Взрослый мир императорских резиденций. Вторая четверть XIX – начало XX в.

«Выгоните отсюда этого человека (указывая на Константина), он сделал несчастие моего отца, омрачил его царствование» и т. д. Владимир схватил за руки своего старшего брата и тщетно старался его успокоить». Конечно, такой эмоциональный всплеск вполне объясним трагической ситуацией и напряжением, подспудно копившимся в отношениях дяди и племянника, но следует отметить, что эта взаимная неприязнь обусловливалась не только межличностными отношениями, но и тем, что на склоне лет Константин Николаевич оставил семью, открыто зажив с балериной. Примерному семьянину Александру III претило это демонстративное попрание семейных уз нелюбимым дядей. Тем более что дядя и не думал хоть как-то скрывать свои «привязанности». Так, в свете много говорили о том, что Константин Николаевич, гуляя в Крыму и встречая знакомых, старался знакомить их со своей пассией, танцовщицей Кузнецовой, и при этом приговаривал: «В Петербурге у меня казенная жена, а здесь – собственная». Но самым главным, что разъединяло дядю и племянника, было то, что они по-разному смотрели и на будущее России

.

Царь по отношению к родственникам мог высказаться очень сильно. Граф С.Д. Шереметев писал: «Всего более не терпел великого князя Константина (Константина Николаевича. – И. 3.). «Подлец!» – говорил он при мне….По всему чувствовалось, что он был не раз глубоко оскорблен выходками своего дяди: «Он с нами обращался, как со свиньями!» – сказал он при мне»

. И действительно, после 1881 г. великий князь

Константин Николаевич был отправлен в отставку и потерял все то влияние на государственные дела, которое он имел при Александре II.

Великий князь Николай Константинович (Никола)

Следует отметить, что настороженное отношение к Константиновичам у Александра III сохранялось на протяжении всей его жизни. Видимо, он исходил из русского «яблоко от яблони…». Так, он достаточно рано разошелся с другом своих детских игр – сыном Константина Николаевича – великим князем Николаем Константиновичем, или, как его звали в семье, Николой. Молодой человек в начале 1870-х гг. блестяще учился в Академии Генерального штаба, параллельно погружаясь в жизнь петербургского полусвета. В результате в 1874 г. заболел сифилисом и был вынужден уехать в Вену для лечения. Не был он чужд и гомосексуальных забав. Вероятно, слухи об этом доходили до цесаревича Александра Александровича. Граф С.Д. Шереметев очень сдержанно пишет об этом: «Из лагеря он (цесаревич Александр Александрович. – И. 3.) послал меня в Павловск посмотреть на увеселения великого князя Николая Константиновича, в то время собиравшего мальчиков для какой-то борьбы, разделенных на два враждебных отряда, они нападали на дворец и защищали его. Это было что-то не вполне нормальное. Я был свидетелем многих странностей и рассказал о них»

. В 1876 г. разразился скандал, связанный с кражей Николой бриллиантов из свадебной иконы матери. Великого князя сослали, и эта ссылка продолжалась при императорах Александре III и Николае II.

После того как осенью 1866 г. состоялся брак цесаревича Александра Александровича с датской принцессой Дагмар,

постепенно начали выстраиваться отношения «старого» и «молодого» Дворов. Следует подчеркнуть, что кандидатура Дагмар была выбором Александра II и, отчасти, императрицы Марии Александровны. Императрица Мария Александровна так и не смогла простить Дагмар «измены» ее старшему, умершему сыну. Поэтому к невестке ее отношение было безупречным с точки зрения «большого света», но по-человечески оно оставалось прохладным. С.Д. Шереметев, который это наблюдал, отмечал, что императрица Мария Александровна относилась к ней «сдержанно, словно подчеркивая измену своему любимцу, она охлаждала первые ее любезности: «Не выходите из своей роли, Вы еще не императрица!». До меня доходили отзывы приближенных к императрице. А.Н. Мальцева[19 - Мальцева (Мальцева) Анастасия Николаевна (1820–1894) – камер-фрейлина императрицы Марии Александровны.] не скрывала своих иронических замечаний»

.

У молодой семьи цесаревича сразу же установились очень теплые отношения с родными жены – датской королевской семьей. Достаточно часто семья наследника, а затем и императора Александра III посещала Данию.

Немыми свидетелями «датской» жизни остались два недорогих веера из гладких деревянных пластин, которые были в моде в 1860—1870-х гг. Первый веер сделан в форме раковины и украшен с одной стороны гирляндой розочек, оплетающих слово «Fredensborg» и дату «1870». На лицевой стороне второго веера нарисован букет шиповника, а оборотная сторона заполнена многочисленными автографами, среди которых выделяется размещенная внизу надпись крупными буквами «1870. САША. Baby». Очевидно, эти надписи сделаны во Фреденсборге, резиденции Датского королевского дома, во время традиционного съезда родственников. Появление этой надписи связанно с рождением 19 августа 1870 г. на острове Корфу у Георга I (родного брата Дагмар) и Ольги Константиновны (дочери великого князя Константина Николаевича) их третьего ребенка – дочери Александры. Веер использован в качестве своеобразного памятного альбома, на его пластинах гости оставили свои автографы, что было обычным явлением в 1870-1880-х гг.

Став императором, буквально сразу же Александр III показал своей многочисленной российской родне, кто в доме хозяин. Так, он категорически исключил возможность прощания с Александром II своему двоюродному брату Николаю Константиновичу, сосланному за скандальное поведение еще погибшим царем. Он отправил в отставку не только министров отца, но и родного дядю Константина Николаевича.

Александр III, переехав в Гатчину, несколько дистанцировался от большой императорской семьи. Члены семьи, признавая харизму власти императора, его остерегались и недолюбливали: «Они боялись его (боязнь иногда входит в семейные традиции), но, за немногими исключениями, не чувствовалось с их стороны привязанности. Государь – исполнитель долга неудобен семье, не признающей ничего, кроме прав»

.

В результате Александр III позволил себе то, на что не решались его предшественники. В 1886 г. было высочайше подписано «Положение об Императорской фамилии», согласно которому титулование великого князя (или великой княгини) с соответствующим ему денежным вознаграждением по титулу «Императорское Высочество», принадлежащее ранее всем членам Императорской фамилии, отныне присваивалось только детям и внукам императора и их женам. Все остальные получали звания князей императорской крови и титул «Высочества», а также лишь единовременные субсидии. Конечно, это «Положение…» вызвало бурю негодования, но это негодование проявлялось родственниками только у себя дома. Бюджету Императорского двора это принесло существенное облегчение, поскольку расходы на содержание императорской семьи несколько сократились.

К своим многочисленным родственникам Александр III относился по-разному. Как и всякий человек. Однако при нем Романовы, несмотря на всю клановость и обилие разных «группировок», продолжали оставаться большой семьей. Александр III неукоснительно требовал, чтобы вся семья обязательно собиралась на крестины, свадьбы, похороны и другие важные события. Он считал своим долгом раз в неделю устраивать традиционный большой обед для всех своих родственников. Однако император внес новшества в давнюю традицию семейных обедов. В разговорах за обедом совершенно исключалось обсуждение каких-либо общеполитических вопросов

. Этого правила придерживался и сын Александра III Николай II. Однако после 1904 г. традиция «больших» семейных обедов прервалась

. Абсолютный запрет на «политические разговоры» сохранялся и для «малых» семейных застолий.

Став императором, Александр III отдалился от своих братьев. Те, в свою очередь, воспитанные в глубоком почитании самодержавного статуса, безоговорочно признавали старшинство своего брата и публично постоянно демонстрировали это. Вместе с тем «дома» они могли снизить уровень общения и перейти на «ты». Однако случалось, что и при публичном обсуждении острых вопросов, когда задевались чьи-то родственные интересы, братья могли «сбиться» в обращении к самодержцу, что немедленно подмечали окружавшие их сановники. Например, во время работы комиссии, готовившей новый указ об Императорской фамилии (1885 г.), должный изменить статус многих из Романовых, великий князь Владимир Александрович «от времени до времени горячился и был весьма неровен в прении, то, обращаясь к государю, говорил: «Ваше Величество, Вы», то: «Саша, ты»»

.

С некоторыми из родственников император Александр III позволял себе пошутить. Иногда это были весьма сомнительные шутки с точки зрения хорошего тона. Один из мемуаристов упоминает о подобной «шутке» императора со своей троюродной сестрой принцессой Евгенией Максимилиановной Ольденбургской: «Принцесса почти всегда была одета в костюм-тайер, иногда синего, но чаще светло-серого или бежевого цвета. Этому полумужскому наряду полагалось иметь сзади раскрывающиеся фалды. И вот мы все были свидетелями того, как Александр III, самодержец всероссийский, осторожно подкравшись сзади к принцессе, ни с того ни с сего раскрыл эти фалды и даже, манерно схватив кончиками пальцев, подержал их несколько секунд в таком положении. Спору нет, шутка эта была несколько дурного тона и какая-то чисто мальчишеская; вероятно, то была своего рода реминисценция тех невинных шуток, которые те же персоны шутили между собой лет сорок тому назад, когда они были детьми»

. Принцессу, конечно, возмутило подобное мальчишество российского самодержца. Так иногда «семейно» шутили и другие родственники. Например, в 1890 г. 58-летний великий князь Михаил Николаевич мог позволить себе приподнять ногой кончик платья 26-летней красавицы великой княгини Елизаветы Федоровны, «чтобы видеть, какая у нее надета обувь». На этом великий князь не успокоился и, продолжая «резвиться», обратился к императрице Марии Федоровне, «развязав ленты, коими была привязана ее шляпа. Великий князь Николай Николаевич, увидев то и другое, серьезно стал выговаривать младшему брату неуместность подобных вольностей, угрожая, что подобное поведение рассердит государя»

.

Великая княгиня Ольга Александровна (младшая сестра Николая II) упоминает, что у нее была «своя» шутливая фраза в обращении с герцогом Йоркским, сопровождавшая их на протяжении всей жизни. Как-то в юные годы в Дании, где собиралась многочисленная европейская родня, кузен, шутя, предложил Ольге «пойти покувыркаться с ним на оттоманке». Шутка запомнилась. Став взрослым, встречаясь и вспоминая молодость, постаревший кузен, мог, как в былые дни, шепотом предложить Ольге Александровне «пойти покувыркаться с ним на оттоманке». Их обоих крайне забавляло, что это «непристойное предложение» могли услышать посторонние люди

.