– Но без излишеств, – уточнил Майкл.
– Сначала пойдем на футбол. На матч профессионалов. – Фрэнсис знала, что Майкл любит футбол. – Сегодня играют «Гиганты». В такой день приятно побыть подольше на свежем воздухе, как следует проголодаться, пойти в «Кавану», съесть стейк размером с фартук кузнеца, запить его бутылкой вина. А оттуда прямая дорога в «Филмарт», там показывают новый французский фильм, и все говорят… эй, ты меня слушаешь?
– Конечно, – ответил он, отводя взгляд от девушки без шляпы, с короткой стрижкой, которая прошла мимо с грациозностью танцовщицы. Пальто она не надела, так что Майкл отметил ее плоский, как у юноши, живот и бедра, которые так и ходили из стороны в сторону. Во-первых, потому, что она была танцовщицей, а во-вторых – потому, что перехватила его настойчивый взгляд. Девушка улыбалась чему-то своему. Майкл заметил все это до того, как повернулся к жене. – Конечно. Мы пойдем на матч «Гигантов», мы съедим стейк, а потом посмотрим французский фильм. Как тебе это нравится?
– Звучит неплохо, – сухо ответила Фрэнсис. – Программа на целый день. А может, ты предпочел бы прогуливаться по Пятой авеню?
– Нет, – без запинки ответил Майкл. – Ни за что.
– Ты всегда и везде смотришь на других женщин. Оглядываешь каждую женщину в Нью-Йорке.
– Да перестань. – Майклу хотелось обратить все в шутку. – Только на симпатичных. Сколько, в конце концов, симпатичных женщин в Нью-Йорке? Семнадцать?
– Больше. Во всяком случае, на твой вкус. Ты их находишь везде.
– Это неправда. Иной раз я, возможно, действительно смотрю на проходящую мимо женщину. На улице. Признаю, на улице я, случается, смотрю на…
– Везде, – повторила Фрэнсис. – В каждом месте, куда мы приходим. В ресторанах, в поездах подземки, в театрах, на лекциях, на концертах.
– Послушай, дорогая, – попытался урезонить жену Майкл, – я смотрю на все. Бог дал мне глаза, и я смотрю на женщин и мужчин, на котлованы для новых линий подземки, на экран кинотеатра и на маленькие цветочки на полях. Я изучаю окружающий мир.
– Тебе бы увидеть блеск, который появляется в твоих глазах, когда ты изучаешь окружающий мир на Пятой авеню.
– Я женат и счастлив в семейной жизни. – Он нежно прижал к себе руку Фрэнсис. – Пример для всего двадцатого столетия, мистер и миссис Майкл Лумис.
– Ты серьезно? Ты действительно счастлив в семейной жизни?
– Абсолютно, – ответил Майкл, чувствуя, как меркнет воскресное утро. – Почему ты так говоришь со мной?
– Просто хотела знать. – Фрэнсис прибавила шагу, глядя прямо перед собой. Лицо ее превратилось в бесстрастную маску. Так бывало всегда, когда у нее портилось настроение.
– Я абсолютно счастлив в семейной жизни, – терпеливо повторил Майкл. – Мне завидуют все мужчины Нью-Йорка в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет.
– Оставь свои шуточки.
– У меня прекрасный дом, – гнул свое Майкл. – У меня прекрасные книги, фотографии, друзья. Я живу в городе, который мне нравится, и живу так, как мне хочется. У меня работа, которая мне нравится. У меня жена, которую я люблю. Если происходит что-то хорошее, разве не к тебе я бегу с доброй вестью? Если случается что-то плохое, разве я плачу не на твоем плече?
– Да, – кивнула Фрэнсис. – И ты смотришь на каждую женщину, которая проходит мимо.
– Ты преувеличиваешь.
– На каждую женщину. – Фрэнсис убрала руку с локтя Майкла. – Если она страшненькая, ты тут же отводишь взгляд. Если ничего, смотришь на нее, пока не сделаешь семь шагов…
– Господи, Фрэнсис!
– Если красивая, разве что не сворачиваешь себе шею.
– Слушай, давай выпьем. – Майкл остановился.
– Мы только что позавтракали.
– Послушай, дорогая, – сказал Майкл медленно, тщательно подбирая слова. – Выдался славный денек, мы оба в хорошем настроении, и нет никакого смысла все портить. Давай проведем воскресенье в свое удовольствие.
– Я могу провести воскресенье в свое удовольствие только в том случае, если в твоем взгляде не будет сквозить желание бежать за каждой юбкой на Пятой авеню.
– Давай выпьем, – повторил Майкл.
– Я не хочу пить.
– А чего ты хочешь, поссориться?
– Нет. – Голос у Фрэнсис был такой несчастный, что Майкл тут же проникся к ней жалостью. – Я не хочу ссориться. Не знаю, что на меня нашло. Давай поставим точку. И постараемся хорошо провести время.
Они вновь взялись за руки и молча пошли мимо детских колясок, стариков итальянцев в воскресных костюмах и молодых женщин.
– Я надеюсь, сегодня будет интересная игра. – Фрэнсис прервала затянувшуюся паузу, стараясь говорить непринужденно, как за завтраком и в начале прогулки. – Мне нравится профессиональный футбол. Эти ребята колотят друг друга так, словно сделаны из бетона. А как они бросаются друг другу в ноги! Это очень возбуждает.
– Я хочу кое-что сказать тебе, – очень серьезно заявил Майкл. – Я не прикасался ни к одной женщине. Ни разу. За все пять лет.
– И хорошо.
– Ты мне веришь?
– Конечно.
Они шли по парку Вашингтон-сквер, под раскидистыми деревьями, между скамейками, на которых не было свободных мест.
– Я стараюсь этого не замечать. – Фрэнсис словно говорила сама с собой. – Стараюсь убедить себя, что это ничего не значит. Некоторым мужчинам это нравится, говорю я себе, они хотят видеть то, чего лишены.
– Некоторым женщинам это тоже нравится, – ответил Майкл. – В свое время я знал пару дамочек…
– Я не смотрела ни на одного мужчину после второго свидания с тобой, – прервала его Фрэнсис.
– Нет такого закона, – заметил Майкл.
– У меня все переворачивается внутри, когда мы проходим мимо женщины и ты смотришь на нее так, как смотрел на меня при нашей первой встрече у Элис Максвелл. Ты стоял в гостиной, рядом с радиоприемником, в зеленой шляпе…
– Шляпу я помню, – ввернул Майкл.
– Тем же взглядом. Меня от этого мутит. Мне становится нехорошо.
– Ну что ты, дорогая…
– Я думаю, теперь можно и выпить.
Они направились к бару на Восьмой улице. Майкл застегнул пальто и бросил задумчивый взгляд на свои хорошо начищенные коричневые туфли, когда они поднимались по ступеням к двери. Они сели у окна, в которое лились солнечные лучи. У дальней стены трещали дрова в камине. Подошел японец-официант, поставил на стол блюдо с претцелями[1 - Претцель – сухой кренделек, посыпанный солью, популярная закуска. – Здесь и далее примеч. пер.] и широко им улыбнулся.
– Что положено заказывать после завтрака? – спросил Майкл.