Заговор против Гитлера. Деятельность Сопротивления в Германии. 1939-1944

Среди наиболее информированной части высших военных кругов уже было известно, что Гитлер стал все более откровенно говорить о необходимости и неизбежности войны как средства для выполнения тех задач, которые он ставил перед Германией. Другой момент, вызывавший беспокойство, был связан с экономическим курсом нацистов, который называли «бандитской» или «грабительской» экономикой. Этот курс истощал и растранжиривал национальные ресурсы; форсированный экономический рост, обеспечивавшийся принудительной трудовой мобилизацией и другими подобными методами, являлся в значительной степени неестественным и грозил полным экономическим крахом после перегрева экономики в ходе этого неэкономического подстегивания ее роста.

Для того чтобы разъяснить максимальному количеству военных, особенно тем, кто работал в Генштабе, что на самом деле происходит, руководители оппозиции организовали своего рода просветительскую кампанию. Были, в частности, подключены министр экономики Ялмар Шахт, а также генерал Георг Томас, являвшийся руководителем департамента военной экономики, входившего вначале в состав военного министерства, а после расформирования этого министерства – в состав Верховного командования вооруженными силами. Шахт говорил перед офицерской аудиторией предельно откровенно, порой настолько, что это вызывало изумление, что бы о нем ни говорили и как бы к нему ни относились, никто никогда не мог обвинить его в недостатке мужества. Томас в ряде своих выступлений говорил о возможности успеха в случае «молниеносной войны», однако подчеркивал при этом, что при затяжном конфликте Германия окажется в очень уязвимом положении.

Шок и потрясение от захвата Рейнской области в 1936 году затмила история с Бломбергом и Фричем в 1938 году: оба эти генерала вынуждены были покинуть свои посты из–за скандалов, связанных с их личной жизнью. Фельдмаршал Вернер фон Бломберг, военный министр и главнокомандующий вермахтом (вооруженными силами Германии), при поддержке Геринга и с разрешения Гитлера женился во второй раз, взяв в жены женщину, которая до этого была его любовницей. Сразу после свадьбы стали распространяться слухи о прошлом фрау Бломберг; оказалось, что в полиции на нее имелось досье, и данные этого досье были сообщены Герингу, а он, в свою очередь, сообщил об этом Гитлеру. За этим последовало увольнение Бломберга и встал вопрос о его преемнике. По здравой логике основным претендентом на этот пост был Вернер фон Фрич, пользовавшийся авторитетом главнокомандующий сухопутными силами; именно с этого поста становились в прошлом военными министрами как Германии, так и Пруссии. Однако Гитлер менее всего хотел видеть на этом посту Фрича, который постоянно противодействовал политике Гитлера и являлся своего рода тормозом и препятствием для ее активного осуществления. История навряд ли ответит на вопрос, явилось ли то, что произошло потом, счастливым стечением обстоятельств для Гитлера, или же все это было им спланировано с самого начала. Именно в этот наиболее подходящий для фюрера момент и произошел второй скандал. На основании данных, предоставленных людьми Гиммлера, Фрич был обвинен в гомосексуализме. Благодаря энергичным усилиям оппозиции, центр которой находился в абвере (военная разведка), все эти обвинения были сняты как не имеющие под собой никаких оснований, но Гитлер успел воспользоваться ситуацией и достичь того, чего хотел: Фрич был уволен со своего поста, военное министерство было вообще упразднено, вместо него создано Верховное командование вооруженными силами (ОКВ), а главнокомандующим Гитлер назначил самого себя. Начальником штаба он умышленно утвердил Вильгельма Кейтеля, получив на него характеристику как на ничтожную личность, совершенно лишенную творческого, созидательного мышления, который умел лишь много работать и послушно выполнять приказы. Геринг, вполне вероятно, потому и поддержал Бломберга, когда тот сделал неосторожный шаг и женился во второй раз, что рассчитывал занять его место; однако его надеждам не довелось сбыться, и он, что было для него весьма унизительно, остался в стороне и получил лишь звание фельдмаршала[11 - Кейтель упомянул Гитлеру кандидатуру Геринга на пост главнокомандующего вооруженными силами, когда тот спросил его совета, кого назначить; Гитлер ответил: «Ни в коем случае. Он слишком ленив и любит комфорт и удовольствия. Я сам займу этот пост».].

Фрич не только не получил повышения, но и потерял тот пост, на котором находился; Гитлер просто не стал его восстанавливать на этой должности, «забыв» об этом. Фрич был направлен на ничего не значащую должность почетного (в ранге полковника) командира полка, которым он ранее командовал[12 - Все обвинения против Фрича были состряпаны по приказу Гиммлера и его правой руки Гейдриха, поскольку Фрич пытался сдерживать рост влияния СС в вооруженных силах. В памятной записке от 1 февраля 1938 г. Фрич, в частности, писал: «…Это вооруженное формирование по мере роста становится противовесом регулярной армии и угрожает ее значимости своим фактом своего существования. Хотя армия имеет определенное право инспекции состояния боевой подготовки в формированиях СС, этот отряд особого назначения развивается совершенно самостоятельно, а его личный состав целенаправленно воспитывается в духе вражды к регулярной армии». (Примеч. пер.)].

В ходе чистки среди военных шестнадцать генералов, занимавших высшие военные должности, лишились своих постов; еще сорок четыре были перемещены на другие должности. Командующим сухопутными силами был назначен генерал–полковник Вальтер фон Браухич.

Хотя до военных, занимавших высшие командные и штабные должности, дошла лишь дозированная и явно «разбавленная» версия скандальных интриганских историй с Фричем и Бломбергом, этого оказалось достаточно, чтобы вызвать у них возмущение и ярость. Попытки оппозиции побудить их к немедленным активным действиям успеха не имели, но у них осталось чувство неприязни и горечи, а также разочарования в Гитлере лично. И когда появились достоверные сведения, что Гитлер собирается совершить безрассудное нападение на Чехословакию, это подействовало на них, как ничто другое. Не касаясь соображений морального плана, военное руководство сходилось в убеждении, что Германия в настоящий момент не готова к подобному военному конфликту. Другим важным фактором, побуждавшим военных на ключевых командных должностях задуматься о возможности переворота, являлось наличие очень сильных антивоенных настроений в германском обществе, что обещало всенародную поддержку любого шага, имевшего целью предотвратить войну.

К лету 1938 года оппозиция в военной среде сформировалась, и ее контуры обозначились довольно четко. Она действовала в унисон с оппозицией в обоих гражданских секторах, а иногда действия всех трех оппозиционных составляющих пересекались между собой. Если в политическом секторе признанным лидером был Герделер, а во внешнеполитическом – Вайцзеккер, то среди военных такое положение занял генерал Бек.

Трудно себе представить кого–либо столь же непохожего на распространенный как в общественном сознании, так и в Голливуде стереотип прусского генерала, как Людвиг Бек. Уроженец Западной Германии, страстный поклонник французской культуры, человек высокого и утонченного ума, позволившего ему стать членом знаменитого сообщества ученых, которое называлось «Общество встреч по средам», он ни намеком не напоминал той твердолобости, заскорузлого консерватизма и ограниченности, с которыми ассоциируются представители старой военной касты. Его ни на мгновение нельзя себе представить с моноклем, который так хорошо подходил для такой личности, как Фрич. Его внешность вполне гармонировала с его внутренними качествами: худощавое, обтянутое кожей лицо, чувственное, с правильными чертами; слегка запавшие и немного грустные глаза. Он был верующим христианином, приверженцем аскетического образа жизни.

Тем не менее назначение Бека на пост начальника Генерального штаба сухопутных сил, последовавшее 1 октября 1933 года, было вызвано в первую очередь тем, что, по мнению Бломберга, он будет на этом посту более сговорчив и управляем, чем неуступчивый и жесткий уроженец Баварии генерал Вильгельм Адам. Бека обвиняли в приспособленчестве за точку зрения, которая просматривалась как общая тенденция среди многих групп, как внутри военных, так и гражданских кругов, согласно которой нацисты и Гитлер явно недооценивались; считалось, что их можно использовать для укрепления и перевооружения вооруженных сил, а также для обеспечения проведения политики, в большей степени отражающей национальные интересы Германии, а затем, говоря словами Цицерона в отношении будущего императора Августа, «воздать хвалу, поблагодарить и выбросить прочь»[13 - Такой точки зрения придерживается, в частности, Джон Уилер–Беннетт. Отдавая должное Беку за то, что он «возвышался над другими как человек высокой чести, несравненной прямоты и честности, огромного мужества и силы духа», Уилер–Беннетт в то же время отмечает, что Бек «не сумел увидеть вещи шире, чем было в целом характерно для той профессиональной среды, которую он представлял», и был типичным носителем тех взглядов и заблуждений, согласно которым «армия может спокойно предоставить возможность национал–социалистам осуществлять свой эксперимент, терпеливо за ним наблюдая, поскольку она в состоянии в любой момент вмешаться и положить ему конец».].

Как и все военные, Бек приветствовал программу перевооружения армии; в курсе на ее укрепление он видел одну из положительных и сильных сторон существовавшего режима. Также не вызывает сомнений, что вначале он был совершенно искренне уверен, что если Гитлер зайдет слишком далеко, армия в любой момент сможет вмешаться. Как и многие во всем мире, Бек, скорее всего, считал, что нацизм и нацистский режим со временем видоизменятся в лучшую сторону, станут более «зрелыми» и приемлемыми для общества, избавившись в ходе развития от своих наиболее неприятных черт. Как говорил Бек, нацизм, «как о кремень, разобьется вдребезги о то лучшее, что есть в немецком народе». К сожалению, либо упомянутые Беком лучшие качества немецкого народа оказались не столь тверды, либо сам нацизм представлял собой более твердую «породу», чем предполагал Бек.

Как и для большинства военных, дело Бломберга– Фрича стало для Бека событием, вызвавшим, с одной стороны, глубокое разочарование, а с другой – способствовавшее прозрению и освобождению от иллюзий, тем более что как начальник штаба вооруженных сил он имел возможность наблюдать за всем происходящим, что называется «в упор». Для Бека самое важное заключалось в сути этой истории, а не в тех отвратительных деталях, которые ее сопровождали. Он понял, что произошло нечто очень важное, имеющее решающее значение для всего последующего развития событий. То положение, которое занимал Фрич, и то влияние и авторитет, которыми он пользовался, являлись гарантией того, что армия сможет вмешаться, если нацисты откровенно «выйдут за рамки» и их действия будет уже более невозможно терпеть. То, как Фрич был снят со своего поста, говорило о том, что эта точка уже пройдена, причем бесповоротно. Одновременно с этим сам факт его отстранения означал, что предполагаемой гарантии против крайностей со стороны нацистов более не существует.

Хотя Бек, как и Герделер, испытывал яростное негодование по поводу бесчеловечных выходок нацистов, находящихся за рамками принятого в цивилизованном обществе, главным для него, как и для Вайцзеккера, было то, что нацисты толкали страну к войне. Хотя Бек был сторонником того, чтобы восстановить военную мощь Германии и вновь превратить ее в полноценную военную державу, он в то же время, как отмечал Уилер–Беннетт, «не считал войну главной задачей для солдата; по его мнению, военная мощь Германии должна быть доведена до такого уровня, чтобы уменьшить риск возникновения войны, делая невозможным как нападение на Германию, так и безнаказанное попирание ее интересов».

В 1935 году произошел эпизод, свидетельствующий, что уже тогда у Бека вызвала опасения склонность Гитлера к внешним авантюрам. В это время ему поручили подготовить оперативный план боевых действий на случай войны с Чехословакией. Бек, как обычно, четко и профессионально выполнил поставленную перед ним задачу, но, передавая документ Гитлеру, предупредил его, что разработка носит сугубо теоретический характер и что если фюрер всерьез захочет применить ее на практике, то он (Бек) вынужден будет подать в отставку. Для начальника Генерального штаба одного из основных видов войск Германии такое замечание было поистине уникальным и не имело прецедентов.

В 1936 году, когда был осуществлен ввод войск в Рейнскую область, военное командование было охвачено беспокойством и почти паническими настроениями. На совещании у Гитлера, состоявшемся 5 ноября 1937 года в имперской канцелярии, военные смогли убедиться в том, что Гитлер самым серьезным образом намеревается начать войну. Весной следующего года стало ясно, что, проглотив Австрию, Гитлер постарается использовать нарастающий кризис в отношениях с Чехословакией, чтобы напасть на эту страну уже летом 1938 года. Это явилось решающим поворотным пунктом для Бека и тех оппозиционных сил среди военных, которые сгруппировались вокруг него.

Весной и летом 1938 года стали завязываться первые контакты между различными составляющими оппозиции. Помимо плетения заговоров представители оппозиции начиная с этого времени активно обсуждали планы обустройства государства и общества после падения нацизма. Обсуждались, составлялись и пересматривались различные варианты состава временного правительства; это было приятное, но чрезвычайно опасное для его участников занятие; особенно это касалось политического сектора оппозиции. Эта бумажная «игра» впоследствии стоила жизни многим ее участникам. К тому времени в группах Бека и Герделера сложилось мнение, что после переворота Бек должен стать главой государства в должности имперского регента, а Герделер – рейхсканцлером. Именно в это время остро прозвучал тезис о том, что следует руководствоваться зовом совести, особенно если придется выбирать между двух зол. Призывая своих товарищей не выполнять приказы Гитлера, если тот, как ожидалось, примет решение напасть на Чехословакию, Бек объяснял необходимость этого тем, что, по его мнению, «Генеральный штаб является совестью армии». Вот как он писал об этом:

«История еще осудит этих деятелей за кровопролитие, если они не будут действовать в соответствии с политическим благоразумием и собственной совестью… Подчинение воинскому приказу тоже имеет свой предел, переступать который не позволяют знания, совесть и чувство ответственности. Если же предупреждения и призывы честных военных остаются неуслышанными, они должны и имеют право покинуть занимаемые посты. Если все они будут действовать решительно, война не пройдет, но если солдат, находящийся на высшем посту, по политической слепоте и недомыслию в судьбоносные времена ограничит свои обязанности и задачи рамками воинских приказов и не проникнется чувством ответственности за нацию в целом, он отяготит свою совесть. Судьбоносные времена требуют судьбоносных решений».

После долгих мучительных переживаний и внутренних поисков Бек принял для себя ясное и окончательное решение. Во время кризиса в сентябре 1938 года он уже не имел возможности принимать какие–либо серьезные военные решения или влиять на них. 18 августа 1938 года он отказался подчиниться требованию Гитлера о полном и беспрекословном выполнении любых принятых им политических решений и подал в отставку в знак протеста против как этого требования, так и планировавшегося вторжения в Чехословакию. Его отставка последовала слишком рано, и она была осуществлена слишком тихо – в частном порядке безо всякой огласки. Поэтому она не оказала того влияния на развитие обстановки, какое могла бы оказать. Если бы эта отставка состоялась в разгар кризиса несколько недель спустя и если бы о ней громогласно было объявлено на весь мир, она могла бы иметь поистине сокрушительный эффект и вызвать революционную ситуацию в Германии. Но Бек позволил своему главнокомандующему убедить себя не объявлять об отставке немедленно, в результате чего широкой общественности стало известно об отставке лишь в октябре 1938 года, когда об этом было официально объявлено. В последний раз, который, наверное, оказался для него роковым, Бек позволил традициям и привычным взглядам той военной касты, к которой он принадлежал, взять верх над доводами политической целесообразности, требовавшими принять важное политическое решение. Он сделал выбор, который оказался не его собственным.

Пик первого раунда

Тихая отставка Бека не привела к тому, что оппозиция потеряла своего человека на этом ключевом посту и возможность его использовать. Преемником Бека на посту начальника штаба сухопутных сил стал его бывший заместитель генерал Гальдер, который так же, как и Бек, был предан делу оппозиции и разделял ее взгляды. Фактически одного сторонника оппозиции сменил другой; в то же время это были очень разные люди. Франц Гальдер был уроженцем Баварии, католиком. Как и его бывший начальник, он тоже ненавидел нацистский режим. Однако подобное отношение к нацистам появилось у него гораздо раньше, чем у Бека. В 1919 или 1920 году друзья–офицеры уговорили его посетить мероприятие, на котором выступал Гитлер. Гальдер в результате проникся глубоким отвращением как с самому Гитлеру, так и к его идеям. По его собственному признанию, с тех пор его отношение ни к тому ни к другому не менялось.

Будучи заместителем Бека, Гальдер активно выступал за более решительные действия, особенно во время кризисной ситуации, связанной с отставкой Фрича, когда Гальдер настаивал на немедленном принятии самых жестких и решительных мер. Позднее, заняв пост, на котором ранее находился Бек, Гальдер признал, что был не прав: «Я понял, что вы тогда были правы. Только заняв этот пост, понимаешь, как велика ответственность, когда все зависит от тебя».

Те, кто пытался рассказать о Гальдере, тщетно старались найти яркие краски для описания в общем–то бесцветной и ничем особо не выделявшейся личности. Говорили, что он был похож на школьного учителя, мелкого чиновника или профессора. Хотя внешность его была запоминающейся: коротко стриженные волосы, усы, живое, подвижное лицо, казавшееся чуть перекошенным и обладавшее неким сардоническим выражением. Порой слишком много внимания уделяется тому факту, что он носил пенсне, а не очки или монокль. Многие носят то же самое, но их почему–то на этом основании не называют педантами, склонными обращать внимание на всякие мелочи. Гальдер был вполне живой человек, его можно было легко завести, и тогда становилось ясно, что это человек немалых страстей и темперамента; его уж никак нельзя было назвать флегматиком. Те, кто знал его близко, говорили, что у него часто появлялись на глазах слезы, если что–то брало его за душу.

Конечно же отвращение Гальдера к Гитлеру не привело к уменьшению или сокращению тех контактов, которые ему приходилось иметь с ним по служебным делам как начальнику Генерального штаба сухопутных сил. Уже самая первая встреча с Гитлером после назначения Гальдера на новый пост укрепила его во мнении, что Гитлер является отъявленным лжецом. После одного замечания Гитлера последовал следующий обмен репликами:

«Гитлер. Вы должны с самого начала понять и запомнить одну вещь: вы никогда не узнаете о моих мыслях и намерениях до того, как я отдам приказ.

Гальдер. Мы, солдаты, привыкли к четкому и ясному выражению мыслей.

Гитлер (улыбаясь и делая отрицательное движение рукой). Нет, в политике все по–другому. Вы никогда не узнаете, что у меня на уме и о чем я думаю на самом деле.

А людям, которые хвастаются, что они знают мои мысли, я лгу еще больше»[14 - В беседе с автором, состоявшейся 19 июня 1958 года, Гальдер рассказал еще одну историю, показывающую двуличие Гитлера. Во время войны Гальдер в течение восьми дней присутствовал на нескольких встречах Гитлера с Муссолини, румынским маршалом Антонеску и фельдмаршалом Маннергеймом из Финляндии. Каждая встреча начиналась с краткого изложения положения на фронтах, которое делал руководитель оперативного отдела Верховного командования вооруженных сил (ОКВ) генерал Йодль. Затем Гитлер делал уже свои пояснения, наклонявшись по очереди к каждому из присутствовавших, причем каждому говорил разное, а порой и прямо противоположное. Муссолини сидел со скептическим видом, Антонеску был полон доверия и даже воодушевлен, а Маннергейм, слегка повернувшись, бросил иронический взгляд на начальника германского Генерального штаба.].

Гальдер ясно понял, что Гитлер не собирается и дальше терпеть то, что он пренебрежительно назвал «комплексом Бека» среди военных, имея в виду тезис о том, что Генеральный штаб является совестью армии и не может согласиться с безответственным использованием вооруженных сил. Это только еще усилило отвращение Гальдера к нацистскому режиму и лично к Гитлеру, и это чувство в дальнейшем не ослабевало, внушая надежду членам оппозиции, что в решающий момент Гальдер будет их союзником. Однако вопреки этим ожиданиям зачастую он оказывался совершенно равнодушным к их усилиям, а также, что было еще хуже и имело роковые последствия, выражая вначале оппозиции поддержку, в острой ситуации он уходил в сторону. Этим он напоминал лошадь, которая сначала буквально рвется к тому, чтобы преодолеть барьер, но останавливается, когда наступает момент прыжка. Это, конечно, не говорит о том, что ему вообще не хватало решимости и выдержки. Нет никаких оснований утверждать, что у него не хватало «мужества на поле боя» или что он терял голову в критических ситуациях. Следует помнить, что начальник штаба вооруженных сил в Германии нес прямую ответственность за проводимые операции, в то время как Верховный главнокомандующий принимал решения лишь по главным, основополагающим вопросам. Как и большинство тех, кто занимал этот пост, Гальдер хорошо справлялся с возложенными на него задачами, а порой действовал просто великолепно, показав себя профессионалом высокого класса. Ряд его положительных и сильных качеств проявился в ходе допросов во время ареста в 1944—1945 годах; он проявил себя самым наилучшим образом, сумев выдержать жесточайшее давление, которое на него оказывалось. Один из видевших Гальдера в концлагере характеризовал его как человека «с самыми сильными нервами» среди всех высокопоставленных заключенных[15 - Об этом же свидетельствует Карл Питер Хейл, работавший парикмахером в лагере Флоссенбург. Он также вспоминает, как Гальдер передал ободряющее послание, призывающее «держать выше голову», адмиралу Канарису, длительное время возглавлявшему военную разведку – абвер.].

Помимо Гальдера оппозиция могла рассчитывать и на других людей, занимавших ключевые позиции в Генеральном штабе сухопутных сил, о чем подробнее будет рассказано в следующей главе. Наиболее важную роль играл генерал Карл Гейнрих фон Штюльпнагель, который сменил Гальдера на посту заместителя начальника штаба и являлся генералом–квартирмейстером (он отвечал за проблемы, связанные с управлением войсками). Именно он сыграл решающую роль 20 июля 1944 года в Париже, приказав арестовать все находившееся там руководство СС. Он был полностью привержен делу оппозиции, выступая за самые смелые решения, и всегда был выдержан и хладнокровен, за исключением одного случая, когда один из самых сильных нервных срывов Гальдера сказался и на нем. Он, казалось, имел большое влияние на Гальдера, который очень его ценил и высоко о нем отзывался как во время, так и после войны.

Однако главный вопрос, имевший действительно ключевое значение, заключался в том, чего можно было ожидать от сменившего Фрича на посту главнокомандующего германскими сухопутными силами генерала фон Браухича. Вот, действительно, где была настоящая загвоздка!

Генерал–полковник Вальтер фон Браухич происходил из аристократической семьи с устоявшейся давней традицией служения Прусскому государству. Юношей он принадлежал к корпусу пажей и был личным пажом императрицы Августы–Виктории. Гальдер характеризует его как очень тонкого и разносторонне развитого человека. Обладая солдатской статью и выправкой, он в то же время производил впечатление человека ухоженного и заботящегося о своей внешности. По манере поведения он был спокойным, с чувством собственного достоинства, довольно сдержанным и даже несколько «ушедшим в себя». Конечно, превращение из пажа императрицы в «фаворита» Гитлера, которому была уготована роль послушного исполнителя, оказалось для него чрезмерным испытанием. Для хорошо воспитанного человека, настоящего джентльмена, иметь дело с такой маниакальной личностью, как нацистский фюрер, было поистине мучением. И менее всего у него получалось вступать с Гитлером в словесные баталии. Командующий сухопутными силами успевал сказать лишь несколько слов, как Гитлер его перебивал и начинал один из своих знаменитых монологов, во время которых Браухич испытывал состояние, близкое к физической агонии. Вначале он, как и положено, сам рассказывал начальнику штаба о результатах встреч и бесед с Гитлером или об отсутствии таковых. Однако со временем личный пересказ контакта с фюрером стал для него настолько неприятным и болезненным, что он стал передавать информацию через начальника оперативного отдела полковника Хейзингера. В конце концов для него стало трудным и это, и он стал передавать информацию Хейзингеру через своего адъютанта. Ему ничего не оставалось, как прямо признаться Гальдеру, что Гитлер оказывает на него устрашающее воздействие одним своим присутствием: «Я прошу понять меня правильно. Я знаю, что вы мной недовольны. Но когда этот человек стоит передо мной, я физически ощущаю удушье и не могу вымолвить ни слова».

Другие свидетели, имевшие возможность своими глазами видеть происходящее, также подтверждают, что нацистский диктатор оказывал в буквальном смысле слова физическое воздействие на Браухича. Как свидетельствует генерал Варлимонт, командующий сухопутными силами «часто выглядел совершенно парализованным».

Во всем, что касалось отношений с Гитлером и нацистским режимом в целом, Браухич был «слабым звеном», человеком, на которого оппозиция менее всего могла положиться. Помимо его личных качеств здесь играли свою роль еще и некоторые дополнительные обстоятельства. Браухич принял в качестве дара от Гитлера около 250 000 рейхсмарок, чтобы оплатить финансовые претензии своей первой супруги и вступить во второй брак. С тех пор ему приходилось вести мучительную внутреннюю борьбу всякий раз, когда предлагавшийся вариант развития событий не совпадал с его взглядами, но который из чувства долга и признательности за предоставленную помощь он должен был бы поддержать. В довершение к этому его вторая жена оказалась истовой нацисткой. Кто знает, может, именно эти обстоятельства сыграли самую важную роль в том, что он занял наиболее рациональную и безопасную для себя позицию, чем его коренные разногласия с Беком, а затем, в меньшей степени, с Гальдером относительно более активной и независимой позиции, которую должно занимать военное руководство. В любом случае Браухич отказался выполнить настойчивые просьбы сначала Бека, а затем сменившего его на посту начальника штаба Гальдера передать Гитлеру подготовленные документы, где излагалась точка зрения, отличная от той, которую занимал нацистский фюрер, не говоря уже о том, чтобы возглавить заговор против него, который должен был привести к перевороту.

Хотя некоторые ведущие фигуры оппозиции, которым в будущем было суждено сыграть очень важную роль в ее деятельности и которые наверняка были в курсе готовящегося переворота, в тот момент работали в ОКХ, нет оснований полагать, что в 1938 году именно ОКХ был центром подпольной заговорщической деятельности, где была сконцентрирована вся организационная работа, связанная с разработкой и осуществлением планов переворота. В то время сначала Бек, а затем и Гальдер делали ставку на гораздо более слаженную законспирированную группу, находившуюся непосредственно внутри «вотчины» Гитлера – в Верховном командовании вермахта – ОКВ. И хотя между двумя главными фигурами в ОКВ – начальником штаба Кейтелем и начальником операционного отдела Йодлем – велось активное соперничество за то, чтобы заслужить большую благосклонность Гитлера, большинство офицеров среднего звена были охвачены разочарованием и недовольством. А люди, стоявшие во главе таких важнейших направлений, как разведка и военная экономика, вполне разделяли взгляды оппозиции. Возглавлявший военную экономику генерал Георг Томас не скрывал своего отрицательного отношения к тем крайностям, которые Гитлер проявлял в области военного строительства и вооружения армии, а также во внешней политике. Руководитель военной разведки – абвера, адмирал Вильгельм Канарис, специалист по тайным операциям, не вызывал у нацистов особых подозрений, хотя внутренне он давно уже отверг нацистский режим и не считал себя обязанным хранить ему верность. Канарис был личностью исключительно сложной; вероятно, его главной характерной чертой было неприятие насилия, крайние формы которого вызывали у него отвращение и буквально физическую тошноту. Для тех, кто его знал или изучал его деятельность, всегда оставалось загадкой, как человек в столь сильной степени являвшийся фаталистом и часто говоривший о бессмысленности вмешательства в естественных ход событий, в то же время столь часто предпринимал активные усилия, чтобы попытаться направить развитие этих событий в нужном ему направлении. В конце концов, история, возможно, покажет, что он был гораздо более вовлечен в деятельность Сопротивления, чем многие его видные представители. Нет прямых свидетельств, что он был одним из главных участников оппозиции в 1938 году, однако он уже в то время активно оказывал скрытую поддержку ее деятельности; он осуществлял своего рода оперативное обеспечение заговора против Гитлера – под его надежным крылом, используя нужные ведомства, осуществлялись как разработка различных вариантов операции, так и практические шаги по их подготовке, включая контакты, поездки и т.д.

За планирование и осуществление переворота в 1938 году специально отвечала группа из наиболее активных и решительных участников заговора, сформировавшаяся вокруг двух руководителей отделов абвера – полковника Ганса Остера, начальника штаба и руководителя Центрального управления, и майора Гельмута Гроскурта, возглавлявшего Второй отдел, занимавшийся подрывными операциями и организацией актов саботажа. В группу входили верные и преданные люди, наиболее известными из которых являлись капитан корвета Франц Лидиг, австрийский полковник Эрвин фон Лахузен, капитан Фридрих Вильгельм Гинц, а также штатское лицо – Ганс Бернд Гизевиус.

Если Бека летом 1938 года можно было назвать главнокомандующим оппозицией, то Остера – ее начальником штаба. И хотя знакомы, судя по всему, они были не долго, между ними быстро установились близкие и доверительные отношения. Гальдер, бывший в то время заместителем Бека и имевший возможность лично наблюдать происходящее, свидетельствует, что в тот период Остер и Бек часто встречались и многие из этих заранее запланированных встреч были весьма продолжительными.

На том этапе деятельности оппозиции планирование тайных операций осуществлялось Остером и его людьми, и следует отметить, что варианты разрабатывались полно и всесторонне. Именно в этот период был разработан вариант переворота, известный как «план Остера». Для ареста Гитлера и захвата имперской канцелярии была создана специальная штурмовая группа, своего рода «группа коммандос», которую возглавлял капитан Гинц. В нее входило около шестидесяти молодых офицеров, студентов и рабочих; ее смешанный состав должен был продемонстрировать, что переворот является не просто военным «путчем», а крупномасштабной акцией, в которой широко представлены все антифашистские силы Германии. Их главной задачей был арест Гитлера и обеспечение того, чтобы он, как предполагалось, предстал перед показательным судом за те явные и не вызывающие вопросов преступления, которые он совершил. Однако, скорее всего, ставилась задача «побыстрее разобраться» с фюрером; несмотря на противоположную точку зрения высших руководителей заговора, Гинц и Остер при поддержке ряда других офицеров считали, что диктатора нужно ликвидировать в хорошо известной нацистской манере: он был бы убит «при оказании сопротивления при аресте» либо «при попытке к бегству».

Для более широкого обеспечения акции оппозиции удалось привлечь на свою сторону командующих войсками, расположенными в Берлине и вокруг него. Командующий Берлинским военным округом генерал Эрвин фон Витцлебен и его подчиненный, командующий войсками в районе Потсдама генерал граф Брокдорф–Аглефелд были наиболее решительно настроенными из всех военных, которые действовали в рядах оппозиции. Командиры и старшие офицеры трех полков, расположенных в радиусе быстрой достижимости Берлина, были готовы немедленно выступить, получив соответствующий приказ. Главная идея состояла в том, чтобы выступить в разгар международного кризиса, объявив целью выступления недопущение того, чтобы Гитлер вверг страну в губительную и разрушительную европейскую войну. С учетом преобладавших в обществе антивоенных настроений провозглашенная цель предотвращения войны наверняка получила бы всеобщую поддержку населения. Конечно, для достижения такой поддержки была необходима координация шагов оппозиции с действиями западных держав; общество должно было обязательно осознать, что нападение на Чехословакию неизбежно приведет к европейской войне. Посланцы от Бека и Вайцзеккера посещали Лондон и пытались добиться проведения такого курса, который бы ясно показал, что локализовать конфликт между Германией и Чехословакией и оставить его только на двустороннем уровне не удастся.

Анализ причин отказа Англии положительно ответить на эти предложения мы проведем позднее. А выяснение того, имела ли оппозиция достаточно ресурсов и возможностей для успешного осуществления своих планов, будь реакция Англии положительной, вообще выходит за рамки настоящего исследования. Следует отметить, что в рассматриваемом случае, который оказался далеко не последним, оппозиции пришлось столкнуться с негативной комбинацией факторов – неблагоприятно сложившимися обстоятельствами и слабостью своих собственных рядов; преодолеть эту неблагоприятную ситуацию оппозиции оказалось не по силам. Как бы то ни было, согласованных действий оппозиции и западных держав, на которые возлагалось столько надежд, достичь не удалось. Высшие руководители оппозиции, полные оптимистических надежд (особенно когда показалось, что требования Гитлера воспринимаются английским премьер–министром Невилем Чемберленом как чрезмерные), дважды в течение сентября 1938 года отдавали приказ о готовности выступить на следующий день. Брат майора Гроскурта вспоминает, как в один из сентябрьских дней майор возбужденно воскликнул: «Сегодня вечером Гитлер будет арестован!» И каждый раз объявления о предстоящих визитах в Германию Чемберлена срывали запланированное выступление, причем в последний раз это произошло за день до Мюнхена. Мюнхенское урегулирование, которое на самом деле мало что урегулировало, окончательно и бесповоротно продемонстрировало, что первый раунд завершился с убедительным преимуществом Гитлера.

Остается открытым вопрос, был ли в истории Третьего рейха еще один момент, когда высший генералитет вооруженных сил был в такой же степени готов к выступлению против Гитлера, как в сентябре 1938 года. В особенности это относится к Францу Гальдеру. С августа 1938 по май 1940 года он имел постоянный доступ как к центральному пульту связи, по которому в ОКХ поступала вся информация и который мог быть использован для передачи сигнала к мобилизационной готовности и выступлению всем разрозненным оппозиционным группам, так и к другому, который был пущен в эксплуатацию осенью 1939 года. Он осуществлял техническое обеспечение переворота и имел в подчинении людей, которые должны были этот переворот непосредственно осуществить. Другая часть заговорщиков занималась разработкой планов переустройства Германии после заговора, а также составом будущего правительства, и только Гальдер мог подать сигнал этим «активистам–теоретикам», что наступило время претворять их разработки в жизнь.

В сентябре 1938 года Гальдер дважды «нажимал на кнопку». И оба раза ему приходилось отменять приказ о начале выступления в силу возникновения чрезвычайных обстоятельств, находившихся вне его контроля. А дать такой приказ в третий раз ему было уже гораздо труднее. К моменту второго приказа он находился на новом посту всего лишь несколько недель и, вероятно, еще считал, что он просто занимает место, принадлежащее Беку, к которому он продолжал относиться столь же уважительно, как и тогда, когда был его заместителем. Однако теперь он свыкся со своей должностью и ощутил на своих плечах весь груз персональной ответственности, который на них лег. Да и ситуация для заговорщиков сложилась безрадостная. После Мюнхенского кризиса казалось, что Гитлер одержал свою самую крупную внешнеполитическую победу. Его престиж и авторитет в Германии достигли столь высокого уровня, что возникали серьезные сомнения, сможет ли оппозиция поднять нацию против него, даже и под лозунгом предотвращения мировой войны.

Другие пути к власти

Путь к власти оказался более тернистым, а препятствий на нем гораздо больше, чем это казалось до того, как Чемберлен прибыл на встречу с Гитлером в Берхтесгаден. Главная дорога разбилась теперь на несколько более мелких, которые существенно отличались друг от друга. Первый путь, самый прямой и обнадеживающий, пока возможности захвата власти еще не были полностью заблокированы, состоял в вооруженном выступлении, поддержанном высшим военным командованием. Однако из того, что было известно о Браухиче, было несложно сделать вывод, что шансы на поддержку выступления с его стороны являются самыми минимальными. Ближе всего к тому, чтобы решиться встать на сторону оппозиции, Браухич был 28 сентября 1938 года, и, если бы в тот день Гитлер предпочел не подписывать Мюнхенское соглашение, а идти путем войны, он, вполне вероятно, так бы и поступил.

Это означало необходимость рассматривать и другой вариант, который с точки зрения шансов на успех находился на шкале вероятности на несколько пунктов ниже. Согласно этому варианту, представлявшему собой вторую возможность захвата власти, главной фигурой заговора должен был стать начальник штаба сухопутных сил, исходя из того, что главнокомандующий сухопутными силами в лучшем случае будет в стороне от заговорщиков, а в худшем – использует свой авторитет и возможности, чтобы помешать им. Навряд ли стоит подробно объяснять, сколь рискованным был этот путь. Информация о том, что главнокомандующий не поддерживает выступление, а тем более выступает против него, могла фактически парализовать деятельность ряда оппозиционных групп. В истории антинацистской оппозиции в Германии, особенно в военных кругах, очень часто находили тот или иной предлог, чтобы не выступать или не выступать «прямо сейчас»; очень скоро эта практика стала весьма распространенной. И сейчас подобная новость стала бы прекрасным алиби для тех, кто не готов был поддержать выступление.

И это обстоятельство было в тот момент весьма существенным. Если Беку, а затем и Гальдеру не удалось убедить своего непосредственного начальника даже просто поддержать их планы, то было нетрудно догадаться, что шансы на их осуществление в новой, более сложной обстановке очень малы. Во время Первой мировой войны занимавшие пост главнокомандующего находились в тени личностей гораздо большего калибра, находившихся на посту начальника штаба, и зачастую не играли фактически никакой самостоятельной роли, являясь лишь «фасадом». Однако Сект, Хаммерштейн и Фрич изменили это положение на прямо противоположное. Генерал Браухич, при всех своих слабостях, еще мог какое–то время пользоваться влиянием и престижем занимаемого им поста, которые были созданы его предшественниками.

Был, конечно, отчаянный вариант – изолировать главнокомандующего и отдавать приказы от его имени. С учетом того, что именно через начальника штаба все приказы главнокомандующего обычно и передавались, такой вариант мог быть рассмотрен оппозицией при условии, что все другие возможности не проходили. По крайней мере, такой вариант стоил того, чтобы его рассмотрели, и, по имеющимся сведениям, он несколько раз рассматривался действительно серьезно. Однако тут возникали дополнительные очень серьезные сложности. Буквально на каждом шагу вставало устрашающее количество вопросов, на которые было сложно дать ответ. Было очевидно, что риск в сотни раз возрастал, если бы не удалось добиться быстрого успеха и свергнуть режим практически сразу.

Третий вариант был самым дерзким, практически это была последняя, отчаянная попытка, за которую выступали те члены оппозиции, которые потеряли всякие надежды осуществить переворот с помощью главнокомандующего сухопутными силами или его начальника штаба. Смысл этого варианта заключался в том, чтобы поставить военных перед свершившимся фактом того, что Гитлер уничтожен. В этом случае у многих должны были отпасть всякие сомнения и возражения против поддержки оппозиции, вызванные, в частности, и тем, что военные присягали на верность лично фюреру. Таким образом, предполагалось, что многие генералы из высшего военного руководства поддержат начавшийся переворот. Однако при таком варианте развития событий мало что можно было рассчитать заранее – слишком многое зависело от импровизации уже по ходу событий. Тут не приходилось говорить о какой–либо серьезной и полноценной координации и согласованности действий, в результате чего многократно возрастала опасность того, что Гитлер будет немедленно заменен кем–то из высшей нацистской иерархии. Этот вариант имел слишком большой риск оказаться выстрелом мимо цели, причем подобных рисков было настолько много, что было практически невозможно все их предвидеть и нейтрализовать.

Политика Гитлера после Мюнхена и новая фаза борьбы оппозиции

За два года, прошедшие между первыми шагами оппозиции к общей консолидации и созданию «большой коалиции» и разгромом во втором раунде, последовавшим в 1940 году, произошли серьезные изменения во взглядах и настроениях участников Сопротивления. После Мюнхена многие оппозиционеры настолько пали духом, что начали уничтожать подготовленные документы, которые могли бы их скомпрометировать, считая, что эти материалы уже более не понадобятся. Если бы Гитлер в тот момент предпочел добиваться своих целей конструктивным способом, то паруса оппозиции поникли бы навсегда. Однако он продолжал проводить политику, которая неизбежно вела к крупномасштабному международному военному конфликту, который он и сам предпочел бы отсрочить. С военной точки зрения позиции Германии в отношении Польши безусловно укрепились после захвата Богемии и Моравии в марте 1939 года.

Однако и до этого отсюда не существовало никакой угрозы «правому флангу» Германии. Осуществив захват, Гитлер невольно заплатил за это слишком высокую политическую цену, поскольку он открыл свои истинные цели в Европе. Если бы Гитлер вначале выступил против Польши, то ему бы практически не пришлось столкнуться ни с какими политическими осложнениями. Практически все немцы, независимо от политических убеждений, были едины во мнении, что то решение вопроса о восточных границах Германии, которое было принято в 1919 году, не могло быть устойчивым и долгосрочным и рано или поздно должно было быть пересмотрено. Если бы Гитлер сначала поднял именно этот вопрос, он получил бы максимальную поддержку внутри страны и практически не встретил бы политических трудностей за рубежом. Близорукая и очень недалекая по сути националистическая политика правящих кругов Польши, поддержавших захват и раздел Чехословакии и принявших в этом участие, вовлекла страну в фактическую международную изоляцию.

Глава 2