Жемчужины бесед

Эти деяния – счастье. Кто удостоится его, кроме тебя?

Государь – лучезарное светило над морем даров, перед солнцеподобной дланью которого не стоят и гроша несметные сокровища морей и рудников, в один миг он расточает богатства и клады обоих миров, не ставя их ни во что.

Ты – весь мир великий, и не диво,
Если твои дары окажутся несметными сокровищами.

Более того: великое солнце щедрот пред ним ничтожнее самой малой пылинки, благодатное облако моря даров рядом с его щедростью и милостями меньше капельки.

Пред его щедростью туча – лишь капля.
Пред его блеском свет падающей звезды – лишь искорка.

Сравнивать изливающую дождь тучу с дарами шаха – явное заблуждение, равнять плачущие глаза и высохшие берега моря со щедростью шаха – великая несправедливость, поскольку дождевая вода исторгается из морских глубин против своей воли, а морская вода, выплеснутая волнами на берег, стеная, спешит обратно.

Я не говорю, что ты подобен туче,
Ибо это не соответствует законам разума:
Она раздаривает, вечно плача,
Ты же постоянно даришь и постоянно смеешься.

Шах дарит целый табун арабских коней встречному пешеходу и даже не смотрит на него, полагая, что мало подарил. Слоновьими вьюками раздаривает он золото и драгоценные каменья обитателям земли и не ждет взамен благодарности. С тех пор как Хумай справедливости и благоволения шаха осенил жителей мира, насилие и притеснение от страха пред его орлиными стрелами скрылись на горе Каф, словно Симург, смута, подобно сове и филину, укрылась в развалинах, удалилась на край земли, лисица избегла ярости льва, мускусная кабарга избавилась от лап гепарда, журавль перестал опасаться когтей сокола, голубь зажил припеваючи, не зная погони орла, а фазан свил свое гнездо прямо под носом кречета-насильника.

Благодаря правосудию совершенного властелина и справедливого султана превратились фазан и куропатка, онагр и гепард. Первый – в друга сокола, вторая – в возлюбленную кречета. Онагр стал другом льва, гепард – собеседником дракона.

Да сохранит всевышний господь до Судного дня над головами людей благословенный шатер султана всего мира и набожного халифа! Да вознесет Творец во всех землях и странах мира стяги его побед, ибо «молитва – только для людей».

Да пребудет владыка всего мира до тех пор, пока существует мир.

Да пребудут с ним навеки счастье и благополучие. Пусть Хумай шатра султана нашего времени угнездится в столице счастья. О шах! Подножие твоего трона столь высоко, Что сам он оказывается на седьмом небе. На троне держав ты – Сулейман.

Да будут покорны тебе всей душой и люди, и джинны. Словно Искандер, ты завоевал весь мир, Обрети же бессмертие, словно Хизр.[35 - Хизр – легендарный мусульманский пророк, который, однако, не упоминается в Коране. По религиозным преданиям, Хизр отыскал источник живой воды, находящейся в царстве мрака, испил ее, благодаря чему обрел бессмертие. Хизр покровительствует путникам и заблудшим, спасает погибающих от жажды в пустыне. Он облачен в зеленые одеяния.] Куда бы ни повернул ты стремя владычества, Да будут сопутствовать тебе победа и успех. Пусть ту главу, что отринет повиновение тебе. Небосвод поразит головокружением. Ты повелеваешь во всех странах мира, Пусть же до Судного дня исполняются твои веления. Хранителем тела и души твоей. Да будет владыка небес и земли.[36 - 24 Ср. Коран, XXXIII, 43: «Он – тот, который молится за вас, а также его ангелы».]

Причина перевода этой книги

Светозарный источник сей блистательной книги, переложивший ее на персидский язык, нижайший из рабов, что возносят мольбы за падишаха всего мира, уповая на милость Творца людей и духов, именуемый Имад ибн Мухаммад ан-Наари, (да исполнит Аллах его желания и да усовершенствует его натуру!), говорит так. Этот нижайший раб провел свой жизненный срок от колыбели и младенческих лет до самых наших дней, взыскуя знаний и учености, вкушая по временам с пиршественного стола красноречия великих ученых и прославленных мудрецов. Следуя хадису Посланника – да благословит его Аллах, да приветствует – «Обретай знания из уст мужей»,[37 - Хадис, см. Кашф ал-хакаик, с. 9 и 243] я беседовал с златоустами и бывал на собраниях людей благородных, так что помимо воли своей обрел долю из сокровищницы знаний, снискал толику из моря учености. Мои дед, отец и брат устремляли свои взоры ко двору прежних правителей, удовлетворяли свои потребности из Каабы их счастья и кыблы величия. Постоянно пускались они в путь, сопровождая государей, всегда покорно служили в войске и царском ведомстве.

И вот, в то самое время, когда врата благоволения в мире отверзлись, словно десница подобного благодатному облаку падишаха, когда признаки счастья распространились по всему свету, во мне, нижайшем рабе, также ожили благородные стремления и порывы, пробудили меня от сна неведения, от заблуждений безделья и невежества, возбранив мне лишь есть да спать, будто бесчувственное животное, стали порицать меня за то, что я довольствуюсь черствым хлебом и теплой водицей, словно недоумок какой-нибудь, и возгласили: «О, ты, не ведающий о дуновениях государевой справедливости! О, ты, лишенный милостей властелина всего мира! За те семнадцать-восемнадцать лет, которые сей хранитель веры и губитель неверия, сей справедливый и милостивый к подданным падишах благословенно восседал на престоле, вознесшемся до самых небес, он оказывал покровительство толку ханафитов, и многие тысячи тюрков, абиссинцев, арабов, дейлемитов,[38 - Дейлемиты – иранское племя, обитавшее на каспийском побережье Ирана. Из него вышло несколько династий, правивших в Северном Иране, а впоследствии – и на территории всего Ирана. Этим словом зачастую обозначают также воина-наемника, поскольку представители этого племени часто нанимались в войска феодальных владетелей.] китайцев, хотанцев,[39 - Хотан – древний город в Восточном Туткестане. Иногда весь Восточный Туркестан. Хотан славился красивыми женщинами и мускусом.] румийцев, негров и других народов входили в чертоги великого падишаха, покровителя всего мира, удостаиваясь чести поцеловать ему ногу и облобызать край его благословенного ковра. Отчего же ты, кому служение султанам досталось в наследство от предков, пребываешь в неведении и почему ты лишаешь себя подобного счастья?

Китайцы завладели Каабой, а мекканцы все дремлют в холодке!
Вставай, ухватись за кольцо своего счастья, пусти вскачь коня надежды по ристалищу счастья.
Пусть взоры несут тебя, спеши к падишаху.
Быть может, и тебе откроются двери наслаждений, и столы с яствами предстанут перед тобой.
Всему, что миновало, скажи: Уходи! Настало время новой судьбы и новой доли».

Когда я увидал перст судьбы, когда услыхал радостную весть, мне захотелось под влиянием этого зова, этого влечения отправиться ко дворцу покровителя всего мира, чтобы, удостоившись чести быть принятым в покоях шаха вселенной, приступить к служению ему. Но кто же дерзнет взобраться на небо? Когда это подымались на небеса? Ведь никто не сможет попрать пятой солнце и не утвердиться на четвертом небе, покуда, подобно Исе, не презреет все тщетное и не отринет все тленное. Покуда человек, как Мухаммад, не откажется от всего мирского, не пренебрежет обоими мирами, он не сможет коснуться чела Луны и пройти через седьмое небо.

И тогда я, ничтожнейший раб, повинуясь сему побуждению и основываясь на подобных умозаключениях, отказался от намерения отправиться к вратам средоточия всех подданных, примирился с жизнью, не стал посещать дома эмиров и везиров и обратил свои помыслы к тому, чтобы лобызать прах в равном небу чертоге халифа наших дней, султана султанов, второго Искандера – да будет вечным его царствование и правление! И тогда я взамен службы представил в книгохранилище его величества эту книгу-перевод.

Надеюсь, что мне, рабу, пожалована будет честь поцеловать раскинувшийся до самого небосвода ковер владыки – и тем самым исполнятся мои мечтания и желания.

Господь! Исполни желания мои.

Поскольку и изысканный вкус, и здравый смысл равно склонны внимать историям, сказаниям и легендам и извлекать из них истинное удовольствие, поскольку во время собраний и пиршеств халифов и султанов с мудрецами и надимами,[40 - Надим – приближенный, советник правителя. Надимы делили со своим патроном трапезу, учавствовали в его развлечениях, занимали его беседой.] обычно ссылаются на разного рода предания, поскольку принято уснащать речь всевозможными рассказами, в особенности такими, что облечены в одежды безыскусных оборотов и в одеяния изысканных метафор, украшены, словно сверкающими самоцветами, цитатами из Корана, хадисами[41 - Хадис – рассказ о деянии или высказывании пророка Мухаммада. Подлинность хадиса «гарантируется» приведенным в нем перечнем «передатчиков», восходящим от кого-либо из современников Мухаммада до составителя одного из канонических сводов хадисов. Совокупность хадисов составляет мусульманское «священное предание» – сунну, которая, наряду с Кораном, определяет все стороны жизни мусульман. На самом деле хадисы выдумывались в разное время противоборствующими религиозными и политическими группировками, между ними нередки противоречия, иногда исключающие друг друга суждения и т. п.] арабскими и персидскими стихами, пословицами и поговорками, мудрыми и назидательными изречениями или притчами, где рассказ ведется от лица зверей и птиц или даже неодушевленных существ, то неудивительно, что люди любят слушать такие повествования, и это ни в коей мере не вызывает у них скуку. Напротив, подобная форма изложения облегчает рассказу достижение цели, и таким образом желаемое осуществляется. Вот почему в различные времена ученые мужи, дабы похвастать перед равными себе и превзойти последователей и собратьев, переводили с индийского и посвящали своему властелину и благодетелю какую-либо книгу. И этот перевод попадал в сокровищницу наследника престола или царствующего правителя, название же сочинения утверждалось в веках, как было, например, с книгами «Калила и Димна», «Синдбад-наме», «Дар базиликов» и прочими.

Я, нижайший раб, также вознамерился в царствование опоры всего мира, во время правления падишаха, который покровительствует талантам и так щедро платит людям искусства, словно они – алхимики, перевести книгу с индийского, написать посвящение ему в начале, конце и в каждой главе, перечисляя все его благословенные титулы, изукрасить и разубрать его подвиги и похвальные качества. И поскольку на этой книге всегда будет стоять имя его величества, который «пусть будет вечно счастливым, пусть вечно сопутствуют ему величие и могущество», то не исключена возможность, что и прозвание его нижайшего раба так же, как имена Рудаки[42 - Рудаки (ум. 941) – один из основоположников персидско-таджикской литературы, творивший при Саманидах (династия, правившая Средней Азией и Восточным Ираном). Из огромного поэтического наследия Рудаки сохранилась лишь небольшая часть, около тысячи бейтов.] и Хассана, не будет предано забвению, не будет стерто со страниц времени.

Одним словом, с такими помыслами я читал книги индийцев, изучал их легенды и сказания. Но мое немощное сердце не привязывалось ни к одной книге, моему слабому духу ни одна из них не нравилась. Если в какой-либо книге я находил удачное начало, то окончание оказывалось слабым и неудовлетворительным. В другой же пленяло завершение повествования, но начало тяготило сердце. Наконец, после долгих поисков и бесчисленных исканий я набрел на книгу, зачин которой вызывал зависть других сказаний.

Книга была хорошо подобрана и содержала семьдесят две сказки, сочиненные попугаем. Вот содержание:

У одного купца в доме жили два попугая, самец и самка. Отправляясь в поездки по торговым делам, купец наказывал супруге не приступать ни к какому делу, доброму или дурному, не посоветовавшись с птицами и не получив их соизволения. В этом он проявлял к жене полную строгость.

И вот однажды купец задержался в поездке, а жена его влюбилась в юношу и пообещала ему свидание ночной порой: в тот самый миг, когда машшате неба набросит на лик мира локон мрака, луноподобная красавица обещала войти в дом возлюбленного.

И вот в первую же ночь она попросила у самки попугая разрешения отлучиться. Бедняга птица, притворившись, будто ни о чем не ведает, пыталась дать ей советы и наставления. Но хозяйке, обуреваемой любовью, это не понравилось, она бросила птицу оземь и подошла к попугаю.

Попугай видел все это своими глазами и подумал, что если станет давать ей советы, то его постигнет участь супруги, а если поступит иначе, то ослушается господина. И он хитроумными притчами и присловьями стал возбуждать в ней желание пойти на свидание, представив себя сторонником ее намерений. До скончания ночи рассказывал он ей сказки, так что пробудил в луноликой красавице желание слушать его и тем самым удержал ее от греха.

Таким манером каждую ночь жена купца собиралась пойти к юноше, пламя страсти в ней разгоралось, и она шла к попугаю посоветоваться и получить разрешение. Он же отвлекал ее сказками и легендами и как бы, между прочим, давал ей советы и назидания, так что вся ночь проходила в беседе. И красотке к утру ничего не оставалось, кроме как отказаться от своего намерения.

После семьдесят второй ночи вернулся купец, узнал о том, что произошло, похвалил мудрость попугая, восславил его изворотливость, опечалился из-за самки и пролил много жемчужин-слез.

Короче говоря, когда я – ничтожный раб в силу живости характера и возвышенных помыслов стал раздумывать над этими семьюдесятью двумя сказками, изучать их введения и заключения, то на первый взгляд книга показалась мне прекрасной. И мне захотелось именно ее облечь в одеяние персидских выражений и украсить самоцветами метафор. Однако когда я присмотрелся внимательней, заглянул опытным глазом в потаенные уголки, то обнаружил, что эта оболочка лишена жемчужин мудрости и украшений речи, что нет на ней драгоценных каменьев пользы и жемчужин наставлений. А те краткие и занимательные сказки, которые имеются, были заимствованы из персидской «Калили и Димны» и «Синдбад-наме» без каких-либо изменений и давно уже всем известны. Другие же сказки оказались незанимательными, неувлекательными и недостойными внимания царей. Как же можно было все это (за исключением нескольких сказок чуть получше) доводить до сведения его величества падишаха? Названные истории я переработал, а другие сказки, занимательные и чудесные, извлечены мною из иных индийских книг и сочинений. Большинство взяты из индийской «Калилы и Димны», в особенности те, которые не вошли в персидский перевод. Форма сказок и их по строение сохранены и даже улучшены, а золото выражений влито в тот же самый тигль, из которого оно вылилось, только в очищенном виде. Колдовские речи и прибаутки попугая, который всевозможными уловками и разными хитростями удерживал жену купца от греха и препятствовал ей пойти к возлюбленному, целиком вошли в книгу. Число всех сказок, больших и малых, длинных и коротких – пятьдесят два. А само сочинение я назвал «Жемчужины бесед» и посвятил его, по обычаю сочинителей панегириков и восхвалений, Искандару.[43 - Искандар – Александр Македонский, канонизированный древней иранской знатью и жрецами как исконно иранский владыка. По иранской традиции, царская власть могла передаваться только по наследству. Поэтому, чтобы как-то оправдать завоевание Александром Ирана, религиозная традиция превратила его в потомка ирандских царей. В персидской литературе Искандар изображается правдоискателем, могущественным и справедливым властелином, заботившимся о благе своих подданных.] нашего времени. Я сторонился грубых и непонятных слов и выражений, равно как и погони с чрезмерной строгостью персидского языка, и сделал своим путеводителем хадис: «Лучшее из дел – середина»[44 - Хадис, см. ал-Джами ас-сагир, I, 46]

Итак, волей всевышнего Аллаха и благоволением его!

Так составлена эта книга, так наряжена эта невеста, что мудрецы будут стремиться взглянуть на нее, и ученые мужы будут доискиваться прочесть ее. Пусть знать читает ее, дабы закалить дух свой и извлечь урок, а простолюдины пусть взыскуют в ней назидания и увещевания. Наимудрейшие да обретут в ней пользу для себя, а наиученейшие – долю.

Уповаю на милость всемилостивейшего господа, что листы этого сочинения удостоятся благосклонного взора властелин, высокого чертога, что содержание этого повествования заслужит одобрение опекающего весь мир падишаха. Если же велико душному к подданным халифу попадутся на глаза недостатки, то я прошу его отнестись к ним снисходительно.

Будь моя книга простой раковиной или редкостной жемчужиной,
Я не страшусь, так как приемлющий ее великодушен.
Пусть у товара хоть сотня изъянов – ничего!
Благородный покупатель сразу поймет его ценность, —
Ведь коли обладает глаз хоть толикой истого благородства,
То он умеет ценить подлинные достоинства.

И вот после того как моя челобитная предстанет перед благословенным троном, дабы воззвать к великодушию благочестивого владыки, и он узрит красоту этой невесты – моей книги, воистину в глазах всех людей она будет вознесена на престол одобрения предисловие ж этой книги, увлекательной, как «Синдбад-наме» и «Бахтияр-наме ублаготворит душу мирян, – коли пожелает того великий Алла.[45 - Хадис, см.: Кашифи. Рисалат ал-алиййа, с. 198.]

ПОВЕСТЬ о купце Сайде, его сыне Саэде, о Мах-Шакар, жене сына, и о рассказах попугая

В индийских преданиях говорится, что был на юге Индии один цветущий город. Жители его слыли людьми богатыми и преуспевающими. Жил там купец по имени Сайд, удачливый в делах и состоятельный, у него был большой капитал и несметное множество товаров. Всю свою жизнь он копил злато и вел торговые дела, свободное же время проводил в наслаждениях, вкушая одни лишь удовольствия. Однако, к сожалению, на берегах его ручья не произрастал побег потомства, ветвь продолжения рода не приносила желанного плода.

Это обстоятельство тяготило купца и омрачало его помыслы. Он обращался и к мудрости старцев, и к откровениям дервишей. От тяжких дум ему кусок не шел в горло, и он, следуя завету господина всех людей Мухаммада: «Если вы в затруднении, то ищите подобно «Калиле и Димне» и «Дару базиликов», помощи у покоящихся в могилах»,[46 - Коран, СХП, 3] стал искать помощи у усопших. Ведь недаром говорили мудрецы: «Тот, кто не оставит потомства, недолго пробудет на страницах времени, и память о нем изгладится с чела мира. Тому же, у кого нет достатка, не удается вкусить мирских благ и обрести житейский опыт».

Смысл нашего существования состоит в том, чтобы, покуда мы носим одежды бытия и возлагаем на голову венец жизни, взирать на мир оком, ищущим назидания, взором, алчущим опыта, в том, чтобы пользоваться всем тем, что доступно человеку, и наслаждаться всеми радостями. Когда же придет человеку пора облачиться в саван небытия, испить долю из смертной чаши, пусть останется от него след на земле и утвердятся его добрые дела.

Прозорлив и благоразумен мудрый муж,
О котором сложат легенды.
Вовсе не стоит жить тому,
О ком после смерти не останется славы.[47 - Составлены М. -Н. Османовым.]