Свиданий не будет

— А какими, кстати? — спросил Гордеев.

— Букет! От марихуаны, то есть анаши по-нашему, до кокаина и героина.

— Значит, Новицкому вы не верите. Но, с другой стороны… Если есть честный Живейнов, почему не может быть честный Новицкий, честный Чащин. Неувязка!

— Отвечу. Что такое газета? Болтовня. Что такое телевидение? Болтовня в квадрате, я не квадрат телеэкрана имею в виду, а степень. К тому же растление всей этой полуприкрытой порнухой, этими садистскими фильмами! Заигрались ребята, вот и получают свое.

— Но разве пресса не помогает вам? Разве тот же Чащин не печатал острые статьи о злоупротреблениях, о том, что матерые рецидивисты захватывают власть?

— Это было, — признал Живейнов.

— Так, может быть, правильнее все же разобраться, за что схватили Новицкого, а не поддерживать те обвинения, которые, скорее всего, предъявляют ему те же недруги, что и за вами охотятся. Все-таки мне бы хотелось узнать, почему хотят убить и вас?

— Ну меня-то просто так не арестуешь! Ребята все знакомые, даже если шестерят перед Степным.

— Это ваш главный милиционер?

— Да, начальник горуправления внутренних дел полковник милиции Степной Анатолий Олегович. Большой человек. Очень хочет генерала получить.

— Так получит, наверное. Сейчас это не так сложно. Но вы, как вижу, к нему не очень-то расположены!

— А за что его уважать, комсомолиста поганого! Папаша его был из политработников и сынка нацелил на хлебные места. Это все еще игры щелоковских времен, когда милицию не профессионалами укрепляли, а идеологически подкованными кадрами. Мест у партийно-хозяйственных корыт было уже маловато, так вот чтоб свинята комсомольские там не путались под ногами — их к нам, в милицию.

— А вы, как понимаю, с немножко иной биографией.

— С иной, — гордо сказал Живейнов. — Иду, как положено, по всем ступеням. — Вздохнул, так что было понятно: продвижение по службе дается ему непросто. — У меня и дед в угро служил, и отец, и два дядьки. Заметьте, дед мой за бандами гонялся, а не в ГПУ из нагана в затылок несчастным стрелял.

— Я догадываюсь, — кивнул Гордеев.

— И сам от пули бандитской погиб, — прибавил Павел. — Сразу после войны. Не только у вас в Москве «черные кошки» шустрили.

— А у меня в роду не я первый адвокат, — сказал Юрий Петрович. — И дед, хотя умер в своей постели, тоже выше всего ставил профессиональную честь. Защити человека, но не за счет других.

— Я ничего не говорю, люди разные бывают, — сказал Живейнов. Понятно было, что силен он не в рассуждениях, а в действиях.

— И все же: как вы думаете, почему вас хотят убить? — вернулся к теме разговора Гордеев. — Арестовывать, вы правы, опасно, человек имеет не очень удобное качество сопротивляться попыткам согнуть его в бараний рог.

— Жизнь у меня началась веселая, когда я стал раскручивать дело об убийстве директора нашего рынка. Самого крупного. Но это долго рассказывать…

— Вы сказали: раскручивать. Было там что-то еще, кроме простых разборок, как это сейчас обычно происходит в торговой среде?

— Конечно, было. Недвижимость. Очень хорошая недвижимость. А за недвижимостью стоят такие деньги, что это уже не «дипломаты» с купюрами, а банки, большие банки…

— Значит, вы не считаете, что вас пыталась убрать та же бандгруппировка, что убила директора рынка?

— Смотря что понимать под бандгруппировкой, — неопределенно ответил Живейнов.

— А вы не встречались по работе с Андреевым, с Новицким?

— Не доводилось.

— Еще вопрос. Обстоятельства покушения. Не могли бы вы рассказать мне, как это произошло?

— А вам-то зачем?

— Вы же сами сказали, что Степной — фигура никчемная, Каблуков — взяточник. Вы уверены, что обстоятельства покушения на вас и убийство Николаева будут расследованы добросовестно? Что вообще дело доведут до точки?

Живейнов только усмехнулся.

— А мне эта информация не помешает. И вам тоже.

— Да особенно-то рассказывать нечего. Так получилось, что освободились мы сегодня раньше, чем обычно, ну и решили с Жоркой по случаю пятницы пивка попить. Взяли, зашли в «Океан» за креветками и воблой…

— А почему не в другом «Океане» брали, не в центральном? Вроде, насколько я разобрался в топографии, ваш угро к нему поближе.

— Так мы же по делам ездили, в кабинете не сидели, а Жорка в микрорайоне живет… жил. Он-то и предложил отдохнуть. Взяли пива, креветок, воблы, — повторил Павел и добавил: — Пепси-колу и конфет для его сына… Вышли из магазина, а там переход через улицу не рядом, ну Жора и говорит полушутливо: «Перейдем здесь, товарищ старший лейтенант. Позволим себе небольшое нарушение, авось коллеги из ГАИ не заметят…» Впрочем, той тропкой через газон и дальше все там и ходят. Удобно, хотя и нарушение.

— А народу много было?

— К счастью, в тот момент нет… Хотя… Когда мы подошли уже к мостовой, пропустили пару машин и собрались идти, нам навстречу с противоположной стороны улицы побежала какая-то женщина… довольно молодая. Тоже, значит, нарушала. Я как-то резко отступил в сторону, чтобы она на меня не налетела, и в этот момент — выстрелы. По-моему, три.

— Откуда?

— Думаю, откуда-то сверху, с домов. Там девятиэтажки стоят.

— Снайпер?

— Скорее всего. Первая, по-моему, пуля оцарапала мне плечо — видите? — и попала Жоре прямо в сердце. Вторая — ему же — в грудь. А третья — через какое-то мгновение, — кажется, над ухом у меня просвистела…

В комнату вошел Володя:

— Сюда идут.

— Телефон мой запомните, — сказал Живейнов и назвал номер. — Позвоните, если понадоблюсь.

Гордеев только успел перейти во врачебную комнату и сделать вид, что он обсуждает состояние больного с Олегом Сергеевичем.

Дверь распахнулась, и в кабинете появились два невысоких человека средних лет в сопровождении медсестры.

Брюнет с сильной проседью цепко осмотрел присутствующих, задержав взгляд на куцем халате Гордеева.

— Ну, я зайду попозже. Продолжайте процедуры, — кивнул Гордеев немного оторопевшему Олегу Сергеевичу. — Пойдемте, Владимир.

И он как ни в чем не бывало проследовал мимо визитеров и милиционеров в коридоре.

Когда они, подхватив ожидавшую в коридоре Лиду, вышли в холл больницы, та сообщила, что слышала обрывок фразы из разговора шедших к Живейнову.

— Что-то вроде — он говорил очень тихо — «гланды… голову сверни».