Суженый к Рождеству

Настя подбросила в руке одну головку чеснока, следом послала вторую и с поразительно безмятежной улыбкой принялась жонглировать.

– Соколова! – возмущенно ахнула Лида. – Вот если бы я тебя не знала, наверняка подумала бы, что ты идиотка!

– Но ты же меня знаешь, – спокойно пожала плечами Соколова и, поочередно поймав головки, послала их в раковину. – Знаешь и то, что глупостей я не насоветую. А потому должна меня слушаться. Иначе…

– Иначе что?

– Иначе весь век будешь сидеть в девках, – фыркнула Настя, полоснув по больному.

Лида очень боялась остаться не замужем. От перспективы одинокой зрелости, а затем и старости ее передергивало и мутило. Когда она видела изъеденный молью бирюзовый берет и скрюченные артритом пальцы, удерживающие на поводке единственную подружку в старости – болонку, ей хотелось плакать.

– Я не хочу так, Соколова!!! – ныла она, дрыгая шикарными длинными ногами. – Я не хочу разводить к старости кошек, собак и разговаривать с утра до ночи с канарейкой!

– А чего ты хочешь? – терпеливо отзывалась верная подруга, меланхолично помешивая, к примеру, манную кашу в алюминиевой кастрюльке.

Сама-то она замуж не спешила. И в том, чтобы разводить собак и кошек, не видела ничего дурного. Они никогда не предадут, считала Соколова, пережив в жизни пару-тройку сумасшедших любовных трагедий.

– Я хочу детей! Много! – воодушевленно подхватывала Лида, охватывая руками метровый воздушный коридор, могущий означать троих или четверых потомков. – А потом столько же внуков! – Ее руки растопыривались много шире. – И чтобы шум, крик, визг в доме…

– Дом-то должен быть непременно большим? – иронично замечала Соколова и фыркала. – Конечно, можешь не уточнять. Дом нужен большой, что свидетельствует о необходимом достатке. И детей выводок на зарплату массажистки содержать сложно. Стало быть, мать, собралась ты замуж за олигарха, не иначе. А они нонче, поверь, в дефиците…

В дефиците, как оказалось, были не только олигархи. Вполне нормальные бизнесмены средней руки тоже оказались недоступны. Только Лида раскрывала рот в направлении какого-нибудь зазевавшегося, как его тут же уводили у нее прямо из-под носа. Бизнесмен средней руки только-только робко улыбнулся ей, а его уже поволокли. Как тут было не опечалиться!..

– Итак, – приступила к основным пунктам рождественского инструктажа Соколова, – Генка приедет шестого января вечером, уедет девятого рано утром. У вас будет ровно три полных дня!.. Повторяй за мной немедленно!

– Три дня, – кивнула Лида, уперлась в пластиковый подоконник кулаками и, приплюснув нос к стеклу, снова повторила: – Только три дня!

– Целых три дня, чтобы понравиться друг другу!

– Скажешь тоже! – фыркнула Лида, подмигивая нахальной синице, выталкивающей воробья с кормушки на березе. – Он-то мне априори нравится! А вот я…

– Все в твоих руках, дорогая, – хмыкнула Настя, ловко очищая чеснок от плотной чешуи, смерила подругу оценивающим взглядом и добавила со вздохом: – Ну и в ногах, конечно же!

Соколова, в отличие от Лиды, броской внешностью не отличалась. Была мелковата росточком, худосочна, с зализанными наверх рыжими волосами, с противными – как она считала – веснушками не только на щеках, но и на руках, плечах и запястьях. С непомерно высокой грудью для столь хилого телосложения, невероятно тонкой талией и крохотными – тридцать четвертого размера – ступнями.

Двоюродный брат Соколовой – Генка Вершинин, удачливый красавец и очень выгодно оказавшийся одиноким на данный момент, – всегда шутил, что сестру по ошибке собрали сразу из нескольких женщин, каждая из которых по-своему прекрасна.

– А вот сборка оказалась некорректной, – шутила обычно Соколова с кислой улыбкой.

Все ее близкие, и Лида в том числе, считали ее если не красавицей, то дамой с необычайным шармом. Но Настя этим утверждениям не верила, отчего и сеяла за собой одну любовную разруху за другой.

– Ты дура??? – орала на нее Лида, когда очередной герой-любовник бывал отвергнут по причине его чрезвычайной красоты или удачливости. – Почему?!

– Потому что он достоин лучшего, – заявляла Соколова с невозмутимым видом. И между прочим, думала так в самом деле. – Я не могу такому человеку портить жизнь. Я же – посредственность!..

На самом-то деле она была умницей. Очень симпатичной умницей. Можно даже сказать красавицей, стоило только приглядеться. Но мало у кого хватало терпения рассматривать, тормошить, заставить улыбнуться или хотя бы расплакаться. Всем нужен был фейерверк эмоций, желательно сразу и многократный. А Соколова…

Она оставалась невозмутимой, рыжей, конопатой и иногда до тошноты правильной.

– Такой и умру, – печалилась она порой, когда Лидка особо остро наседала на нее в плане устройства личной жизни. – Это тебе нужно поскорее, чтобы красота не увяла.

До увядания броской брюнетке Лиде было ой как далеко. Ни морщинок, ни седины, ни грамма лишнего веса, ни, тьфу-тьфу-тьфу, целлюлита не наблюдалось. Но она все равно спешила. Хотелось поскорее стать счастливой, замужней, многодетной, ну и… обеспеченной желательно.

– Если ты упустишь Генку теперь, когда его сердце, тело и душа на отдыхе, то я тебе этого никогда не прощу! – готовила проклятие для любимой подруги Соколова в канун Рождества. – Я не могу упустить возможность любить твоих детей, как своих племянников. И своих племянников – как детей лучшей подруги! Это же… Это же как здорово, Лидка! И экономно опять же… Так вот, приедет он шестого вечером.

– А мне надеть нечего! – выпалила вдруг Лида, отпрыгивая от окна и бросаясь к выходу. – У меня же сегодня примерка у портнихи! А я тут!.. Совершенно заболталась! Все забыла! Слышь, Соколова, если она не успеет, я твое темно-синее платье надену, так и знай!

Темно-синее платье Соколовой сидело на Лидке как хирургическая перчатка на руке – так же тесно. Оно жутко мешало движению, врезалось в подмышки и норовило порваться на груди, но Лиду, казалось, это нисколько не смущало.

– Зато сексуально! – заявила она позавчера, крутясь возле зеркала, когда перетряхнула весь свой гардероб, а потом перебралась к подруге. – Смотри, как все подчеркивает!

По мнению Соколовой, все было не так. Вульгарно. Да и сама Настя хотела надеть на праздник именно это платье, зная, как великолепно оттеняет тяжелый темно-синий шелк ее белую кожу.

Но не спорить же с подругой, которую сама же собиралась сосватать за любимого кузена. Все отдашь, лишь бы…

– Слышь, Соколова, – заорала Лида уже из прихожей. – А давай гадать станем!

– Язычество, – отмахнулась Настя, появляясь из кухни. – Совсем уже на старости лет, да?

– Во-первых, мне только двадцать два! – гневно выпрямилась Лида, застегнув сапоги.

– Двадцать три через две недели, – едко поправила ее Настя. – А во-вторых, ступай уже к портнихе, а я стану мясо мариновать. Ночь постоит, завтра с утра я его запеку, а потом вечером…

Завтрашним вечером Генка Вершинин не приехал. Позвонил, сразу начав с извинений. И сильно занят. И никак не успевает. И возможно…

Опять же не точно, а возможно, он выедет только седьмого около двенадцати дня.

– Нет, ну какой бессовестный! – осторожно возмутилась Настя, глянула на приунывшую подругу и тут же поспешила с оправданиями. – Ну, ты сама должна понимать, что такое бизнес, раз замуж собралась за бизнесмена. У них сутки раскроены вдоль и поперек. Времени совершенно нет. Никуда он от нас не денется, Лидочка. Не седьмого, так девятого приедет.

– Ага, – встряла Лида, у которой уже нос начал разбухать от напрашивающихся слез. – Девятого! Девятого уже рабочий день, между прочим.

– Не переживай, – приструнила ее Настя. – Не Генку, так его друга захомутаешь.

– Какого друга? – с нежным всхлипом поинтересовалась Лида.