Теория войн

1. Доминирует Третья Англия (1473–1617).

2. Безимперское время (1617–1653).

3. Доминирует Третья Россия (1653–1761).

4. Две Империи (1761–1797).

5. Доминирует Четвертая Англия (1797–1881).

6. Две Империи (1881–1905).

7. Доминирует Четвертая Россия (1905–2025).

Именно эти периоды станут наиболее важными в рассмотрении военной ритмики.

Хотелось бы с ходу отметить тот факт, что в ситуации двух Империй (1761–1797) и (1881–1905) Европа жила намного спокойнее, чем во времена доминирования одной Империи. Теория тут выходит на новый уровень и допускает «замораживание» судорожной активности Двойника на время двух Империй. Более того, когда мир становится вновь одноимперским, а место Двойника свободно, недобитый замороженный Двойник может воскреснуть (см. главу «Гипотезы Тоталитарной Пруссии (1705–1849)»).

Часть первая

РОССИЙСКИЕ ЦИКЛЫ

Обращаясь к истории родного государства, историки всегда вступают на очень скользкий путь. Слишком большой соблазн впасть в эмоциональную зависимость от тех или иных эпизодов, вольно или невольно отдавая свои симпатии тем или иным героям. В рамках Теоретической истории совсем другие проблемы, совсем иные пристрастия. Теоретик не имеет узконаправленной национальной симпатии, он не может любить только тиранов или только просветителей, он жаждет увидеть каждого на своем месте, для него важно, чтобы тираны стояли во вторых фазах, просветители в четвертых. Чтобы в третьих фазах варили свой мутный бульончик стаи номенклатурщиков, а в первых фазах шло мощнейшее накопление энергии. И уж само собой, чтобы ярко проявлялись отличительные черты Империи, Востока и Запада… Наконец, самое вожделенное – чтобы еще и даты стояли точно. Так вот во всех этих смыслах история России – прекрасное поле для Теоретической истории. Все в ней четко и точно, все на своих местах. А даты, даты просто идеальны! С такой филигранной точностью не сработал ни один народ, не реализовалась ни одна история. И в этом смысле так и хочется сказать: «Слава России!» – она в муках и страданиях родила идеальную историю, настолько точную, что все швейцарские часы можно собрать в кучу и утопить в Женевском озере.

Опустив доимперский Восточный цикл, Первую Россию и первый промежуточный Восточный цикл, начнем сразу со второго Восточного цикла (1205–1349). Далее пойдут три Имперских цикла (1353–1497), (1653–1797), (1881–2025), а также циклы так называемых имперских перемычек, идущий по Восточному ритму цикл (1505–1649) и незавершенный цикл по Западному ритму (1801–1873).

Глава 1

ВТОРОЙ ВОСТОЧНЫЙ ЦИКЛ (1205–1349)

Имперское величие Первой России (Древней Руси) (909–1053) все более и более отдаляется и забывается. Русь привыкает к своему политически беспомощному Восточному состоянию.

В первой фазе второго Восточного цикла нашли продолжение процессы, толчок которым дал первый Восточный цикл. По нарастающей шло экономическое господство Северной, Владимиро-Суздальской Руси над Южной, Галицко-Волынской. По нарастающей шли процессы разделения единого древнерусского государства на два самостоятельных, правда объединенные единой религией. С. Соловьев рубежным годом окончательного разделения считает 1223-й – смерть Мстислава Удалого. Этот князь был последним из князей Южной Руси, который играл важную роль в усобицах северных князей.

Главным событием первой фазы стало вторжение монгольских войск. Оно пришлось на 1237–1240 годы. Вторжение прошло в два этапа. На первом этапе (1237–1238) удар был нанесен Северо-Восточной Руси. На втором этапе (1239–1240) дошло дело до Юго-Западной Руси. Нашествие обернулось грандиозной исторической катастрофой, людские потери были огромны, Русь встала на грань регресса, ассимиляции с завоевателями.

Теперь обратимся ко второй фазе (1241–1277). В 1240 году заканчивается военное противостояние Руси и Орды. Новый великий князь Ярослав Всеволодович впервые едет в Орду. В 1243 году Батый официально назначает его великим князем. Так заканчиваются родовые отношения в княжеском роде Рюриковичей и наступает время удельной Руси.

В. Ключевский: «…княжества тогдашней Северной Руси были не самостоятельными владениями, а данническими «улусами» татар… Власть этого хана давала хотя бы призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей… их князья звались холопами «вольного царя», как величали у нас ордынского хана… Но обижаемый не всегда тотчас хватался за оружие, а ехал искать защиты у хана, и не всегда безуспешно. Гроза хана сдерживала забияк… не раз предупреждалась и останавливалась опустошительная усобица… Русские летописи не напрасно называли «поганых агарян» батогом божиим, вразумлявшим грешников, чтобы привести их на путь покаяния» [1].

Однако на глубинные процессы развития Руси иго не повлияло. Стоило наступить силовой второй фазе и ее Идеологическому периоду (1241–1253), как тут же начался фантастический национальный подъем, настолько сильный, что память о нем хранится до сих пор в народном сознании. Можно пересмотреть невероятной силы фильм Сергея Эйзенштейна «Александр Невский» («Вставайте, люди русские, на славный бой, на смертный бой»…), можно зайти в православный храм и послушать, что говорят там о значении святого благоверного князя Александра Невского. Разумеется, грандиозный масштаб личности князя – это естественный ответ силовой второй фазы на энергетическую силу, набранную народом за предыдущие 36 лет. Ледовое побоище на Чудском озере (1242), а также Невская битва (1240) были результатом всплеска национального самосознания. Значение Александра Невского в русской истории никак не уменьшается от существования монгольского ига. Между Владимиром Мономахом и Дмитрием Донским он единственная почитаемая всеми историческая фигура.

Александр стал создателем системы татаро-монгольского ига. Это стало бы политическим преступлением с точки зрения морали Имперского цикла, но в Восточном цикле создало ему в народе славу как успокоителя, мудрого князя и т. д. А ведь четыре поездки Александра в Орду были четырьмя этапами наложения тяжелейшей дани на ранее свободные области Русской земли: Суздальскую, Рязанскую, Муромскую, Новгородскую. Теоретическое экономическое закабаление второй Восточной фазы обернулось вполне конкретной хозяйственной удавкой. Но это ведь Восток, и куда важнее сохранить идеологический суверенитет. Орда не посягала на православие, именно в этом причина миролюбивой восточной политики князя. А вот католическая военная интервенция крестоносцев встретила его суровый отпор. Тут никаких компромиссов быть не могло. Отстаивая чистоту православия в дискуссиях с католическими священниками, Александр произнес знаменательные слова: «Все это мы знаем хорошо, но от вас учения не принимаем» [2].

Смерть Александра Невского люди восприняли как трагедию. Митрополит Кирилл так объявил народу об этой скорбной вести: «Дети мои милые! Знайте, что зашло солнце земли Русской» [2].

Третья фаза (1277–1313) цикла началась усобицей сыновей Александра Невского – Дмитрия и Андрея – за великое княжение. Через годы усобицы Дмитрий вернул себе великое княжение, но не успокоился на этом и пошел разорять уделы бывших противников. Ордынские войска разгромили четырнадцать городов. Смерть Дмитрия и вокняжение Андрея не привели к успокоению. Княжеский съезд 1296 года едва не закончился резней, в стиле номенклатурных разборок. Наиболее критический для Востока Экономический период (1301–1313), как и положено по теории, показал всю глубину политической безответственности князей. В 1302 году начинается усобица Москвы и Твери за великое княжение, где соперники не гнушаются никакими средствами. Великий князь Андрей и его брат Даниил Московский вскоре умирают, на их место заступает новое поколение: Юрий Московский и Михаил Тверской. Спор переносится в Орду, где Михаил получает титул великого князя, так как пообещал собрать гигантскую дань. Оба возвращаются на Русь: Михаил – разорять государство сбором дани, Юрий – усиливать свое княжество… В ответ на «партизанские» действия московского князя (удержал Переяславль, Коломну, убил рязанского князя) Михаил выступил в поход на Московское княжество и разорил его в 1308 году.

Четвертая фаза (1313–1349) должна принести Экономическое освобождение. Но это только в конце фазы. А пока идет 1313 год, который знаменует собой коренной перелом в усобице Москвы и Твери. Началось планомерное наступление Москвы по всем направлениям: в политике (московские князья наконец-то добиваются великого княжения), в идеологии (перенос кафедры митрополита из Владимира в Москву), в экономике (в 1314 году сильнейшая в экономическом отношении область Руси – Новгород – принимает добровольно московского посадника, предпочитая экономический союз с Москвой военно-принудительному – с Тверью).

Политика объединения слабых уделов стала основой Экономического чуда Москвы.

С. Соловьев писал: «Московский князь скупает… отдаленные северо-западные и северо-восточные княжества, волости, как видно, пустынные, бедные, которых князья не были в состоянии удовлетворить ордынским требованиям» [2].

Устроителем Московского княжества стал Иван Калита. Прозвище этого финансового гения XIV века говорит само за себя – Иван Денежный Мешок. Он действительно умел делать деньги. Он собирал двойную, тройную, дополнительные дани, превращая Москву в банк Великороссии, так как в Орду шла лишь малая часть этих денег. На оставшиеся он покупал земли, выкупал из плена русских людей, селил их на пустынных территориях. Деньги Калиты обеспечили годы спокойствия для Руси. Выросло целое поколение, которое и вышло потом на Куликово поле.

Впрочем, экономическое могущество пока ничего не давало государству в смысле политической стабильности. По-прежнему беспрерывной чередой шли заговоры, оговоры в Орде, лжесвидетельства, науськивание ордынских войск на непокорные княжества и т. д. и т. п.

Что касается идеологии, то тут, конечно, прогресс фантастический. Именно во втором Восточном цикле православие стало не просто национальной религией, оно стало основой национальной принадлежности. Именно с этого времени впервые звучит мысль, что православный – значит русский. Церковь становится основой государства, залогом его единства.

С. Соловьев рассуждает: «Митрополиты русские не стараются получить самостоятельное, независимое от светской власти существование. Пребывание в Киеве, среди князей слабых, в отдалении от сильнейших, от главных сцен политического действия всего лучше могло бы дать им такое существование; но Киев не становится русским Римом: митрополиты покидают его и стремятся на север, под покров могущества гражданского; и на севере не долго остаются во Владимире, который, будучи покинут сильнейшими князьями, мог бы для митрополитов иметь значение Киева, но переселяются в стольный град одного из сильнейших князей и всеми силами стараются помочь этому князю одолеть противников, утвердить единовластие» [2].

Но можно рассуждать и по-другому: митрополиты не бегают за князьями, а ищут центр силы, постепенно оттесняя от реальной власти князей.

Глава 2

ВТОРАЯ РОССИЯ (1353–1497)

Для большинства историков Русь XIV–XV веков никакая не империя, а крошечное государство, раздробленное, изможденное внутренними распрями и беспрецедентным внешним давлением (монголо-татарское иго). Но в Теоретической истории энергия собирания русских земель, стремительность подъема с коленей в полный рост – это и есть Имперский цикл.

В далеком прошлом остались могучие преобразования Ольги, крещение Руси, Владимир Красное Солнышко, Ярослав Мудрый. По окончании первого Имперского цикла (1053) на Русской земле прошло уже два полных Восточных цикла (1061–1205), (1205–1349), а вместе с ними обыденным стало бессилие политической организации и всесилие религиозной структуры. Три века Восточного ритма поставили политическую состоятельность Руси на грань возможного. Юго-запад под Литвой, северо-восток под монголом, постоянные усобицы князей ослабляли государство и разоряли население. Зато невероятно утвердилась и поднялась православная церковь, фактически взявшая власть на Руси, обеспечивая в отсутствие реальной политики единство русского народа.

Иван Калита, как уже было сказано выше, практически покупал кусками политическое благополучие, пытаясь из этих лоскутков сшить новое могущество для Руси. Увы, никакое самое фантастическое богатство не заменит мощь, даруемую Имперским самосознанием. Наоборот, именно на фоне богатой жизни особенно ясно видно его политическое бессилие.

Но уже первая Имперская фаза, пусть в смутном и неясном виде, демонстрирует начало какого-то странного нового движения. Иван Красный (1353–1359) – тихий, миролюбивый и слабый… Он вел себя не просто пассивно, а как бы активно наоборот, то есть уклонялся от столкновений, неизбежных при истинной пассивности.

Н. Карамзин: «Кроткий Иоанн уклонился от войны с Олегом Рязанским, терпеливо сносил ослушание новгородцев… В самой тихой Москве, незнакомой с бурями гражданского своевольства, открылось дерзкое злодеяние, и дремлющее правительство оставило виновников под завесою тайны…» [3]

Ну и т. д. Таким образом, политический хаос Восточного ритма плавно перетекает в подспудное накопление энергии, когда любой конфликт не столько разрешается, сколько оттягивается, откладывается в долгий ящик. Так создаются условия для грядущих революций, будущих потрясений.

В дальнейшем фаза длится столько же, сколько длится жизнь Дмитрия Донского (1359–1389), а потому, говоря о Дмитрии, о его эволюции, мы, по сути, описываем саму фазу. У Дмитрия не было реальных сил для объединения Руси… Задача Дмитрия была в том, чтобы внушить всем, кому можно, идею неизбежности объединения, причем именно вокруг Москвы. Показательно, что он предпочитал уговаривать, брать клятвы («за себя и за наследников своих признавать меня старейшим братом»), утверждать новую Русь по законам братства, а не по законам силы. Сила появится лишь в четвертой фазе, когда Москва будет присоединять к себе по княжеству в год. Сила будет во всем: в народе, в войске, в самом стольном граде. Пока же центростремительная сила была лишь в Дмитрии, еще очень молодом человеке.

И само собой, что при наступлении Идеологического периода (1377–1389) пришло время от внутренней политики переходить к внешним свершениям. Пусть не победа, но демонстрация Имперской силы была попросту необходима. Без такой демонстрации не случилось бы дальше ничего. В конце концов, Империя – это и есть реализация духовной мощи народа.

Главное событие первой фазы – Куликовская битва (1380), – третий год Идеологического периода, Дмитрию Донскому 30 лет.

С. Платонов: «Военное значение Куликовской победы заключалось в том, что она уничтожала прежнее убеждение в непобедимости Орды и показала, что Русь окрепла для борьбы за независимость. Политическое же и национальное значение Куликовской битвы заключалось в том, что она дала толчок к решительному народному объединению под властью одного государя, московского князя. Приняв на себя татарский натиск, Дмитрий явился добрым страдальцем за всю землю Русскую; а отразив этот натиск, он явил у себя такую мощь, которая ставила его, естественно, во главе всего народа, выше всех других князей. К нему, как к своему единому государю, потянулся весь народ. Москва стала очевидным для всех центром народного объединения, и московским князьям оставалось только пользоваться плодами политики Донского и собирать в одно целое шедшие в их руки земли» [4].

Дмитрий, казалось бы, должен был жить и жить, всего-то 39 лет. В определенном смысле он умирает не своей смертью, а смертью первой Имперской фазы, в мае месяце, в год Политического решения. С таких вот исторических «случайностей», собственно, и начались когда-то Поиски периодичности.

Итак, 1389 год. Умирая, Дмитрий успел все, что надо, сказать и жене, и детям, и боярам, оставив также духовное завещание, в котором впервые передал великое княжение старшему сыну Василию без санкции Золотой Орды – как «свою вотчину». Есть историческая справедливость в том, что этот «младенец незлобием» и «орел высокопарный» не вошел во вторую фазу, где пришлось бы действовать совсем другими методами.

Вторая (черная) фаза досталась его сыну Василию, возведенному на престол 15 августа 1389 года. Дело объединения Руси было продолжено, но уже в открытую, без иллюзий и самообмана. Василий I жестко прошелся по удельным князьям, так что ни один из них не смог вмешаться в московскую усобицу за великое княжение в третьей фазе. Удельная Русь приказала долго жить.

1389 год – это год начала создания православного самодержавия как нового вида политической власти. Власть начинает концентрироваться в одной точке, у одного лица. А поскольку основную роль в революции 1389 года играл сам Василий I, подавлению (а подчас и уничтожению) подлежала не такая уж многочисленная, к тому же связанная родственными узами прослойка удельных князей. В 1389 году Василий устанавливает окончательный контроль Москвы над Владимирским княжеством (владение Владимиром давало право великого княжения на Руси). Он, впервые в русской истории, выкупает ярлык на нижегородское княжение и карательными мерами приводит к повиновению его князей, подчиняет своего дядю князя Владимира Андреевича. Такова емкость революционного года.

Чернота силовой второй фазы – удел молодых. Летописец писал о Думе Василия I, что «…не было больше в Думе княжеских старых бояр и обо всех делах начали советоваться молодые» [2].

Вторая и третья фазы вместе составляют маскировочный период. Василий I и Василий II действительно «спрятались» между Дмитрием Донским и Иваном III, все лавры победы над чужеземным игом и становление Московского царства оставив им. Ни один Василий, ни другой не возглавляли военные походы. Если Москва подвергалась какому-нибудь нашествию, то они уезжали в спокойное место. Василий I возобновил выплату дани татарам и скромно занимался делами Северо-Восточной Руси, оставляя своему тестю, великому князю Витовту (см. главу «Тоталитарная Литва (1345–1489)»), вершить судьбы «Всея Руси». При Василии II Северо-Восточная Русь вообще погрязла в усобице. Образ слабой политики вводил в заблуждение всех. Однако за этой ширмой шли очень мощные процессы, династия была сохранена, единство было достигнуто, государственный интерес окреп и затмил все иные интересы, и при Иване III это дало замечательные плоды.