Грачевский крокодил

– Кто ж его знает!

Становой поднял голову и, окинув молниеносным взором толпу, крикнул:

– Где этот Булатов? подать его сюда!

– Здесь я, – отозвался мужик.

И, протискавшись, он подошел к становому, поклонился и проговорил:

– Здравствуйте…

– Мое вам нижайшее почтение, – подхватил становой, комично вскакивая с места и еще комичнее раскланиваясь с растерявшимся Булатовым. – Садитесь, пожалуйста…

Но вдруг, переменив тон и вытянувшись во весь рост, крикнул грозно:

– Почему нет овец? а, почему?

– У меня-то?

– Известно у тебя, скотина! – заревел становой, затопав ногами. – Говори! Почему овец нет? Пропил, каналья!..

– Подохли…

– Подохли! отлично!.. Так почему же ты-то не изволил подохнуть одновременно с ними!.. На кой же тебя черт, коли ты податей не платишь и вместе с тем беднее нищего!.. Говори, отчего податей не уплатил…

– Знамо отчего!.. Управка не взяла…

– Какая уж там управка! – загалдело несколько мужиков. – Сами-то чуть не подохли…

– Молчать! – крикнул становой и так сильно ударил могучим кулаком по столу, что вся толпа мгновенно притихла. – Жаль, что не подохли!.. Плодитесь вы, черти, а не дохнете… Жрете только да детей рожаете… Вишь, с голодухи-то навоняли как!.. Тьфу!

И обратясь к письмоводителю, сидевшему за тем же столом с пером в руках, прибавил:

– Пиши! У Ивана Булатова лошадь одна, корова – одна, овец нет…

Письмоводитель пригнулся, сбоченился, и перо быстро забегало по бумаге, а становой снова обратился к толпе:

– Вот я вам покажу, как податей не платить! Вишь, брюха-то распустили!.. Чего в затылке-то скребешь!.. Обовшивел!.. Небось я и вшивого достану, не побрезгаю… От меня не уйдешь!.. В воду бросишься – невод запущу! В лес убежишь – лес вырублю! В землю уйдешь – землю раскопаю!.. В солому уткнешься – солому подожгу…

XVII

В этот самый момент дверь распахнулась, и в правлении показался отец Иван.

– Чур меня! Чур меня! – кричал он: – батюшки, какие страсти!

– Врешь, не отчураешься, – крикнул становой.

– Неужто?

– Верно говорю.

– За мной податей нет…

– Податей нет, так другие провинности найдутся. – У полиции чистого человека нет… Хоть что-нибудь, а уж найдет…

– Бедовый же ты! – проговорил отец Иван и, подойдя к становому, подал ему руку. – Однако поздороваться все-таки надо. Здорово, коллега.

Становой был ему товарищ по семинарии.

– Здорово, здорово…

– Как поживаешь?

– Твоими священными молитвами скрипим кое-как…

– И окроме меня молельщиков-то у тебя много.

– Еще бы! – подхватил становой: – из священной породы тоже! Кто попом, кто дьяконом, кто дьячком. Только, видно, молиться-то ленивы. Вот часа три кричу здесь, охрип даже, а толку нет все-таки… А все ты виноват, – закричал становой, обращаясь к старшине, почтительно стоявшему впереди толпы. – Вишь, медаль-то развесил!.. Не медаль тебе, а бабьи ожерелья навесить бы надо, потому – сам-то ты ни старшина, а баба.

И, быстро обернувшись к отцу Ивану, становой прибавил:

– Ах, в Репьевской-то волости старшина у меня прелестный!.. Бриллиант, а не старшина! Волость вот как в руках держит… Все по струнке ходят… Какие мосты, какие гати! Намедни губернатор проезжал, так даже обнял и расцеловал его! Так, посреди гати, остановил лошадей, вышел из кареты и расцеловал… Все-то у него в порядке, куда ни загляни. Пожарный обоз восторг, по улицам деревья растут.

– Помилуй, Аркадий Федорович, – перебил его на этот раз старшина: – что же это за деревья!.. Ведь мы знаем! Позвольте доложить. Ведь деревья-то просто в лесу были срублены да накануне губернаторского приезда и воткнуты по улицам. Оно, точно-с, красиво смотреть, только сейчас эти деревья к старшине на двор свезены… Все это фальшь одна…

– Там фальшь ли, нет ли, а все-таки человек, значит, заботится, хлопочет… Начальство едет и видит, что повсюду порядок и благоустройство… А какое мне дело, что на другой день ни одного дерева нет, очень мне нужно!.. Может, губернатор-то в первый и в последний раз был у него… А уж насчет податей… не старшина, а золото. Вот как… Хоть бы копейка недоимки! все чисто!..

– Тоже и на счет податей осмелюсь доложить вам, – заметил старшина:– ведь репьевский-то старшина – не со мной сравнять. Человек он денежный, торговый, гурты имеет, салотопни свои… У него и сейчас тысяч пять мелкого скота нагуливается да ста полтора рогатого… Окроме того штук пять кабаков, да сурочные промыслы… [10 - Сурочные промыслы – охота на сурков.] Ему хорошо! Не платит обчество податей, он собрал стариков, перетолковал с ними, да свои денежки и закладывает. «Нате, говорит, смотрите, свои кровные за вас вношу!». Вот у него и чисто!.. А волость-то у него в руках, известное дело, что хочет, то с нею и делает! Круглый год на него работает!.. И пашут, и сеют ему, и жнут, и косят… Уж он свое выворотит небось… Ему хорошо… И я рад бы так-то делать, да средств не хватает…

– А что все это доказывает? – спросил становой.

– То и доказывает, Аркадий Федорович, что Курицын человек сильный…

– Нет, врешь! – перебил его становой. – Это доказывает, что Курицын человек, а ты баба…

– Однако вот что, – проговорил отец Иван, обращаясь к становому: – ты обедал, что ли?

– Конечно нет; жрать, как собака, хочу.

– Так приезжай ко мне обедать… А коли в самом деле я тебе нужен, так там, у меня, и переговорим…

– Ладно.

– У тебя какое же до меня дело-то?.

– Вот узнаешь…

– А ты скоро здесь покончишь?