Замирая от счастья

Ната любовалась вазочкой, вертела ее в руках.

– Ты думаешь, это современная вещь? Да?

– Какая разница. Обычная дешевка…

– Я тоже сначала так думала, а потом увидела что нет.

Димка промолчал. На экране начался захватывающий эпизод взятия заложников.

– Господи, ну можешь ты хоть на минутку обратить на меня внимание? – не выдержала Ната.

– Да, ладно тебе… – Дмитрий все-таки повернулся в ее сторону. – Ты еще скажи спасибо, что я в компьютерные игры, как наш сын, не играю. И в Интернете сутками не сижу. Кстати, Темка где?

Ната взглянула на часы.

– Вообще-то должен уже прийти… Может, на тренировке задержался или девушку какую-нибудь поехал провожать? – Она выглянула в окно. – Или возле дома круги наматывает – место для парковки ищет.

Муж посмотрел на Нату.

– Слушай… Забыл сказать. У меня колесо спустило. Завтра с утра придется в шиномонтаж ехать.

Ната поставила вазочку на стол.

– Ой, вечно… Не понос, так золотуха…

На экране очередная красавица-следователь очаровательно улыбнулась очередному оперативнику и отказалась лечь с ним в постель под предлогом срочного выезда на очередное убийство. Поплыли титры. Дмитрий щелкнул пультом, выключил телевизор. Налил себе еще чаю. Зевнул.

– Ну, так что это за вазочка?

Ната обрадовалась. Опять взяла в руки интересовавшую ее штучку, повертела под лампой.

– Вот, смотри! Ты думаешь, это на ней рисунок такой?

– Ну-ка, дай сюда!

По запорошенному снегом стеклянному полю узорчатой пеленой просвечивали завитушки – будто кто-то по льду катался на коньках.

– Хм! А если всмотреться – неплохая штуковина. Где ты ее взяла? В «Ашане»?

– Ну, скажешь тоже! – В голосе Наты слышались победные нотки. – На антресолях. В маминой коробке. Там еще от бабушки лежит всякая всячина. Но скажи… – Ната аккуратно перехватила вазочку у Димки из рук. – Симпатичная ведь штуковина! И никогда не подумаешь, что ей уже больше ста лет! Действительно, будто только из магазина. Мне кажется, я что-то похожее в «Английском фарфоре» видела. И ведь правда – рисунок изысканный. Будто лазером нанесен!

– А с чего ты полезла на антресоли? Я думал, у нас там все паутиной уже затянуто, как в «Острове сокровищ». – Димка засмеялся.

– Сам ты паутина! – Ната рассердилась. – Хватит ржать! Я на свою коробку для косметики кофе случайно пролила. Вот и стала искать, чем бы заменить. А будешь издеваться, я нарочно новую куплю – самую дорогую!

– Ладно, чего ты злишься… – Муж налил себе еще чаю. – И почему ты думаешь, что этой вазочке сто лет?

– Ага! – снова воодушевилась Ната. – Вот ты тоже не увидел! И я не сразу заметила. А ты представляешь, эта вазочка в газету была завернута. «Уральский рабочий» от 8 декабря 1977 года. Мне тогда было… Два года всего!

– А бабушка твоя умерла в каком году? – посмотрел на Нату Димка.

– Ой правда, как же я не подумала… В семьдесят седьмом… В октябре… Не помню точно уже какого числа.

– Вполне логично, что через сорок дней вещи эти и были запакованы. Наверное, их перевезли к твоей матери на квартиру. А потом уже и к тебе.

Ната подумала.

– Ну, да, я помню, когда мы с мамой разменялись, она просто передала мне эту коробку. Сказала, возьми что хочешь, а что не надо – выброси. А я, наверное, и смотреть не стала! Все было некогда. Но самое интересное, прочитай, что написано на этой вазочке на дне!

– А разве там что-то написано?

– В том-то и дело! Гравировка такая тонкая, что еле заметна на фоне рисунка. Вот ты читай!

– Я без очков не вижу.

– Давай сюда.

Ната прищурилась и стала медленно разбирать, всматриваясь в еле заметные буквы. «В день рождения дорогой Паулине Рихарт от подруги Аси. Никогда тебя не забуду! Десятое сентября 1911 года». Представляешь? Это еще до Первой мировой! Конец Серебряного века. Я теперь даже не смогу в эту штуку косметику класть.

– Ну вообще-то художественной ценности в ней немного.

– Тут дело уже не в ценности. Просто во времени. И самое главное – я никогда не знала никого, кого бы звали Паулина Рихарт. И о подруге Асе, кстати, тоже никогда не слышала.

– Так матери позвони.

– А я уже позвонила. Так вот, мама сказала, что якобы у моего прадеда, академика, когда он работал на Урале, был сотрудник, по фамилии Нестеров. Его жена была чистокровная немка. И они скрывались, чтобы ее не разоблачили во время репрессий. И вот эту жену-немку звали, кажется, Паулина Генриховна. И что мой прадед вместе с этим Нестеровым спасали в войну картофельный фонд.

Дмитрий пожал плечами.

– Ну, так весьма логично, что жена этого Нестерова вполне могла подарить какую-нибудь безделушку жене твоего прадеда – академика. Например, эту вазочку. Что же тут такого?

Ната помолчала немного и вдруг выпалила:

– Да я не про вазочку… У меня сложился про все это рассказ!

– Про что, про это?

– Ну про войну… Про то время… Про Нестерова и его жену… Про картофельный фонд.

– Ерунда, – зевнул Димка. – Ты что, его уже написала?

– Пока еще нет. Работаю.

– Ну дело, конечно, твое, но, по-моему, время лучше не тратить. Сама же жалуешься, что ни хрена не успеваешь. Тема непроходная. Не напечатают.

Ната помолчала. Дмитрий опять включил чайник. Взглянул на жену.

– Чай будешь?