Пологий склон

Очень часто ей снился один и тот же сон: шторм на море, по волнам носится корабль, опасно кренится набок, а она в пустом гудящем трюме катается по доскам днища, задыхается, никак не может вдохнуть…

Однажды утром Сугэ осталась в постели, сославшись на страшную головную боль.

Эцуко, вернувшись из школы, сразу же побежала в новое крыло, чтобы показать подруге цветную бумагу для оригами[23 - Оригами – фигурки, которые складывают из цветной бумаги.].

Сугэ, лежа на футоне, воскликнула:

– Барышня Эцуко! – Она была рада видеть маленькую госпожу.

– Ой, что это у тебя с веками? – простодушно спросила девочка, заметив, что Сугэ бледна и под ее опухшими глазами залегли тени.

Сугэ залилась жарким румянцем и поспешно прикрыла лицо рукавом кимоно, словно от яркого света. Она испугалась, что Эцуко может проникнуть в страшную тайну прошлой ночи.

У Сугэ не было обиды на хозяина. Она успела привыкнуть к нему и безумно нуждалась в его защите и покровительстве. Но к такому испытанию она все же оказалась не готова. Приобщение к таинствам любви потрясло бедняжку. Она испытывала стыд, жгучий, мучительный стыд, впала в состояние какого-то физического и эмоционального оцепенения. Внутри нее разливался холод неизбывной печали, словно что-то было разрушено, уничтожено, навеки утрачено.

О, она была готова возненавидеть родителей! Они, конечно же, знали, на что обрекали собственное дитя, когда лицемерно велели ей смиренно и беспрекословно подчиняться воле господина.

Сугэ наконец-то прозрела. Она поняла, что ее продали. Продали за деньги ее тело.

Девушка с грустью взглянула на Эцуко. Как же она похожа на своего отца! Но Эцуко была такой легкой, чистой, воздушной, что, казалось, порыв ветра может подхватить и унести ее, как облачко.

Неожиданно неприязнь вспыхнула в душе Сугэ. Чувство это было столь зыбким, неясным, что она так и не поняла, почему таким холодом пронзило грудь.

По просьбе Эцуко Сугэ сделала несколько оригами. Пальцы ловко складывали фигурки, а мысли были заняты одним: где-то далеко в прошлом осталась та чистая и невинная Сугэ, которая еще вчера резвилась и шалила наравне с маленькой барышней.

Сиракава теперь владел Сугэ полностью. Его безумная, безудержная страсть к юной красавице постепенно превратилась в одержимость.

Развращенный, искушенный во всех хитростях любовной науки, он знал практически все о мире легкодоступных женщин и гейш. Но глубокая, почти отеческая привязанность к этой наивной, неиспорченной, по-детски трогательной девушке, годившейся ему в дочери, сотворила с ним чудо. Он выглядел свежим, помолодевшим, энергичным, словно только что женился и проводил дни в неге и праздности.

В выходные он теперь вместе с Сугэ выезжал на горячие источники в Иидзаку. Господина префекта неизменно сопровождали его ближайшие подчиненные и владелица ресторана, в котором он часто бывал.

На водах Сугэ обнаружила, что все величают ее «госпожой», «хозяйкой». Она постепенно привыкла к своему новому положению, стала свободнее чувствовать себя в обществе Сиракавы. Каждое посещение горячих источников наполняло ее силами. Она расцветала на глазах. И сияющий цветок ее красоты наконец распустился – пышный, прекрасный, источающий сладостный аромат.

Сугэ поразительно изменилась. Ничем она больше не напоминала юную служаночку, постоянно красневшую от робости.

Сиракава был ослеплен своей возлюбленной. Потерял голову от страсти. В спальню жены он даже не заглядывал.

Нервы Томо были напряжены до предела. Неопределенность угнетала ее: вечное ожидание супруга, тщательно приготовленные спальные принадлежности, пустое ложе, бесконечное одиночество и ощущение собственной никчемности.

По общему мнению, Сиракава подрывал свои силы в чрезмерных плотских утехах и вряд ли был способен иметь детей. Но вероятность, пусть и незначительная, что Сугэ родит ребенка, приводила Томо в отчаяние.

Муж и жена?.. Отношения между ними уже давно дали трещину. И трещина эта превращалась в ужасную черную пропасть. Ледяную пустоту и зловещий мрак этой бездны невозможно было даже представить или описать словами. Холод, безмолвие, отчуждение… Но так, к сожалению, было и до появления Сугэ.

Томо догадывалась, что будущее не сулит ей ничего хорошего. Что ж, видимо, придется покорно склонить голову и смириться со своей незавидной долей. А пропасть станет расти, расти, и дни будут наполнены лишь пустотой, а ночи – холодом одиночества…

Только теперь Томо поняла, почему, вернувшись из Токио, она так и не смогла откровенно поговорить с мужем о деньгах. Ей помешал страх перед будущим.

Томо с рождения была прямолинейным человеком, обманывать, хитрить, ловчить было не в ее привычке. Дома все финансовые вопросы она решала открыто и четко, ничего не утаивая от мужа. Она считала чем-то постыдным стремление многих женщин припрятывать деньги на черный день. Мысль о том, что теперь и ее ждет та же участь, навевала печаль. Но одновременно, как это ни странно, у Томо где-то глубоко внутри зародилось ощущение животворной силы, звенящей энергии, будто тело покрылось невидимой защитной сеткой и она вдруг превратилась в более стойкое, выносливое, гибкое и жизнеспособное существо.

Надо посмотреть правде в глаза: есть множество замечательных, выдающихся мужчин, которые после долгих лет брака отказываются от жен, выбрасывают их из своей жизни, как старые ненужные вещи, отсылают обратно в родительский дом, а взамен находят себе новую подругу – молодую, привлекательную, из круга гейш и хангёку.

Томо, женщина прямая и порядочная, пользовалась уважением и поддержкой самого губернатора Кавасимы и его жены. Поэтому господин Сиракава вряд ли решится на крайние меры в отношении своей супруги. Но он был без ума от красавицы Сугэ, и от него можно было ожидать чего угодно. Было неясно, что он замышляет и намеревается ли избавляться от Томо.

До Реставрации Мэйдзи семейный кодекс четко определял положение законной жены и наложницы, и нарушить его было непросто. Но за одну ночь в стране все изменилось, власть была захвачена беспринципными отпрысками угасавших, до крайности обнищавших родов и кланов. Как говорится, из грязи в князи. Возможно, чайные домики и покои гейш виделись новым правителям неким специфическим плацдармом для дальнейшего продвижения по коридорам власти. Такая идея никому не казалась абсурдной, наоборот, она полностью овладела умами тех, кто гонялся за званиями и чинами. Положение замужней женщины, находившейся в полной зависимости от амбициозного супруга, от его успехов на общественном поприще, становилось весьма непрочным. Очень часто под натиском испытаний и перемен мать семейства оставалась беспомощной, как вьюнок, лишенный опоры.