Мода на чужих мужей

– Деловой подход… Н-да… Кстати, а почему вы с вашим образованием и способностями дальше секретаря так и не поднялись? Уж извините мое любопытство, но все же?

Господи! Ну сколько можно отвечать на один и тот же вопрос! Этим вопросом ее постоянно донимали, когда она еще жила со Стасом.

Почему он не повысит ее? Да сколько можно быть девочкой на побегушках? И когда она наконец станет серьезно относиться к своей судьбе, ведь время для роста карьеры может быть безвозвратно упущено?

И так далее и все в том же духе. Оля обычно улыбалась, отшучивалась, но никогда не говорила правды.

Странно, но ее правду снова угадал Тихонов, озвучив ее вполголоса:

– После института часто меняли работу, пытались найти себя. Потом встретили Супрунюка. Тот эгоистично желал всегда видеть вас рядом, поэтому дальше приемной не отпустил никуда. Да вы и не жаждали, решив, что со временем просто станете ждать его с работы и воспитывать его детей. И никакой карьеры вам было не нужно. И вид деловых женщин с замороженными взглядами вас всегда вводил в ступор. Вам не хотелось грубеть, мчаться по жизни, упуская в этой гонке все самое важное и главное…

– И все равно упустила, – вырвалось у нее, когда он замолчал. – Извините.

– Да за что же, Оля!

– Я вас перебила.

– Нет, я все сказал. И хочу вам дать один маленький совет, позволите? – Он снова улыбнулся тепло и искренне.

– Да, конечно, – она пожала плечами.

– Не думайте о том, что вы потеряли слишком много. – Не переставая улыбаться, он кивнул в сторону окна, из которого преотлично был виден фасад соседней фирмы, возглавляемой Стасом. – Может быть, в этом как раз ваш выигрыш, только вы пока не догадываетесь об этом…

Чем-то подобным ее потчевала и Светлана, пытаясь утешить. Учила, наставляла, убеждала в том, что Стаса Оля и не любила вовсе, а просто привыкла с годами. И что, как только она полюбит по-настоящему, так сразу поймет и всем на свете будет благодарна. И Стасу, который за ее спиной крутил роман с лучшей подругой. И подруге, которая уложила в постель ее Стаса и женила на себе. И Тихонову теперь, получается, она тоже должна быть благодарна, который науськивал ее сегодня иначе расставить свои жизненно важные приоритеты…

– …Как же вам всем объяснить-то?! – простонала Оля едва слышно и вытянула из ванны ослабевшую от горячей воды руку.

Как же им всем объяснить, что ей больно?! Ей просто физически больно видеть их вместе! Знать и постоянно помнить! Ей непереносимо больно, когда она думает о том, как он обнимает, целует, укладывает Светлану в постель. Она же знает, КАК именно он может это делать. Знала, что он может шептать при этом, как улыбаться куда-то в шею, как сдувать прилипшие от пота волосы со лба. И будить как утром может Стас, она тоже знала. Как подхватывать на руки вместе с подушкой и одеялом и тащить на балкон. Усадить в плетеное скрипучее кресло, за которым им лень было ухаживать и умасливать его, чтобы оно не скрипело. Пододвинуть столик вплотную к коленкам, на котором уже стоял кофейник с огненным кофе, молочник и ажурная тарелочка с ее любимым хрустящим ореховым печеньем, и…

И наслаждалась она этим всегда, жила этим день за днем, год за годом и совсем не думала, что наслаждение – просто привычка, как чистка зубов утром и перед сном. Она просто жила им, своим счастьем, которое кто-то взял под сомнение и решил все поправить и устроить по-своему. И она уж точно не хотела, чтобы ее счастье когда-то превратилось в воспоминание.

Ей очень больно, а кому-то кажется, что ей повезло. И они считают, что она поймет со временем. А сколько его должно пройти – времени? Год? Так уже прошел! Два? Так скоро тоже минует! Три, четыре, пять?!

– Я никогда не смирюсь, никогда! – всхлипнула Оля, забрасывая лицо пеной. – Я ненавижу ее! Ненавижу!..

Мобильный заверещал как раз вовремя. Не зазвони он, истерики было бы не избежать. Она любила пореветь в ванной всласть, жалея себя. Потом выбиралась оттуда в толстом стеганом халате, с тюрбаном из полотенца на голове, и бродила неприкаянно по квартире, а потом начинала звонить. Сегодня вдруг позвонили ей. Кто бы это мог вспомнить в начале двенадцатого ночи? Номер незнакомый.

– Привет, красавица, не узнала?

– Нет, – призналась Оля, хотя что-то смутно знакомое забрезжило. – А кто это?

– Так Толик, таксист. Чего же не вышла сегодня, я ждал, ждал, два заказа отменил.

– Ох, Анатолий, простите великодушно. – Оля шлепнула себя ладошкой по лбу, забыла ведь, совсем забыла. – Надо было вам перезвонить, а я… Закрутилась совсем!

– Доехала до «Эльбруса»-то, красавица?

– Да, доехала, спасибо. И машину забрала, все отлично. Извините, Анатолий, что так вышло. Потревожила вас в ваш выходной день, да еще и вызов сорвала. Извините!

– Ну вот! – он вздохнул. – Может, все же пообщаемся?

– Извините, – еще раз повторила Оля, уже начиная тяготиться прилипчивым таксистом. – Думаю, у вас проблем ни с клиентами, ни с общением не будет. Вы у нас человек весьма открытый. Как со мной душевно говорили, так и с кем-то еще можете поговорить.

– Разве то душевный разговор! – фыркнул Анатолий разочарованно.

– Не скажите, не скажите, – улыбнулась Оля. – Мы с вами даже авторитетов уголовного мира вспомнили и едва до ресторана не добрались.

– Так не добрались же! – попенял ей таксист. – Может, все-таки примешь предложение-то, красавица?

– Толик! Уже обсуждалось, кажется, – построжела Оля и тут же соврала: – У меня муж есть, между прочим. И он очень ревнивый.

– Ладно, понял, – закончил скучным голосом Толик. – Звони, если что. Я всегда для тебя в рейсе. А мужу глупо было бы не ревновать такую…

А ведь Стас ее никогда не ревновал. Никогда! То ли доверял слепо. То ли мысли не допускал, что ему – такому удачливому красавцу – можно изменять. А может, все-таки не любил, потому и не ревновал?

Интересно, а Светку ревнует? Кажется, да. Однажды не пустил ее в сауну с какими-то приятельницами, мотивируя тем, что они поверхностно знакомы. Разговор шел при Ольге в очередной ее шальной визит к ним и из-за ее хмельного состояния не слишком привлек внимание. Она в тот момент Стаса пожирала глазами. А теперь вот вспомнила.

Да, он не пустил тогда Светку в сауну. И в спорткомплекс потом не пустил в соседнем микрорайоне, посоветовав подыскать поближе. И на каток таскался с ней по выходным, и на лыжах за город.

А с ней нет! С ней редко куда выезжал, ссылаясь на занятость. Могла его, разозлившись, из-за рабочего стола прямо за галстук выдернуть и утащить куда-нибудь, но то же все не по доброй воле, то же все было по принуждению.

Может, он и жил с ней по принуждению, а? Потому такой легкой добычей и оказался?

Снова звонок, что ты будешь делать! Что-то сегодня она нарасхват…

– Оля! Оля, ты дома? – Голос Тихонова звучал так, будто тот бежал стометровку.

– Да, дома.

– Сиди, никуда не высовывайся и никому не открывай, – с одышкой приказал он, но чуть опоздал.

Она уже стояла у входной двери и крутила замок, увидев через дверной глазок участкового в компании двух угрюмых щетинистых парней.

– Здрассте, – кивнула она, отступая в сторону, и вернулась к Тихонову: – Что случилось, Георгий Сергеевич?

– Ты с кем сейчас поздоровалась, Оля?! – заорал тот не своим голосом.

– С участковым.

– С участковым?! Что ему надо?!

– Пока не знаю, – глянула на милиционера, топчущегося на пороге, парни уже подпирали стены в прихожей, и спросила: – В чем дело, Марк Степанович?

– Вы бы закончили разговор, гражданка Лаврентьева, – посоветовал вдруг один из щетинистых. – Мы к вам по делу.

– Извините, Георгий Сергеевич, у них ко мне важное дело, – попыталась она отвязаться от запыхавшегося Тихонова.

– У них?! У кого у них?! – продолжал волноваться Георгий.