Стратегия и тактика в военном искусстве

Злоупотребление ложно понимаемых общественных свобод также может привести к подобным плачевным результатам. И потом просто невозможно для самой дальновидной администрации подготовиться к большой войне, будут ли этого требовать важнейшие интересы страны в некотором будущем либо это будет немедленной необходимостью, чтобы противостоять неожиданной агрессии.

В тщетной надежде снискать популярность разве не могут члены выборного законодательного органа, большинство из которых не будут Ришелье, Питтами (Питт Уильям Старший (1708–1778) – премьер-министр Великобритании в 1766–1768 гг., министр иностранных дел в 1756–1761 гг. (с перерывом). Питт Уильям Младший (1759–1806) – сын Питта Старшего, премьер-министр Великобритании в 1783–1801 и 1804–1806 гг. – Ред.) или Лувуа (Лувуа Франсуа Мишель Ле Телье (1641–1691). В 1666–1683 гг. военный министр, провел военные реформы, превратившие французскую армию в регулярную. – Ред.), в духе ложно понятой экономики позволить ведомствам, необходимым для большой, хорошо снаряженной и дисциплинированной армии прийти в упадок? Идущие на поводу притягательных ложных представлений гиперболизированной филантропии, разве не могут они в конечном счете убедить себя и своих законодателей в том, что блага мира всегда предпочтительнее более подобающих государственному деятелю приготовлений к войне?

Я далек от того, чтобы советовать государствам всегда держать руку на рукояти меча и всегда находиться в русле готовности к ведению боевых действий. Такое положение дел было бы катастрофой для рода человеческого и было бы невозможным, кроме как в условиях существования не во всех странах. Я просто имею в виду, что цивилизованные правительства должны всегда быть готовыми к мобилизации за короткий отрезок времени к ведению войны и никогда не должны быть застигнуты врасплох. И благодаря мудрости их ведомств может быть сделано в этой подготовительной работе столько, сколько необходимо для обеспечения дальновидности действий их администрации и безупречности их системы военной политики.

В обычных условиях, руководствуясь положениями конституции, правительства, следуя всем изменениям выборной законодательной власти, менее всего склонны к созданию грозного военного потенциала. Однако в условиях больших кризисов эти совещательные органы иногда добиваются несколько иных результатов и сходятся во мнении в необходимости максимального укрепления могущества нации. И все же некоторое число таких примеров в истории может составить целый список исключительных случаев. В них шумная и бурлящая ассамблея, поставленная перед необходимостью завоевания или гибели, действовала в пользу чрезвычайного энтузиазма нации для спасения страны и одновременно самих себя. Для этого она обращалась к самым ужасным мерам и для их поддержки призывала к безграничной диктаторской власти, которая подавляла как свободу, так и закон под предлогом их защиты. Это уже скорее диктатура (или абсолютная и чудовищная узурпация власти), чем форма выборной ассамблеи, которая является чистым проявлением энергии. О том, что происходило в Конвенте после падения Робеспьера, свидетельствовал ужасный Комитет общественного спасения, так же как палата депутатов, избранная в 1815 году. Диктаторская власть, оказавшаяся в руках немногих, всегда была последней надеждой на спасение в великих кризисах, и кажется естественным прийти к заключению, что страны, контролируемые выборными ассамблеями, должны быть в политическом и военном отношении слабее, чем абсолютные монархии (добавим, и авторитарные патриотические (но не клептократические) режимы), хотя в других отношениях они имеют неоспоримые преимущества.

Особенно необходимо следить за сохранением армий в период длительного мира, потому что тогда существует наибольшая вероятность того, что они придут в упадок. Важно пестовать боевой дух в армиях и проявлять его в больших маневрах, которые, хотя лишь отдаленно напоминают действия в настоящей войне, все же, несомненно, полезны для армий в их подготовке к войне. Не менее важно не давать армиям расслабиться, что может быть сделано использованием их на работах, нужных для обороны страны.

Обособление в войсковых гарнизонах по полкам является наихудшей из возможных систем, и русская и прусская система по дивизиям и постоянным армейским корпусам представляется более предпочтительной. В общих чертах русская армия в настоящее время может быть представлена как образец во многих отношениях, и если во многих пунктах ее традиции были бы бесполезны и непрактичны где-либо еще, следует признать, что многие хорошие установления вполне могут быть у нее переняты.

Что касается награждений и продвижения по службе, то они весьма существенны и как дань уважения за долгое служение стране и в то же время должны открывать путь наверх перспективным военным. Три четверти продвижений должны заполнять реестр для каждого звания, а одна четверть должна быть зарезервирована для тех, кто отличается особыми доблестью и усердием. И наоборот, во время войны обычная очередность присвоения званий должна быть приостановлена либо, по крайней мере, сокращена до трети продвижений, чтобы две трети оставались для награждения за примерные доблесть и отличную службу.

Превосходство в вооружениях может увеличить шансы на успех в войне, само по себе оно не выигрывает сражения, но это важнейший элемент успеха. Каждый может вспомнить, как почти гибельным для Франции при Прейсиш-Эйлау (1807) и Маренго (1800) было ее большое отставание в вооруженности артиллерией. Мы можем также обратиться к огромным успехам тяжелой французской кавалерии при возрождении кирас, от которых она до этого отказалась на столь долгое время. Всем известно огромное преимущество пики. Несомненно, в небольших столкновениях вооруженные пиками уланы не будут более эффективными, чем гусары, но при атаке в шеренге дело принимает совсем другой оборот. Как много храбрых кавалеристов стало жертвами предубеждения, которое они имели в отношении пики, потому что носить ее несколько более обременительно, чем саблю!

Вооружение армий все еще может быть подвержено большим изменениям, государство, которое возьмет на себя ведущую роль в том, чтобы произвести более совершенное вооружение, приобретет для себя огромные преимущества. Все еще оставляет желать лучшего артиллерия, но наступательное и оборонительное вооружение пехоты и кавалерии также заслуживает внимания предусмотрительного правительства.

Новые изобретения последних двадцати лет, похоже, грозят большой революцией в организации армии, вооружениях и тактике. Одна только стратегия останется неизменной, с теми же ее принципами, как и при Сципионах, Цезаре, Фридрихе и Наполеоне, поскольку они не зависят от характера вооружений и организации войск.

Средства разрушения приближаются к идеалу с ужасающей быстротой. (Напомним, что с тех пор гений изобретательства века неуклонно направлялся на совершенствование огнестрельного оружия. Артиллерия, которая считалась почти совершенной, конечно, претерпела важные изменения, а повышенная эффективность стрелкового оружия не менее заметна. В то же время мы ничего сейчас не слышим о паровых пушках Перкинса; и пока что ни одна цивилизованная армия не организована по плану, который предлагает автор для того, чтобы лишить эти машины разрушения их эффективности. – Пер.) Ракеты Конгрева (в конце XVIII в. индийцы применили против англичан ракеты массой от 3 до 6 кг с железной гильзой и бамбуковой палкой-стабилизатором. Эти ракеты усовершенствовал английский полковник У. Конгрев, и они использовались в англо-датской войне 1807–1814 гг., Лейпцигском сражении 1813 г. и при Ватерлоо в 1815 г. В России в 1814–1817 гг. И. Картмазов и А.Д. Засядько разработали 2–2,5-и 4-дюймовые фугасные и зажигательные ракеты с дальностью полета 1,5–3 км. Ракеты успешно использовались русскими в войнах 1828–1829, 1853–1856, 1877–1878 гг.; позже, в связи с развитием нарезной артиллерии, интерес к ракетам в армиях мира снизился до конца 1920—1930-х гг. – Ред.), эффективность и направление которых, говорят, теперь можно регулировать, гаубицы, которые выстреливают картечь на расстояние полета пули (шрапнельные снаряды. – Ред.), паровая пушка Перкинса, которая извергает столько же ядер, как и батальон, множат шансы на разрушение, как будто гекатомбы Прейсиш-Эйлау, Бородина, Лейпцига и Ватерлоо недостаточно для истребления европейских народов.

Если правительства не выступят единым фронтом на конгрессе с тем, чтобы осудить и запретить эти разрушительные изобретения, не останется ничего другого, кроме как сделать половину армии состоящей из кавалерии с кирасами, для того чтобы захватывать на большой скорости эти машины. Пехота будет даже благодарна за возвращение к своему оружию Средних веков, без которых батальон будет уничтожен, прежде чем вступит в бой с противником.

Мы опять увидим знаменитых воинов, закованных в броню, а лошадям также понадобится такая же защита. (Фантазии автора реализовались в XX в. в танках. – Ред.)

В то время как есть сомнение насчет реализации этих опасений, однако же, определенно артиллерия и взрывное дело ушли вперед, что приводит нас к необходимости подумать об изменении глубокого построения, которым так злоупотреблял Наполеон. Мы возвратимся к этому в главе о тактике.

Здесь мы вкратце подведем итог важнейших основ военной политики, которую следует принять мудрому правительству.

1. Государь должен получать образование, как политическое, так и военное. Вероятнее всего, он найдет людей с администраторскими способностями в своих советах, а не хороших политических деятелей или солдат, и поэтому он должен обладать качествами последних двух категорий людей.

2. Если государь лично не руководит своими армиями, его первостепенным долгом и ближайшим интересом будет обеспечение надежного замещения своего места в этом качестве. Он должен доверить безопасность своих владений (и царствования) военачальнику, который наиболее способен руководить его армиями.

3. Постоянная армия не должна всегда оставаться на одной незыблемой основе, а должна быть такой, которая может быть удвоена, если необходимо, за счет резервов, которые всегда должны быть наготове. Ее подготовка и дисциплина должны быть на высоте, как и ее организация; ее вооружение должно быть по меньшей мере таким же хорошим, как и у ее соседей, и, если возможно, превосходить их.

4. Боевая техника должна быть в наилучшем состоянии и в большом количестве. Национальная гордость не должна становиться помехой на пути внедрения всевозможных совершенствований боевой техники, что делается в других странах.

5. Необходимо, чтобы обучение военным наукам поощрялось и стимулировалось, так же как и смелость и упорство. Высококлассный военный корпус должен цениться и уважаться – это единственный способ сохранения для армии достойных и талантливых людей.

6. Генеральный штаб в мирное время должен заниматься подготовительными работами на случай всевозможных непредвиденных обстоятельств войны. В его архивах должны храниться многочисленные исторические подробности прошлого со всеми статистическими, географическими, топографическими и стратегическими трактатами и документами для настоящего и будущего времени. Поэтому крайне необходимо, чтобы начальник генерального штаба с некоторым числом подчиненных офицеров постоянно находился в столице в мирное время. Должен быть секретный отдел для тех документов, которые не должны быть доступны младшим офицерам.

7. Ничем не следует пренебрегать для получения сведений географической и военной статистики других государств, для того чтобы знать их сырьевые и моральные ресурсы для наступления и обороны, а также стратегические преимущества обеих сторон. Специально подобранные офицеры должны заниматься этими научными работами и должны быть награждены, если проявят выдающиеся способности.

8. Если решение о войне принято, возникает необходимость подготовки не всего плана операций, что всегда невозможно, а системы ведения операций в соответствии с намеченной целью, обеспечения базы, а также всех материальных средств, необходимых для успеха предприятия.

9. Система ведения операций должна определяться целью войны, типом вооруженных сил противника, характером страны и ее ресурсами, характером нации и ее руководителей, как армии, так и государства. Короче говоря, она должна основываться на моральных и материальных средствах наступления или обороны, которые противник способен привести в действие. Следует также принимать во внимание возможные союзы с каждой из сторон или против какой-либо из сторон во время войны.

10. Состояние финансов государства должно быть оценено среди рисков войны. Тем не менее было бы опасным постоянно относить на счет этого условия важность, которую придавал этому Фридрих II Великий в свое время. Вероятно, он был прав в свою эпоху, когда армии набирались главным образом зачислением добровольцев, когда за последнюю крону приводился последний солдат, но когда хорошо организован национальный призыв, деньги уже не будут оказывать того же влияния, по крайней мере на одну или две кампании. Если Англия доказала, что деньги дают солдат и иностранных наемников, Франция доказала, что любовь к стране и честь столь же продуктивны и что, если необходимо, война может вестись в поддержку войны. Франция действительно, из-за богатства ее земли и энтузиазма ее лидеров, обладала источником временного могущества, которое не может быть принято в качестве общей основы системы. Однако результаты этих усилий были не менее впечатляющими. Каждый год во множестве докладов кабинета в Лондоне, и особенно М. д'Ивернуа, объявлялось, что Франция на грани распада из-за нехватки денег, в то время как у Наполеона было двести миллионов франков[2 - Во Франции существовал финансовый дефицит, но ко времени падения Наполеона. Это было результатом катастрофы (1812, а затем и 1813–1814 гг. – Ред.) и колоссальных усилий, которые был обязан прилагать император. В 1811 году дефицита не было.] в банковских хранилищах Тюльери, но все равно Наполеон постоянно сталкивался с растущими расходами правительства, включая затраты на свои армии.

Держава может купаться в золоте и все-таки очень плохо защищать себя. Действительно, история показывает, что самая богатая страна не является ни самой сильной, ни самой счастливой. Железо весит по меньшей мере столько же, сколько золото, на весах военной мощи. Все-таки мы должны признать, что счастливое сочетание мудрых военных ведомств, патриотизма, хорошего управления финансами, внутреннего богатства и доверия общества дает государству огромную силу и делает его способным выдержать длительную войну.

Целый том понадобится для того, чтобы обсудить все обстоятельства, при которых государство может стать более или менее сильным – как за счет своего золота, так и железа, – и установить случаи, при которых можно ожидать от войны, что она будет поддерживать войну. Этот результат может быть получен только при переходе армии на территорию противника; и не все страны в равной степени способны предоставить свои ресурсы нападающей стороне.

Нам нет необходимости далее распространяться в исследовании этих предметов, которые не связаны непосредственно с искусством войны. Наша цель – в достаточной мере указать на их связи с планируемой войной, а развивать видоизменения, которые вносят обстоятельства и местные факторы в эти связи, – задача государственного деятеля.

Параграф XIV

Командование армиями и верховное руководство операциями

Является ли преимуществом для государства, если его армиями командует лично монарх? Каким бы ни было решение по этому вопросу, ясно, что, если государь обладает гением прусского короля Фридриха II, русского царя Петра I Великого или Наполеона, ему и в голову не придет предоставить своим генералам честь осуществления великих деяний, которые он мог бы совершить сам, потому что в этом случае он изменил бы своей собственной славе и делу процветания государства.

Поскольку в нашу задачу не входит обсуждение вопроса, повезет ли государству, если у него будет воинственный или миролюбивый правитель (что является гуманитарным вопросом, чуждым нашему предмету), мы только утверждаем, что при тех же заслугах и шансах в других отношениях суверен всегда будет иметь преимущество над военачальником, который сам не является главой государства. Оставляя в стороне вопрос о том, что монарх ответственен только перед собой за свои смелые предприятия, заметим, что он может многое сделать при уверенности в том, что способен воспользоваться всеми ресурсами общества для достижения цели. В его распоряжении такие мощные средства, как возможность награждать и наказывать; все будет направлено на выполнение его приказов и на обеспечение его предприятиям наибольшего успеха. Никакая зависть не помешает выполнению планов монарха, или, по крайней мере, ее проявление будет редким и во второстепенных операциях. Есть тут, конечно, значительная мотивация побудить государя руководить своими армиями (если у него есть военные способности и амбиции). Но если государь не обладает военными способностями, если он слабохарактерный и легко поддается влиянию, его присутствие в армии вместо хороших результатов откроет дорогу всякого рода интригам. Каждый будет приходить к нему со своими планами; и поскольку у него не будет опыта, необходимого для того, чтобы оценить их по достоинству, то он передаст свое решение одному из своих приближенных. Его военачальник, в дела которого вмешиваются и которому противятся во всех его предприятиях, будет не способен достичь успеха – даже при наличии у него необходимых для этого способностей. Можно сказать, что суверен мог бы сопровождать армию и не вмешиваться в дела своего военачальника, но, напротив, помогать ему всем весом своего влияния. В этом случае присутствие государя может дать хорошие результаты, но оно может привести и к большому замешательству. Если армия будет потеснена и отрезана от своих коммуникаций и должна будет выходить из сложной ситуации с саблей в руке, насколько печальными могут быть результаты присутствия при штабе суверена!

Если государь ощущает потребность выйти на поле боя во главе своих армий, но у него нет необходимой уверенности в себе, чтобы взять на себя верховное руководство действиями, наилучшим ходом будет тот, к которому прибегло прусское правительство с Блюхером. То есть государя должны сопровождать два военачальника самых выдающихся способностей, один из них – умелый исполнитель (такой, как Блюхер), другой – хорошо подготовленный штабной офицер. Если это триединство будет гармоничным, оно может дать превосходные результаты, как в случае с прусской армией в Силезии в 1813 году.

Точно такая же система может быть применена в случае, где суверен посчитает необходимым доверить командование принцу его двора, как часто происходило со времени Людовика XIV. Нередко случалось так, что принц был наделен лишь номинальным постом командующего, а советник, который фактически командовал, был приставлен к нему. Так было в случае с герцогом Орлеанским и Марсеном в знаменитой битве при Турине (7 сент. 1706), позднее с герцогом Бургундским и Вандомским в битве при Оденарде в 1708 году и, полагаю, также под Ульмом в 1805 году с эрцгерцогом Фердинандом и Макком. Система ужасная, поскольку никто не отвечает за то, что делается. Известно, что в битве под Турином герцог Орлеанский продемонстрировал больше благоразумия, чем Марсен, последнему пришлось предъявить все секретные полномочия от короля, прежде чем принц уступил его мнению и позволил проиграть сражение. Также под Ульмом эрцгерцог проявил больше мастерства и храбрости, чем Макк, который был его наставником.

Если принц обладает гениальностью и опытом эрцгерцога Карла (успешно сражавшегося с Наполеоном. – Ред.), его следует наделить неограниченной властью командующего и предоставить всю полноту власти. Если он еще не получил такие же права командования, то ему можно придать знающего начальника штаба и еще одного военачальника, отличающегося талантом в исполнении приказов. Однако было бы совсем неумно наделять этих советников большей властью, чем просто правом рекомендательного голоса.

Мы уже говорили, что, если принц не ведет свои армии лично, его важнейшей обязанностью будет обеспечить, чтобы пост командующего был занят должным образом, что, к сожалению, не всегда делается. Не обращаясь назад, в древние времена, достаточно будет вспомнить более поздние примеры при Людовике XIV и Людовике XV. О достоинствах принца Евгения Савойского судили по его уродливой фигуре, и это привело его (способнейшего командующего своего времени) в ряды врагов Франции. После смерти Лувуа Таллар, Марсен и Виллеруа заняли во французской армии места Тюренна, Конде и Люксембурга (т. е. произошло качественное ухудшение высших полководцев Франции), а позднее Субиз и Клермон сменили маршала Морица Саксонского. Между светским выбором, который делается в салонах Помпадур (Жанна Антуанетта Пуассон, маркиза де Помпадур (1721–1764), известная фаворитка короля Людовика XV с 1745 г. до конца жизни. – Ред.) и Дюбарри (Мари Жанна, графиня де Дюбарри (1746–1793), официальная фаворитка Людовика XV с 1769 г. Гильотинирована. – Ред.), и предпочтением Наполеона простых солдат (которые могли стать маршалами) есть много градаций, и границы их довольно широки, чтобы предоставить менее умному правительству средства для того, чтобы сделать рациональные назначения. Однако во все эпохи человеческая слабость будет оказывать влияние тем или иным образом, и хитроумие часто отбирает приз у скромной или робкой добродетели, которая ожидает, что ее призовут оказать услугу. Но, не принимая во внимание обсуждение всех этих влияний, полезно будет выяснить, в каких отношениях этот выбор командующего будет трудным, даже если исполнитель будет более всего озабочен тем, как сделать благоразумный выбор. Прежде всего, чтобы выбрать опытного военачальника, необходимо, чтобы лицо, которое производит отбор, было военным человеком, способным сформировать здравое мнение, или же он должен руководствоваться мнениями других, что открывает путь к ненужному влиянию или групповым интересам. Затруднений, конечно, меньше, если под рукой уже есть полководец, уже покрывший себя славой многих побед, но при игнорировании того факта, что не каждый военачальник является великим полководцем, потому что он выиграл битву (например, Журдан (1762–1833), французский полководец, сражался в Северной Америке, где французские войска помогли встать на ноги США, в 1794 г. одержал победу при Флерюсе, но в 1799 г. терпел неудачи в Германии. – Ред.), Шерер (1747–1804), в 1794–1796 и 1799 гг. воевал в Италии) и многие другие), не всегда бывает так, что в распоряжении правительства есть победоносный полководец. Вполне может случиться так, что после длительного периода мира в Европе не останется ни одного генерала, который выступал в роли главнокомандующего. В этом случае будет трудно решить, чем один генерал лучше другого. Те, кто долго служил в мирное время, встанут во главе своих армий или корпусов, и у них будет звание, соответствующее этому посту, но всегда ли они будут самыми талантливыми, чтобы его занимать? Более того, взаимодействие глав правительств со своими подчиненными обычно настолько редко и кратковременно, что неудивительно, что они испытывают трудности в назначении людей на соответствующие им посты. Мнение государя, введенного в заблуждение внешним видом, может быть ошибочным, и при самых добрых намерениях он может вполне обмануться в своем выборе.

Одним из надежнейших средств избежать этой неприятности вполне могла бы быть реализация красивого мифа о Телемахе (имеется в виду нравоучительный роман французского писателя Ф. Фенелона (1615–1715) «Приключения Телемака», где использован образ сына Одиссея Телемаха из «Одиссеи». – Ред.), такая как выбор верного, преданного, искреннего и великодушного Филокла, который, встав между царевичем и всеми кандидатами на командование, смог бы благодаря своей более непосредственной связи с народом просветить монарха в отношении отбора людей, лучше всего подходящих по своему характеру и способностям. Будет ли этот верный друг никогда не поддаваться личным симпатиям? Будет ли он всегда свободен от предубеждения? Суворов был отвергнут Потемкиным на основании критерия внешнего вида, и потребовалось вмешательство Екатерины II для сохранения полка для человека, который потом так прославил русское оружие.

Полагали, что общественное мнение – наилучший гид, но ничего не могло быть опаснее. Оно голосовало за то, чтобы Дюмурье стал Цезарем, тогда как он не знал о великих операциях войны. Поставило бы оно Бонапарта во главе армии Италии, если бы его знали только два члена Директории? И все же следует признать, даже если оно и не непогрешимо, общественное настроение не следует презирать, особенно если оно переживает великие кризисы и события.

Наиболее существенными качествами военачальника всегда будут следующие: во-первых, высокая моральная стойкость, способность к принятию великих решений; во-вторых, личное мужество, которое не пасует перед опасностью. Требования к его научным или военным знаниям стоят на втором месте по отношению к вышеупомянутым чертам характера, хотя если они блестящи, то это будет ценным подспорьем. Нет необходимости в том, чтобы он был человеком высокой эрудиции. Его знания могут быть ограниченны, но они должны быть твердыми, и он должен обладать отличными знаниями базовых принципов искусства войны. Следующими по важности идут личностные качества. Человек, который галантен, справедлив, тверд, честен, способен оценить доблесть в других, вместо того чтобы завидовать ей, и умеет через эту доблесть прийти к своей славе, всегда будет хорошим военачальником и даже может стать по-настоящему великим человеком. К сожалению, склонность оценить должным образом достоинства других не является самым распространенным качеством: посредственности всегда завистливы и склонны окружать себя малоспособными людьми, боящимися потерять репутацию. Они не осознают, что номинальному командующему армией всегда достается почти вся слава ее успеха, даже если он меньше всего имеет на нее право.

Всегда обсуждался вопрос, предпочтительнее ли назначать командующим генерала с большим опытом службы в войсках или штабного офицера, у которого в целом небольшой опыт управления войсками. Вне всякого сомнения, война сама по себе является особой наукой и вполне возможно умело комбинировать операции, даже не введя в бой против врага ни одного полка. Петр I, Конде (Конде, Луи де Бурбон (1621–1686), принц, крупный французский полководец), Фридрих II и Наполеон являют собой примеры такого рода. Тогда нельзя отрицать, что офицер из штаба может, так же как любой другой, доказать, что он великий генерал. Однако причина этого будет не в том, что он поседел на своей должности квартирмейстера и будет способен на высшее командование, а в том, что у него есть природные выдающиеся способности ведения войны и соответствующие черты характера. Так и генерал из пехоты или кавалерии может быть способен вести кампанию, так же как и самый мудрый тактик из генштаба. Таким образом, этот вопрос не допускает определенного ответа, ни утвердительного, ни отрицательного, поскольку почти все будет зависеть от личных качеств отдельных лиц. Однако следующие замечания будут полезны для того, чтобы прийти к рациональному заключению:

1. Военачальник, взятый из генерального штаба, инженерных войск или артиллерии, который командовал дивизией или армейским корпусом, будет с равным успехом выше того, кто знаком со службой только в воинских частях или в специальном корпусе.

2. Военачальник из строевых войск, который изучал науку войны, будет равным образом подходящим для командующего.

3. Соответствующий характер человека выше всех других требований для главнокомандующего.

Наконец, тот будет хорошим военачальником, в ком обнаруживаются необходимые личностные характеристики и твердое знание принципов искусства войны.

Постоянно возникающие трудности в выборе хорошего командующего привели к необходимости формирования хорошего генерального штаба, который, находясь при военачальнике, может советовать ему и тем самым оказывать позитивное воздействие на ведение операций. Хорошо подготовленный генеральный штаб является одним из самых необходимых органов, но нужно следить за тем, чтобы предотвратить введение в него ложных принципов, потому что в этом случае оно может оказаться гибельным.

Фридрих, когда учредил военную школу в Потсдаме, никогда не думал, что это приведет к команде «правое плечо вперед» генерала Рюхеля[3 - Генерал Рюхель думал в битве при Йене в 1806 году, что мог спасти армию, отдав команду «правое плечо вперед» для того, чтобы образовать косой боевой порядок.] и к учению, что косой боевой порядок является непогрешимым правилом победы в сражении. Как верно утверждение, что от великого до смешного – один шаг!

Более того, должна существовать прекрасная гармония между генералом и его начальником штаба; и если верно, что последний должен быть человеком признанных способностей, правильно также дать генералу выбрать людей, которые должны стать его советниками. Навязывание будущему генералу начальника штаба приведет к созданию анархии и недостатку гармонии; в то же время если позволить ему выбрать на этот пост ничтожество, будет еще опаснее, потому что, если он сам человек относительно небольших способностей, обязанный благосклонности судьбы или удаче своим положением, выбор будет жизненно важным. Наилучший способ избежать этих опасностей – дать генералу на выбор несколько отобранных офицеров, способности каждого из которых не вызывают сомнений.

Почти во всех армиях бытует мнение, что частые военные советы, оказывая помощь командующему своими рекомендациями, дают больший вес и эффект руководству военными операциями. Несомненно, если командующим был Субиз (разбит Фридрихом II при Росбахе в 1757 г. имея 43 тысячи против 22 тысяч у пруссаков. – Ред.), Клермон или Макк, он вполне мог найти в военном совете мнения более ценные, чем его собственное. Но какого успеха можно было ожидать от операций, разработанных и подготовленных одними людьми, а проводившихся другими? Каким должен был быть результат операции, которую лишь частично понимает командующий, поскольку это не его собственная концепция?

Я пережил достойный сожаления опыт в качестве подсказчика в штабе, и никто не мог лучше меня самого оценить важность этой услуги, и особенно на военном совете такая роль представляется нелепой. Чем больше число военных офицеров, входящих в состав совета, и чем выше их ранг, тем труднее будет довести до конца триумф истины и благоразумия, как бы ни было мало число несогласных.

Какими бы были действия военного совета, которому Наполеон предложил бы двигаться на Арколе (1796), переход через перевал Большой Сен-Бернар (1800), маневр у Ульма (1805) или у Геры и Йены (1806)? Робкие посчитали бы их опрометчивыми, даже безумными, другие увидели бы тысячи трудностей в выполнении, и все были бы едины в том, чтобы отвергнуть подобные планы. А если, напротив, эти планы были бы приняты и выполнялись бы любыми (военачальниками), кроме Наполеона, не оказались бы они наверняка провальными?