – Командир, как насчет свежей рыбки, а? Тушенку поберечь можно, мало ли что, а тут река рядом.

Платов посмотрел на часы:

– Сорок пять минут у нас есть.

Хук довольно кивнул:

– Уложимся. Пятнадцать минут ловить, пятнадцать готовить, десять кушать, пять – привести себя в порядок. Я пошел.