Бабочки в цифровом музее

– Что чувствую? – Полина прислушалась к себе, но ощутила лишь неясное стеснение в сердце.

– Полиночка, давай присядем, я покурю. – Не дождавшись ответа подруги, Татьяна Ивановна опустилась на свободную скамью из белых реечек, где не было других отдыхающих. Достала пачку сигарет, зажигалку и закурила.

Полина села с подветренной стороны, чтобы не вдыхать неприятный ей дым:

– Вы же собирались бросить курить. – Младшая подруга осуждающе покачала головой. – С вашим-то диагнозом…

– Да ладно, Полинка, с моим диагнозом до ста лет живут, если не нервничают и вовремя принимают лекарства. А признайся, девочка: сейчас тебе не кажется, что он мог бы обратить на тебя внимание тогда, в прошлом? Если бы… если бы ты вела себя иначе?

– Не знаю, Татьяна Ивановна. Разве невозможен был бы и такой разворот событий?

– А ты сыграй для себя психодраму! Представь, что тебе снова семнадцать лет. Ты подходишь к нему и признаёшься в любви …

– Нет, это невозможно! Он был учителем – недосягаемая вершина для меня. Он и сегодня вызвал во мне огромное уважение и… слегка жалость. – Полина отмахнула ладонью от лица лёгкий дым, всё же долетающий от курящей соседки по скамье.

– Поскольку директор берёт учителя к нам на работу, у тебя появляется в жизни возможность второй раз войти в ту же воду, – с лёгкой иронией заметила подруга-психолог.

– Я попробую.

– Ну-ну! – Татьяна Ивановна пригасила сигарету, выбросила её в урну, встала со скамьи. – Ладно. Идём!

Следом встала и Полина, стряхнув жучка, упавшего с клёна на ладонь. Подруга права, что иронизирует над её мечтами. И зачем только она рассказала ей о своих детских чувствах? Недовольство собой и соседкой, вызвавшей её на откровенность, заставило Полину замолчать, замкнуться. Татьяна Ивановна уловила нежелание подруги разговаривать и тоже замолчала. Войдя в свой подъезд, соседки попрощались и разошлись по своим квартирам.

2. Мужчины в её жизни

Полина скинула куртку и кроссовки в прихожей, влезла в мягкие тапки без задников, усталая, направилась на кухню – ставить чайник – и застыла на пороге. За столом безмятежно сидел её бывший супруг Антон – с отёкшим сероватым лицом, и маленький курносый нос терялся в этой одутловатости. Серовато-грязные лохмы нависали над ушами. Недельная, наверно, небритость закрывала его щёки и подбородок. Он отхлёбывал чай из любимой кружки Полины с нарисованным зайчиком на боку.

Она бессильно опустилась на табуретку:

– Чертяка, напугал меня! Ты как сюда пробрался? Я же ключи поменяла!

– К счастью, ты оставила старые рамы и не установила решётки на окна! – усмехнулся незваный гость. – Только вот засада: после моего проникновения они плотно не закрываются. Но я принесу инструмент и сделаю.

Антон обернулся к окну: сквозь щёлочку боковой рамы поддувал лёгкий ветерок. Но в этот майский день такое проветривание было даже приятным.

Полина прикусила губу, мысленно ругая себя за самонадеянность. Размышляя, продавать эту квартиру или нет, она отложила планы на установку стеклопакетов, да и денег лишних не было. И ничто ведь не предвещало таких нашествий: окна её квартиры выходили на оживлённый внутридворовый проезд, мимо туда-сюда сновали люди, а неподалёку наискосок ещё располагался и районный пункт милиции. Но разве Антона остановят такие обстоятельства?

– Дай пожрать, подруга, – примирительно попросил Антон.

Полина вскипятила воду, заварила чай, разлила напиток по кружкам. Достав из холодильника, что было, сделала для Антона бутерброд с колбасой, а себе с сыром. Антон с жадностью накинулся на бутерброд, тотчас проглотил его и сделал уже сам себе второй. Расправившись и с ним, наконец приступил к деловому разговору:

– Слушай, Полин, такое дело. Я поживу у тебя месячишко. Строительство моего жилья что-то застопорилось, а за съём квартиры платить нечем. Я сейчас на мели.

Полина закатила глаза к потолку и вздохнула. Слишком хорошо она знала своего бывшего мужа – у него месячишко и в полгода может вылиться. Держать слово не в его привычке. Она взглянула на его засаленные лохмы, на обрюзгшее лицо, невольно вдохнула запах несвежей футболки:

– Конечно нет! Вначале заселишься, потом к холодильнику прилепишься, потом дружков-подружек приведёшь?!

Антон встал со своего места, обошёл стол кругом, остановился рядом с сидящей на краю табуретки Полиной и нежно опустил руку на её шею. Кисловатый запах водочного перегара захватил Полину. Она мотнула головой, скинув его ладонь.

– Не надо. Уходи, Антон!

– Мне негде жить.

– Но где-то ты ночуешь? Где-то лежат твои вещи?

– Знала бы ты, где я ночую, – вздохнул Антон. – Ладно, завтра уйду опять в подвал: спасибо, дворники-гастеры из жилконторы приютили. Но разреши ночку переспать, душ принять, постираться.

На миг сердце Полины дрогнуло, и она хотела выспросить, как и почему бывший муж оказался в подвале, но сдержала свой порыв отзывчивости и сухо ответила:

– Душ можешь принять, а потом выкатывайся! И футболку эту выброси, я сейчас тебе из старого, чистого что-нибудь в шкафу поищу.

– Да, сейчас скину. А ты мне станок для бритья поищи – я ведь оставлял его в этой квартире.

Прошло ещё полчаса, пока Антон мылся. Вышел посвежевший, с выскобленным подбородком и щеками, с волос ушла накопившаяся копоть и грязь, и он снова превратился в белёсого блондина. Снова попросил поесть и наконец выкатился на улицу.

?

Антон был самой большой ошибкой её жизни. Поженились они в институте, учились на одном курсе. И до рождения ребёнка продолжали вольную жизнь: по выходным крутились на аттракционах в ближайшем парке, гуляли в кафешках после стипендии и даже вместе посещали бассейн, если удавалось купить абонемент, подхалтурив на уличной рекламе. Вначале они жили в коммуналке, в комнате Полины (её мать к тому времени умерла, а отец снова женился и переехал к новой жене), а позже умерла бабушка Антона, и путём сложных комбинаций молодые переместились в эту двушку на проспекте со счастливым, казалось, названием – Космонавтов.

Полина и Антон защитили дипломы в один год, получив квалификацию инженеров по военным приборам. Но тогда, на рубеже веков, оборонная промышленность переживала кризис, и найти работу по специальности им не удалось. Антон, вспомнив увлечение студенческих лет скалолазанием, устроился убирать зимой снег с крыш, а летом чинить кровлю. Полину приняли на работу секретаршей в небольшую фирму, продававшую телефоны. Вскоре она ушла в декретный отпуск. В Музей игровых аппаратов она устроилась позже.

Когда появился Федюшка, Антон, утомлённый вечно плачущим ребёнком, все реже и реже бывал дома. Как-то бездетная подруга Полины встретила Антона в ночном клубе, где он зажигал с какой-то девицей, и рассказала о его времяпровождении жене. Однако Полина предпочитала не видеть и не слышать этого, думая лишь о ребёнке. Целыми днями готовила еду для малыша и семьи, чистила, намывала всё вокруг. И всё же обстановка в семье подтолкнула к развитию у Полины послеродовой депрессии. Она вдруг потеряла ко всему интерес и теперь лежала целыми днями, лишь вынужденно давая ребёнку грудь. Муж наконец заметил её состояние и отправил в поликлинику. Врач после тщательного осмотра настоятельно рекомендовал посещать бассейн. Иначе, сказал, придётся её госпитализировать.

Антон согласился проводить с ребёнком два вечера в неделю. Сыну было почти десять месяцев, так что его можно было оставить на отца, а Полина купила абонемент в бассейн. Плавала она хорошо, поскольку мать водила её в бассейн ещё в детстве, и теперь, вырвавшись из однообразия забот о маленьком ребёнке, рьяно старалась использовать отведённое на плавание время. Она, опустив голову в воду, делала сильные гребки руками и быстро одолевала всю длину бассейна. На средней дорожке, предназначенной для умелых пловцов, народу всегда было мало, а порой она и вовсе рассекала бассейн в полном одиночестве. Но однажды, потеряв бдительность, не заметила присутствия другого пловца и так разогналась, что впилилась головой в плечо парня, плывшего навстречу. Внешне почти неотличимый от других мокрое лицо, наполовину закрытое очками для плаванья, голова, обтянутая чёрной спортивной шапочкой. Отличался он лишь некорректным поведением на дорожке: плыл посередине, а не держался разделяющей линии, как положено. Вынырнув из воды после столкновения, оба дёрнулись в разные стороны и благополучно разошлись. Однако на следующих тренировках Полина уже проплывала мимо него с опаской, хотя парень теперь размахивал руками осмотрительнее.

Однажды товарищ по дорожке подошёл после тренировки к столику в вестибюле, где сидела с чашечкой кофе Полина. Налил себе кофе из стоявшего рядом автомата, присел напротив – завязался лёгкий разговор о порядках в бассейне. Там, в воде, он не произвёл на неё впечатления: слегка костлявый, какой-то худосочный – даром, что длинный. Но сейчас, в разговоре, она наконец разглядела его. Влажные после душа волосы слиплись тонкими прядями и топорщились, особенно непослушной казалась короткая чёлочка, по-детски спадавшая на лоб. А карие глаза, прикрытые длинными ресницами, были устремлены куда-то в сторону, будто парень стеснялся смотреть на Полину. По виду совсем мальчишка, лет семнадцати! Когда позже он сказал, что ему двадцать, она не поверила: определённо прибавил годков! Поведение его было по-юношески эпатирующим. Почему-то не назвал своё имя, а важно объявил:

– Называй меня просто Поэт!

Эра соцсетей с присущей ей анонимностью и никами наступила чуть позже, но парень, опережая время, напускал на себя загадочность. Впрочем, для случайного знакомства в бассейне это было уместным – такая вот игра! Полина подыграла новому знакомому – опустив имя, представилась музой русского писателя Тургенева:

– Виардо!

Юный Поэт улыбнулся и продемонстрировал, что и он в теме:

– Ты любишь Тургенева?

– Очень! А ты, конечно, пишешь стихи, господин Поэт?

– Я не просто пишу стихи, я каждой клеточкой своего тела Поэт!

Все следующие вечера за чашечкой кофе товарищ по водной дорожке читал ей стихи известных поэтов, и Полина, чуть шевеля губами, неслышно повторяла знакомые с юности строки вместе с ним. Свои стихи читал редко, оправдываясь тем, что они у него ещё в работе. Также Поэт сказал, что, хотя работает сейчас, летом, на аттракционах в парке, собирается вскоре поступать в Литературный институт в Москве. Читая свои стихи, он закатывал глаза к потолку, так что тёмные зрачки прятались под ресницами. Казалось, вверх устремляется и его душа. Полине мальчишка нравился, но, общаясь с этим романтичным, как ей казалось, школьником, она испытывала лёгкую грусть, понимая, что её юность прошла. Однако Поэт, казалось, не замечал разницу в возрасте и всё заметнее оказывал Полине знаки внимания – наливал из автомата кофе, подвигал ей поудобнее стул, – несмотря на то что она почти сразу призналась, что дома её ждут муж и маленький ребёнок.

Задерживаться в бассейне Полина не могла, но оба уже не представляли сеанс плавания без этого сладкого послесловия: без кофе, разговоров, стихов. И теперь они пораньше выбирались из воды, не дожидаясь финального свистка тренера, чтобы подольше посидеть в кафе вестибюля. Поэт, когда читал стихи, уже не закатывал глаза, а пронзал Полину глубоким влажным взглядом из черноты зрачка, и его прекрасные ресницы лишь едва вздрагивали. Оба подавались плечами друг к другу, и казалось, только столик кафе мешал им обняться. Но Полина, взглянув на часы, висевшие в вестибюле, вспоминала, что ей пора домой, и, тихо вздыхая, чуть отодвигалась от мальчика вместе со стулом.

Неизвестно, к чему бы привело их дальнейшее поэтическое общение, но однажды всё оборвалось. Поэт пришёл в последний раз. Он пришёл и сообщил, что его вызывают в Москву для прохождения творческого конкурса в Литинституте. Сказал, что домашнего телефона у него нет (а мобильных телефонов ещё не было ни у кого). Спросил телефон Полины – для него она по-прежнему была Виардо. Она покачала головой: нет, она не может дать свой телефон… Однако назвала сквер, где обычно гуляет с коляской. Там он всегда сможет найти её в определённый час.

– Понимаю: муж, свекровь… – высказал Поэт догадку. – Ну ладно, пусть будет сквер. А я решил сделать тебе подарок: свои стихи!