Все моря мира

В Бискио

Леора Саккетти, не по годам развитая девочка

Карло Серрана, конезаводчик

Анни, его жена

Страни и Аура, его дети

В Мачере

Ариманно Риполи, герцог Мачеры

Коринна, его жена

В Фериересе

Гаэль, женщина из киндатов в портовом городе Марсена

Исакар, ее брат

Эмери, король Фериереса

Хамади ибн Хайан, посол Ашариаса в Фериересе

Камило Рабаньес, посол Эспераньи

Другие

Гурчу по прозвищу Завоеватель или Разрушитель, халиф Ашариаса

Бан Раска Трипон, теперь называющий себя Скандиром, мятежник, сражающийся против Гурчу и Ашариаса

Итаний и Илья, братья, двое из его воинов

Эрсани, герцог города Касьяно на юге Батиары

Керида де Карвахаль, командующий морскими силами Эспераньи

Ибн Удад, давно почивший автор «Пролога к знанию»

Часть первая

Глава I

Воспоминания о доме могут быть далеко от тебя, за пеленой лет, за огромным пространством земли или моря.

Они могут тускнеть или расплываться с течением времени. И часто от этого тоже больно. Некоторые люди во сне возвращаются к памятным голосам, звукам, запахам, образам. Но многие не видят снов или не видят во сне тех мест, откуда они родом. Слишком большая утрата, печаль слишком давняя и гнетущая. А некоторые из тех, кому снятся такие сны, забывают их при свете утра. Возможно, это к лучшему.

Но есть люди, которые не могут забыть. Которые кутаются в воспоминания, как в теплую накидку. Такой человек идет по улице в сумерках в далеком городе, и долетевший из переулка звон струн переносит его в прошлое. Может быть, он решит углубиться в этот переулок и пойти туда, где всплеск света означает таверну или чей-то жилой дом с внутренним двориком, в котором играет музыка в конце дня.

Чаще всего он этого не делает. Он туда не идет. Возможно, прислушавшись, он понимает, что это не тот инструмент, который он помнит с детства. И мелодия не той песни, которую ему пела мать перед сном после молитвы. Здесь не цветут апельсины. Нет олеандров и мимоз, нет фиалковых деревьев в сине-лиловых цветах. Возможно, в этом далеком городе есть фонтаны, но не такие, какие он помнит с того времени, когда его вынудили уехать, вырвали с корнем из земли, как дерево.

У кого-то другого воспоминания или сны, изгоняемые с восходом солнца, могут быть совсем иными, но столь же тяжелыми. Скажем, о том, как ему жилось в детстве, прежде чем его похитили из того места, где росли другие деревья и цвели другие цветы, но которое было ему домом.

Есть много способов потерять дом, но эта утрата будет определять твой мир.

Есть также много способов начать рассказ.

Чей голос, чья жизнь его откроет? (Чья смерть?) Где мы находимся, когда корабль нашей истории отплывает прочь от берега в открытое море, мимо скал, между которыми необходимо осторожно прокладывать курс? Или где мы находимся, когда кто-то все же решается войти в плохо освещенный переулок, следуя зову музыки, и послушать у открытой двери? И видит…

Такие вещи важны для читателя или слушателя – а значит, и для рассказчика тоже. Они важны, независимо от того, излагают ли их на желтоватом пергаменте, купленном в книжной лавке на берегу канала в Серессе, чтобы потом набрать, напечатать и переплести, или рассказывают маленькой или большой толпе в квартале сказителей возле рынка в каком-либо городе между призывами на утреннюю и дневную молитву.

Здесь есть женщины и мужчины, готовые шагнуть вперед, в наш свет. Вокруг них есть другие, полные любви или злобы (или сомневающиеся в том, что из этого возобладает). Мы можем даже вернуться назад, начать с людей, изгнанных из их любимой Эспераньи. Или с девочки, похищенной пиратами из родного дома далеко на востоке от этой страны.

Или с мужчины, который…

Но подождите. Взгляните. Пока мы говорим об этом, пока изучаем различия, возникающие при выборе той или иной вступительной ноты, в ночи плывет корабль, плывет под парусами вдоль морского побережья, не зажигая огней, и последний фонарь только что погасили по приказу капитана.

Они находятся в одной из бухт длинного побережья Маджрити. Недалеко от города Абенивин, но на достаточном расстоянии от него. Они здесь одни под звездами и белой луной, вторая луна еще не взошла. Чтобы исполнить то, для чего они прибыли, им необходимо остаться незамеченными.

Это место не хуже других для начала. Ночное море, эта бухта, звезды, луна, знакомая музыка. Мы будем действовать, как будто это так. Мы не поплывем обратно в открытое море. Мы спустим маленькую шлюпку и отправим ее к берегу, к каменистому берегу. Трое мужчин, одна женщина, легкий ветерок, весенняя ночь. На этом берегу их ждут.

Надия смотрела, как Газзали аль-Сияб уезжает вместе с людьми, встретившими их по договоренности с Рафелом. Рафел умеет организовывать такие вещи; за три года она в этом убедилась.

Аль-Сияб будет два дня ехать на юг, затем повернет на восток, обходя поселения, а еще через два дня, уже на верблюдах, снова двинется на север к Абенивину и въедет в него через ворота со стороны суши.

Газзали молод, высокомерен и слишком хорошо понимает, насколько красив, но он присоединился к ним специально для этого предприятия, и он жаден и честолюбив – что полезно для их целей. Ему заплатят только после выполнения задания. Он не сбежит. Возможно, он их предаст, но вряд ли.

Ни она, ни Рафел не знали аль-Сияба, но люди, которые их наняли для этого дела, наняли также и его, а если никому не доверять, немногого добьешься на этом свете. Им же сейчас предстояло совершить нечто значительное – по крайней мере, они надеялись на это.

Ну да. Убийства обычно имеют большое значение, насмешливо подумала Надия. Она не рассмеялась (она вообще редко смеялась), но улыбнулась в темноте.

Она рада была сойти на берег. Она проводила много времени в море после того, как сама убила человека и сбежала, но чувствовала себя счастливее на суше. С этим было ничего не поделать. Надия родилась на суше, очень далеко от побережья. Это должно было защитить ее от того, что с ней случилось.

Разумеется, ты не обязательно живешь самой счастливой для тебя жизнью. Она не почувствовала себя счастливой, убив Дияна ибн Анаша, но ей пришло в голову, что она прожила рабыней дольше, чем свободным человеком, и это стало казаться ей… неприемлемым. Добрый мужчина, купивший тебя на невольничьем рынке и научивший хорошо читать и считать, а потом – искусно владеть оружием, чтобы служить его телохранителем, все равно был твоим хозяином, он заставлял тебя делать то, что ему хотелось и когда ему хотелось.

В самом деле, какое отношение имеет ко всему этому счастье? Рафел, наверное, мог бы ответить на этот вопрос. У него были ответы на большинство подобных вопросов, он много читал. Иногда (не всегда) она считала, что он говорит мудрые вещи. Иногда он вызывал у нее улыбку.

Бывало и так, что он раздражал ее, просто бесил, но они успешно работали вместе, с того самого дня, когда он принял ее на борт «Серебряной струи» и спрятал. Он серьезно рисковал, Надия понимала это. Она стала его телохранителем, постепенно взяла на себя и другие роли. Она хорошо разбиралась в цифрах, хотя он разбирался в них лучше. Но она приносила больше пользы в определенных делах: ей, рожденной в джадитской вере, лучше удавались задания на северном берегу Срединного моря, где поклонялись солнечному богу. Теперь она уже стала партнером Рафела, ей принадлежала часть судна и доля прибыли. Сначала небольшая, но со временем возросшая, так как ум Надии даже превосходил ее мастерство владения ножами, а киндат Рафел бен Натан умел видеть это даже в женщине. Этого она никогда не забудет.

Они выжили на «Серебряной струе» и даже заработали кое-какие деньги. Торговали на обоих побережьях, на северном и на южном. Рафел иногда исполнял роль посланника халифа города Альмассара на далеком западе, у выхода в широкое, бурное море. Киндаты часто играли эту роль среди ашаритов. Им доверяли, отчасти потому, что у них было немного путей к успеху, помимо торговли и дипломатии. Ну, может, еще пиратство, в их случае разрешенное тем же халифом, который отчаянно нуждался в деньгах и получал долю добычи, захваченной во время пиратских рейдов.

Называешь ли ты себя корсаром, или купцом, или контрабандистом, или посланником или меняешь эти роли, когда подворачивается случай, ты можешь преуспеть, если достаточно опытен (и удачлив), в этой части Срединного моря, между побережьем Маджрити на юге и Эспераньей или Фериересом на севере.

Только не в Батиаре, это для нее исключено. Она с самого начала ясно дала это понять. Если Рафел по какой-либо причине предполагал двинуться туда, она сперва где-нибудь сходила на берег. Они могли подобрать ее на обратном пути. Это случалось дважды.

После столь долгого отсутствия путь домой для нее закрыт, решила Надия.