Сумерки мира

Он не успел. Мертвители ворвались в деревню с трех концов, и крайние дома уже горели, а люди в серых плащах перекрывали улицы. Увернувшись от удара мечом, Солли вьюном проскочил между ногами салара, цапнув того за щиколотку, и скрылся за углом.

У их дома кипел бой. Отец и мать рычали и метались в кольце врагов, и шерсть их слиплась от крови. Солли прыгнул сзади на Мертвителя, замахнувшегося на мать, и не разжал сомкнутые на чужом горле клыки, даже когда острая боль пронзила его бок.

Потом он кинулся в дом.

Солли плохо помнил, что было дальше. Горела деревня, он оглох от криков и лязга оружия; они с матерью и бешеным Лорквоу стояли посреди улицы – два волка и человек, – и Солли бросал свои ножи в накатывающуюся волну Постоянных, но ножи кончились, и остался меч, и кровавый вихрь захлестнул его. Отец рухнул с разрубленной головой, так и не выпустив корчащегося салара; рядом то ли взвизгнула, то ли всхлипнула мать, когда зазубренный клинок отсек ей переднюю лапу; Солли подхватил мать на руки и побежал, чувствуя, что надолго его не хватит, что это конец, а потом наступила тишина, и он остановился.

Перед ним стоял Морн.

– Уходи, – коротко приказал Морн, и Солли заковылял дальше, спотыкаясь и не падая только потому, что на руках у него была мать, видя вокруг себя отступающих к лесу Изменчивых…

Последнее, что он запомнил, – пустая улица, багровый дым и шеренга Мертвителей, медленно надвигающаяся на одинокую сутулую фигуру Морна…

…Когда они вернулись, Морн все так же стоял посреди улицы, скрестив руки на груди, и в глазах его затухали, подергиваясь пеплом, страшные жгучие угольки…

Постоянных не было. Они ушли, поспешно забрав убитых и раненых. И никто из Изменчивых так и не узнал, что увидели Мертвители на опустевшей улице, когда на пути у них встал Морн, Сын Большой Твари.

Они не посмели напасть на него.

Потомки богов – не посмели…

2

…Водоворот воспоминаний все быстрее вращался перед глазами слабеющего волка: звериные морды, искаженные лица, звон клинков, горящая деревня, дым, кровь, отчаяние и ужас, внезапно вспыхнувшая надежда… лицо той Постоянной, которая была запретна для него, но которая… выжженное солнцем блекло-голубое небо, снежные шапки на вершинах гор…

…Горы! Волк открыл глаза, снова зажмурился, встряхнул тяжелой головой, словно отгоняя наваждение, – и вновь увидел горы. Это был не сон, не бред, не эфемерная иллюзия памяти – перед ним высились выбеленные снегом вершины.

Горы Ра-Муаз.

Он все-таки дошел.

* * *

Солли не помнил, как он дотащился до первых отрогов, каким образом набрел на веселое журчание ручья – он пришел в себя, стоя над ручьем и шумно, с жадностью лакая упоительно прохладную воду. По всей видимости, делал он это уже довольно долго, потому что брюхо было совершенно переполнено, и Солли почувствовал, что выпил воды больше, чем мог, но меньше, чем хотел.

С сожалением перестав лакать, он погрузил в ручей морду, потом отошел в сторонку, сбросил с себя поклажу и, найдя заросшее мхом углубление в тени большого валуна, мгновенно уснул.

Снов он не видел.

* * *

Проснулся Солли уже утром следующего дня. Он давно не менял облик, а выпускать зверя на чрезмерно долгий срок не рекомендовалось. Так что теперь к ручью подошел человек. Вдоволь напившись, он решил было облачиться в свою походную одежду, но раздумал и, голый и мокрый от пота, стал карабкаться вверх по склону. Где-то здесь, согласно легендам, и должны были обитать Отцы, к которым шел Солли. Но сейчас его больше интересовали не Отцы, а какая-нибудь мало-мальски съедобная живность – голод, заснувший вместе с ним, теперь проснулся и настойчиво требовал утоления…

Оленя он заприметил издалека и, уже в волчьем обличье, стал осторожно подкрадываться к нему. Сейчас Солли доставляло истинное удовольствие скользить между скал, неслышно раздвигая влажную от росы траву и вспоминая недавнее пекло пустыни. Да, неплохое местечко подобрали себе Отцы… губа не дура…

Бросок Солли был стремителен и точен, но за мгновение до того олень учуял грозящую опасность, и зубы волка клацнули всего в каком-то локте от вожделенной добычи!

Солли извернулся в воздухе и рванул по склону за удирающим оленем; оторваться жертве не удалось, но и расстояние между ними не спешило сокращаться. Олень обогнул огромный замшелый валун, Солли метнулся наперерез – и тут другая серая тень прыгнула на спину обезумевшего животного. Секундой позже Солли вцепился в горло своей – своей! – добыче, олень с хрипом повалился на бок, брыкаясь и мотая головой в тщетных попытках стряхнуть с себя безжалостных палачей, – и вскоре все было кончено.

Когда олень затих и Солли наконец разжал челюсти, он увидел четырех волков, окруживших его и пристально разглядывавших чужака. Нет, пятерых – пятая, поджарая молодая волчица, стояла чуть поодаль, делая вид, что все происходящее ее совершенно не интересует, но тем не менее с любопытством наблюдая за развитием событий.

Ситуация не вызывала сомнений. Эта четверка с увлечением выясняла между собой, кому же достанется самка, и тут, в самый неподходящий момент, на поляну вламывается он, Солли, в погоне за своим завтраком!

Сам Солли с трудом подавил в себе волка, уже учуявшего возбуждающий запах течки и готового вступить в драку за право обладать самкой. Волчица, конечно, хороша, вполне аппетитная волчица, но не за самками же тащился он через всю проклятую пустыню!

Правда, отступить и оставить местным волкам задранного оленя он тоже не собирался – и вот обнаженный мужчина поднимается с земли под изумленными взглядами пяти пар волчьих глаз.

Обычно это действовало безотказно – но сейчас почему-то не сработало. То ли здешние волки никогда не встречали Изменчивых и не боялись их, то ли азарт брачной поры заглушил в них прочие чувства – но вся четверка немедленно бросилась в атаку. Тут уж не до любви…