Неизлечимый

– А вам надо не мимолетного? да?

– Да уж, что-нибудь по… того, поздоровей.

– Поздоровей?.. – роясь в книгах, болтал доктор: – поздоровей вам? Не хотите ли взять вот Шлоссера[2 - Шлоссер Фридрих (1776–1861) – немецкий буржуазный историк, автор «Всемирной истории».]: это, я думаю, будет довольно здорово…

– Это что такое – Шлоссер?

– История.

– Сделайте милость, это мне в самый раз…

– Ну, так вот и берите…

– Мне бы только, Иван Иваныч, уж с самого начала… что-нибудь…

– Да вот, что тут? «Греки»… вот тут с самого начала…

– Очень вам благодарен… То есть, как вы говорите – с самого начала? С самого начала только греческая история?

– Только одна греческая… А вам что же?

– А раньше греков нет ли чего?

– Разумеется, есть. Вот история Индии… Это раньше греков.

– А еще чего не было ли раньше?

– Уж я, ей-богу, не знаю… Да зачем вам?

– Да мне бы хотелось уж, чтобы начать, например, с самого корня…

– Опять самые корни?

– Да ей-богу, Иван Иваныч, что ж мне хватать верхушки? Уж ежели поправляться, так надо как следует… Вновь… С самого, например, с кор… с корня… Что вы смеетесь? Ей-богу, право… Что ж так-то?..

– Да так, так… Только я не знаю, что ж бы такое?.. Не хотите ли «до человека»?

– Это – книга такая?

– Книга… Понимаете – до! Уж тут самый корень.

– Вот, вот, вот! – как-то даже сладострастно зашептал дьякон: – до! Это самое и есть – «до» всего еще?

– То есть до всего на свете!..

– Ну, ну, ну… Это мне и надо… С самого…

– С самого, с самого! – Нате, берите!

– Ну, дай вам бог здоровья… Сейчас примусь! Вот это мне и нужно…

– Очень рад.

– Очень вам благодарен! А то что ж мне, ей-богу, – журналы там?.. Мне уж надо все наново… Иначе что ж так-то? Уж ежели…

– Ну, ладно, ладно!

Поблагодарив и бормоча все то же, то есть, что «ежели поправляться, так надо не как-нибудь», – дьякон поспешно, с явным намерением сейчас же приняться за дело, вышел из кабинета, перебежал зало и направился к бане, держа под самым носом развернутую книгу.

– И представь себе, – заговорил приятель, вновь появляясь в моей комнате: – ведь такие разговоры у нас с ним идут чуть не каждый божий день… «А вступает ли?», «а что душа», «в душу» – чорт знает что… Часа по два битых тиранит меня, а кончится ничем… В тот же вечер напьется и наделает разных гадостей.

– Он какой-то чудной!

– Пьет… куролесит, – дела расстроены, да и жена бросила, – ну вот и хочет «все вновь»… То порошками, то книжками… Да изволите видеть, чтоб в самую жилу… в точку… Надоело. А что, не пойти ли нам погулять?

Скоро мы отправились за город и воротились очень поздно. Был душный летний вечер. Во время нашей долгой загородной прогулки меня не покидала мысль об этом бедном человеке, думающем вылечить свою душевную боль книгами и порошками. Что это за душевная рана? Что это за боль? Как? откуда нанесло ее на беднягу? Все это очень занимало меня. Я решил непременно найти случай поговорить с ним, расспросить его.

III. Вечерком в глухом уголке. – Рассказ

Два или три дня, следовавших за разговором под окном, я почти не видал дьякона. Он сидел в своей бане, должно быть прилежно занимаясь чтением сочинения «до человека», сидя до поздней ночи, и только раз или два во все эти дни, и то на минуту, подбегал к окну спальни моего приятеля, чтобы задать вопрос и уйти…

– Хелиасты[3 - Хелиасты (правильно – хилиасты) – верящие в церковное учение о «тысячелетнем царстве» после «второго пришествия Христа на землю». О хилиастических учениях упоминается в «Исторических письмах» П. Л. Лаврова.], Иван Иваныч, что такое? – спрашивал он.

– Хелиасты?

– Вот тут сказано: «так же, как тысячелетнее царство для хелиастов…»

– То есть как же это «так же»? Надо прочесть всю фразу…

Дьякон прочел какой-то очень сложный период, спотыкаясь на каждом шагу, – точно плелся он без дороги по какому-то изрытому полю, не зная, что сзади, что впереди…

По прочтении этой фразы доктор принялся соображать, а дьякон стоял и ждал молча…

– Чорт ее знает! – наконец произнес мой приятель. – Да вы это просто пропускайте…

– Ну уж что ж это – пропуск.

– Ну, я не знаю… Читайте дальше, там будет видно…

– Гм! – сделал дьякон, помолчал и пошел.

В другой раз он поймал Иван Иваныча в ту самую минуту, когда тот совсем было ушел на практику.

– Вот, – прямо начал он, входя и держа раскрытую книгу: – «или, почему взрослое животное лучше новорожденного?» Почему, Иван Иваныч?

– Что такое? Какое животное?

– Вообще, тут сказано, например, так, что яйцо, например… да вот: «или, что лучшего в новорожденном животном?..»