Избави, Господи, душу мою от гнева

Святитель Иоанн Златоуст

Гневающиеся и неистовствующие от ярости хуже бесноватых. Как эти не узнают никого из присутствующих, так и те. При своем помраченном уме и ослепленных очах они не различают ни друга ни врага, ни почетного человека ни презренного, но на всех смотрят одинаково. Можешь видеть, как они и трясутся так же, как и бесноватые. Но они не падают на землю. Зато душа их падает низко и лежит в трепете. Подлинно не низкой ли и потерявшей самосознание душе свойственно то, что делают и говорят неистовствующие от ярости?

Но есть еще и другой вид неистовства, еще худший. Какой? Тот, когда не хотят оставить гнева, но питают в себе памятозлобие, как какого-то домашнего палача. Подумай, какое терпит мучение человек, возмущенный душою, каждый день помышляя о том, как бы отомстить врагу? Прежде всего он мучит сам себя и томится, раздражаясь, досадуя на самого себя, что не привел еще другие доводы, при этом все время разгорячаясь.

Что хуже этого неистовства – всегда мучиться, раздражаться и воспламеняться? Ибо таковы души злопамятных. Они, как скоро увидят того, кому хотят отомстить, тотчас же выходят из себя; лежат ли на постели, придумывают тысячи мучений, как бы поразить и растерзать своего врага. А если при этом увидят его благоденствующим – о, какое это для них наказание!

Прости другому проступок его и избавь себя от мучения. Для чего ты мучишь себя непрестанно, желая поразить и наказать его однажды? Для чего причиняешь самому себе болезнь изнурительную? Для чего продолжаешь гнев свой, когда он готов прекратиться? Да не продолжится гнев наш даже до вечера, солнце да не зайдет во гневе вашем, говорит Павел (Еф. 4, 26), ибо он, как бы какая тля и моль, подъедает корень нашей души.

Для чего удерживаешь внутри себя дикого зверя? Лучше положить змею или ехидну на сердце, нежели гнев и памятозлобие; от тех скоро можно было бы освободиться, а этот остается постоянно, вонзая свои зубы, впуская свой яд, возбуждая злые помыслы. «Я делаю это, – скажешь, – для того, чтобы тот не стал смеяться надо мною, не стал презирать меня?» Жалкий и безрассудный человек! Ты не хочешь быть посмешищем у подобного тебе раба, а подвергаешься неблаговолению своего Владыки? Не хочешь быть в презрении у равного тебе раба, а сам презираешь Владыку?

Впрочем, никто и не будет смеяться над тобою, это верно. Если станешь мстить, то возбудишь насмешку, великое презрение, ибо это – дело малодушия; если же простишь, то – великое удивление, ибо это дело великодушия. Но тот, скажешь, не узнает этого? Узнает Бог и воздаст тебе за то большую награду. Взаим дайте, говорит Он, ничесожечающе получить в возврат (Лк. 5, 35). Будем благодетельствовать тем, которые не чувствуют, что им благодетельствуют, чтобы они не воздали нам похвалы или чего другого и тем не уменьшили нашей награды. Если ничего не получим от людей, то тем больше получим от Бога. Что смешнее, что грубее души, непрестанно гневающейся и желающей мщения?

Не покоряться страсти – дело людей не презренных, а презренным свойственно бояться смеха других до такой степени, чтобы из-за этого решиться покоряться собственной страсти, оскорблять Бога и мстить за себя. Это поистине достойно смеха. Будем же избегать этого. Пусть тот говорит, что он причинил нам тысячу зол, а сам ничего не потерпел от нас; пусть говорит, что если он и еще поругается над нами, также не потерпит ничего. Если бы он захотел хвалить нас, то не иначе стал бы проповедовать о нашей добродетели, не иные стал бы употреблять слова, как именно эти, которыми он думает унизить нас. О, если бы все говорили обо мне, что это – человек холодный и жалкий: все оскорбляют его, а он терпит; все нападают на него, а он не мстит за себя! О, если бы прибавили еще, что он даже и не может сделать этого, хотя бы и хотел, – дабы мне похвала была от Бога, а не от людей!

Пусть говорят, что мы не мстим по трусости. Это нисколько не вредит нам: Бог видит и уготовляет нам большее сокровище. Если бы мы стали поступать, как хотят эти люди, то лишились бы всего. Будем же смотреть не на то, что о нас говорят, а на то, что нам должно делать. «Будут смеяться надо мною, – опасаешься ты, – будут издеваться». О безумие! «Никто из оскорбивших меня, – говоришь ты, – не будет смеяться надо мною, если я отомстил». Но потому ты и достоин посмеяния, что отомстил.

Откуда явились эти слова постыдные и гибельные, извращающие нашу жизнь и общество? Не прямо ли они направлены против Бога? Ибо что делает равным Богу, то есть не мстительность, то считаешь ты смешным. Не вправе ли смеяться над нами и мы сами, и язычники, когда так говорим мы вопреки Богу?

Посему, увещеваю вас, будем терпеливы, дабы, очистившись от этой гибельной страсти, мы могли сподобиться Царствия Небесного.

Гнев должно погашать до погашения солнца

Если кто-либо впадет в страсть гнева, тому апостол предлагает врачевство: гневайтеся, говорит, и не согрешайте, не на долгое время: солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф. 4, 26). Ты не можешь удержаться от гнева? Гневайся час, два, три, но да не зайдет солнце, оставив нас врагами. Оно по благости Божией взошло, да не зайдет же, сиявши на недостойных. Ибо если Господь послал его по многой Своей благости и Сам оставил тебе согрешения, а ты не оставляешь их своему ближнему, то размысли, какое в этом зло?

Притом от него может происходить и другое зло. Апостол опасается, чтобы ночь, захвативши в уединении человека, потерпевшего обиду и еще пламенеющего гневом, не раздула сего огня еще более. Днем, пока еще многое раздражает тебя, тебе позволительно дать в себе место гневу, но когда наступает вечер, примирись и погаси возникшее зло. Если ночь застанет тебя в гневе, то следующего дня уже не довольно будет для погашения зла, которое может возрасти в тебе в продолжение сей ночи. Если даже большую часть его ты и уничтожишь, то не в состоянии будешь уничтожить всего и в следующую ночь дашь возможность более усилиться оставшемуся злу. Как солнце, если дневной теплоты его бывает недостаточно для осушения и очищения воздуха, наполнившегося облаками и испарениями в продолжение ночи, дает этим повод быть грозе; как ночь, захвативши остаток этих паров, прибавляет к ним еще новые испарения, так точно бывает и в гневе. Позже дадите, говорит апостол, место гневу.

Итак, враждовать друг против друга значит давать в душе место диаволу. Подлинно, ничто так не способствует диаволу находить место среди нас, как вражда. И сколько зол рождается отсюда! Как камни до тех пор, пока они плотно сбиты и не имеют пустоты, трудно разрушаются, а коль же скоро окажется в них трещина, хотя бы такая малая, какую оставляет острие иглы, распадаются и разрушаются, так и при нападениях диавола. Пока мы будем тесно соединены, сближены и дружны между собой, тогда он не может ввести ни одного из своих наветов.

Но когда хотя бы немного разделит нас, тогда он вторгается к нам подобно бурной волне. Везде ему нужно только начало, это для него самое трудное. Когда же начало сделано, тогда он уже сам собой все подвигает вперед. Так, лишь только он открыл твой слух для клевет, тотчас лжецы уже приобретают твое доверие. Ибо руководствуются своею ненавистью осуждающею, а не истиною правосудящею. Ибо как во время дружбы даже справедливым, но нехорошим слухам не хочется верить, так при вражде, напротив, и ложные слухи легко принимаются за истину. Другой тогда бывает у нас ум, другой суд – выслушивающий не с равнодушием, но с пристрастием и предубеждением.

Раздражительность сердца[5 - Феофан из Вышенского затвора, сет. Мудрые советы. М.: Правило веры, 2013.]

Святитель Феофан из Вышенского затвора

Серчание, осуждение, неснисходительность, взыскательность, гневливость… все это, конечно, не добродетели и умаляют общую добротность вашего нрава. Потому подлежат исключению из списка ваших качеств.

Как это сделать? Ищите и обрящете, просите и дастся вам (Лк. 11,9)

Первое. Не давать ходу сим движениям, а как покажутся, так их посекать и подавлять, чтобы где зародились, там и оставались, не выходя наружу.

Второе. После всякого обнаружения сих движений кайтесь пред Господом и очищайте сердце.

Третье. Всякий такой случай обсуждайте и выводите для себя урок, как бы в следующий подобный раз избегать серчания. А паче всего, трудясь так, молитесь, ибо без Господа ничего тут не поделаете.

Серчание – большой враг. В нем – самость, корень всякой греховности, видится и обнаруживается во всей силе. Блюсти себя надо и молиться…

Нехорошо, конечно, серчать, но когда это следствие темперамента, то виновность тут только ту часть обнимает, в которой сознание равнодушно относится к сим порывам.

Движения ярости по случаю неприятностей надо прогонять молитвою и размышлением всякий раз до совершенного их исчезновения. И вреда не будет, а иначе будет.

Досада и серчание, когда кто нарушает ваше уединение, – никуда не гоже… Это плод самомнения: не смей мешать мне. Тут и враг разживается около вас. Положите не поддаваться сему чувству. Неприязнь и серчание дозволительны только тогда, когда предметом их – дурные помыслы и чувства.

Вспышки одолевают… Учитесь не давать им ходу, а как только покажутся, подавлять их. Вспылить будто и ничего, но тут весь эгоизм или грешный человек. Молитесь и сами, и сами собирайте мысли, которые были бы водою против сего огня. Память Божию держите и память смертную. Эти два помышления суть держава всего доброго и прогнание всего недоброго…

Извольте всегда ограничиваться одними кроткими и покорными объяснениями, а ссору вычеркните из вашего обихода. На свете ничего нет, из-за чего можно бы серьезно ссориться, кроме спасения души. Почаще повторяйте слова Господа про аще мир весь приобрящет… (Мф. 16, 26).

С вспыльчивостью кто вам поможет управиться? Сами ухитряйтесь. Вспышка бывает, когда кто позволяет себе сделать что-либо против вашей воли… желания… или повеления.

Не произносить гневного слова есть великое совершенство… В основе сего лежит отсутствие раздражительности сердца, а она, как искры, заливается преданием себя в волю Божию, при сознании, что неприятности Бог попущает для испытания и нам самим показания, насколько прочно наше доброе внутреннее направление… что и обязывает нам держать себя в таких случаях благодушно, веруя, что Сам Бог смотрит на нас в эту минуту.

Никогда не допускай слабости, чтоб у тебя срывалось с языка или прорывалось движение, показывающее, что у тебя на душе есть некая неурядица… Это всегда унижает… и показывает, что ты не умеешь владеть собою… Когда приходит в движение душа, укроти сие движение и тогда говори и действуй; а пока смятение есть – перемолчи… Несколько опытов – может быть, не совсем удачных – доведут до удачных… и конец.

Гнев необузданный омрачает чистоту души[6 - Николай (Могилевский), митр. Тайны души человеческой. Святоотеческое учение о борьбе со страстями. СПб.: Библиополис, 2007.]

Митрополит Николай (Могилевский)

Следующая по порядку за сребролюбием страсть называется у отцов-аскетов гневом. На этом месте она ставится не случайно, а по связи с первой (сребролюбием). Общею, сродняющею между собою эти две страсти основою является грубо эгоистическое начало, так заметно проявляющееся в них обеих и выражающееся в скрытом тяготении к удовольствию.

Состояние гнева с точки зрения корыстолюбца является вполне объяснимым. Первое вызывается всякими внешними препятствиями, которые встречаются у человека на пути осуществления его личных целей, стремлений, когда воля его приходит в столкновение с другой волей, не желающей ей подчиниться, когда он встречает со стороны людей действительно или мнимо несправедливое к себе отношение и тому подобное. Поэтому

аскеты и предупреждают: «Не настаивай ни в коем случае, чтобы было по твоей воле, ибо от несовпадения рождается гнев». Болезненная настроенность воли сребролюбца в данном случае является удобной почвой для возникновения страсти гнева. Это чувство гнева, говорит епископ Феофан, возникает от всего, что каким-нибудь образом тревожит наше самолюбие; но самое широкое поле для расположения сего зелия представляет чувство собственности: не тронь – это мое. Таков закон любостяжания. Тронет кто – и пошли неудовольствия, серчание, гнев, ненависть. Поэтому основная причина гнева заключается в нас самих, это – наша нетерпеливость; и поскольку причину нашего исправления и спокойствия надо искать в самих себе, в своей собственной добродетели, постольку и гневное, неспокойное настроение есть проявление нашей воли.

При этом условии поводы гнева могут быть чисто внутренние.

Прп. Иоанн Лествичник говорит, что гнев может возникнуть по поводу «воспоминания сокровенной ненависти», то есть на почве памятозлобия. Под влиянием навеянных раньше демонами помыслов памятозлобия самые помыслы весьма быстро переходят в область сердца, и гнев делается желанием зла огорчившему. При воспоминании о тех или других неприязненных чувствах сердце приходит в огорчение, а огорчение вызывает раздражительность; эта последняя, обладая удобопреклонностью движения, скоро охватывает всю душу человека, и воля, парализованная неожиданно внутренним состоянием, готова бывает обрушиться на те или другие объекты.

Родительницами гнева могут быть и другие многие страсти, как то: тщеславие, объядение, а иногда и блудная страсть. Даже удовольствия могут послужить поводом к гневу; от горделивого о себе и презрительного о других мудрования может явиться гнев. Чаще же всего гнев бывает действием диавольским. От каких бы внешних причин и поводов ни происходил гнев и в каких бы внешних формах он ни выражался, по мнению отцов, он всегда сохраняет за собой свойства состояния чисто психического.

В аскетической литературе в качестве основной, характерной черты гнева выдвигается желание отомстить обидчику. Это желание мести, вдохновляемое и поддерживаемое чувствами ненависти, неудержимо стремясь к внешнему обнаружению в соответствующих словах, действиях и поступках, делает гнев явлением разрушительного характера.

Гнев, являясь бурным, стремительным, легко возбудимой страстью, всякий раз при своем возникновении колебля душевную устойчивость, нарушая психическое равновесие, вносит в духовную жизнь беспорядочность, полную расшатанность, неупорядоченную стихийность. В этом отношении страсти гнева по сравнению с другими страстями должна быть отдана пальма пагубного первенства. Едкий дым этой страсти помрачает ум, так что он теряет всякую рассудительность и лишается ведения; вот почему у одного отца по справедливости эта страсть сравнивается с гангреной и называется «кратковременным бешенством». Св. Иоанн Златоуст так говорит об этой страсти: «Ничто так не помрачает чистоту души и ясность мысли, как гнев необузданный и выражающийся с великой силой». Гнев губит и разумных (Притч. 15,1), говорит премудрый Соломон. Помраченное им око души, как бы в ночном сражении, не может отличить друзей от неприятелей и честных от бесчестных… пылкость гнева заключает в себе некоторое удовольствие, и даже сильнее всякого удовольствия овладевает душою, извращая все ее здравое состояние. Он производит гордость, несправедливую вражду, безрассудную ненависть, часто принуждает без разбора и без причины наносить оскорбления и заставляет говорить и делать много другого подобного, так как душа увлекается сильным напором страсти и не может собраться с силами, чтобы противостать ее стремлению.

Печальными последствиями содержащегося в нашей душе смертоносного яда гнева является, по мысли прп. Иоанна Кассиана, то, что мы не можем ни стяжать правильного различения добра и зла, ни обладать зрелостью совета, ни быть причастниками жизни бессмертной, ни держаться правды неуклонно, ни даже воспринимать истинный духовный свет, так как, омрачившись тьмою гнева, мы не можем быть храмом Святого Духа, пока будет обитать в нас дух гнева. Удерживаемый в сердце гнев хотя присутствующих людей не оскорбляет, но угашает светлое сияние Святого Духа, все равно как и обнаруженный на деле. В религиозном отношении эта страсть удаляет и искореняет из сердца главнейшие христианские добродетели: любовь к Богу и ближним, терпение, кротость, смиренномудрие, милосердие и подобные другие духовные блага. Молитву к Богу делает совершенно бесплодной и лишает гневающегося всякого «милосердия Божия», чрез что и губит самую душу.

В аскетической литературе отмечается еще особый вид гнева – добрый, согласный с разумом. Похвальный гнев бывает, когда мы гневаемся на самих себя, то есть на приходящие в нас худые помыслы, или же когда гневаемся на худые поступки ближнего нашего.

Но не все отцы-аскеты признают этот так называемый праведный гнев. Нил Синайский говорит: «Нет совсем гнева на ближнего, который был бы праведен». Антоний Великий поясняет, почему не должно и справедливо гневаться на согрешающих: «Потому что гнев действует только по страсти, а не по суду и правде». Так опасна страсть сама по себе (как болезненный порок), что праведный гнев по-видимому безгрешное явление обращает в греховное; из состояния естественного она делает его противоестественным и ставит его в ряду других порочных страстей, приобретая все их дурные свойства, – и вот пред нами является новая «неразумная страсть».

Поэтому всякий гнев, какими бы мотивами ни прикрывался: сознанием ли недостатков ближних, стремлением ли к их исправлению или, наконец, обидой за несправедливость людей, – все равно он не может иметь оправдания с нравственной точки зрения – как страсть. Как страсть, с присущим ему свойством стремительности, гнев не может иметь духовной устойчивости и, быстро переходя границы должных пределов, впадает в гибельную крайность. В данном случае справедливый гнев на ближних в своей резкой форме проявляется нередко в форме лжи и осуждения, а ложь, по общему мнению отцов-аскетов, есть уже уничтожение любви; осуждение есть похищение Божия достоинства и губительство своей души.

При дальнейшем своем существовании эта страсть производит и других своих детей: зависть, соперничество, вражду. Она делает человека клеветливым и доводит его до «духовного братоубийства».

Часто повторяемый гнев рождает в душе человека злопамятство (памятозлобие), которое не менее самой страсти грешно и ненавистно для Бога. Памятозлобие есть исполнение гнева, ненависть к правде, пагуба добродетелей, ржавчина души, червь ума, законопреступление неусыпающее, «злоба повсечасная» – так характеризует это состояние один святой отец.

Такая злоба, по словам Антония Великого, поселившаяся в сердце человека, является несомненной смертью для души, ибо часто вместе со страстию гнева она переходит в хуление на Бога. Поэтому страсть гнева за свои гибельные последствия отцами-аскетами считается гораздо более важным, серьезным и опасным пороком, чем многие другие страсти.

Согрешающий гневом не узрит бога[7 - Савва, схиигум. Семена сатаны и любовь Христова. М.: Артос-Медиа, 2009.]