Пришельцы ниоткуда

Как ты знаешь, некоторое время назад мне довелось сыграть определенную роль в споре, разгоревшемся между врачами нашего департамента и одним шарлатаном, который утверждал, что может лечить сумасшедших, заново формируя всю их психику посредством передачи мысли. Я написал на эту тему две или три статьи, ясно демонстрирующие, как мне казалось, что все это – беспочвенные бредни, и полагал, что закрыл вопрос раз и навсегда. Все это я говорю лишь для того, чтобы ты понял, почему в тот момент я был одновременно потрясен и раздосадован и в течение пары секунд мысленно посылал это существо – живое доказательство моей неправоты – ко всем чертям. Видимо, зеленый человечек это понял: на его подвижном лице отразилось нечто вроде испуга. Я поторопился успокоить его, сказав вслух, что в моих намерениях нет ничего дурного.

Повернув голову, он увидел своего раненого товарища, подскочил к нему, взмахнул руками в жесте бессилия и, подойдя ко мне, спросил, не могу ли я чем-то помочь. Он не произнес ни слова, но мысленно я услышал голос без какого-либо тембра и акцента. Я подошел к раненому, вынул из кармана кусок веревки и чистый носовой платок, наложил жгут. Зеленая кровь перестала сочиться. Затем я попытался узнать, нет ли в их судовой команде врача. Он понял меня только тогда, когда я мысленно заменил слово «врач» словом «целитель».

– Боюсь, что он мертв, – ответил мне зеленый «человечек».

Он отправился на поиски врача, но вскоре вернулся один и дал мне понять, что и в других помещениях среди его товарищей есть немало раненых. Пока я колебался, не зная, как поступить, тот, кого я перевязал, тоже пришел в себя, за ним – другой, и я очутился в обществе трех существ из другого мира.

Враждебности они не выказывали: первый быстро объяснил, что произошло. Тогда-то я и понял, что, когда один не смотрит другому в лицо или немного удаляется от него, передачи мысли не происходит и они вынуждены говорить. Их речь представляла собой чередование очень быстрых сюсюкающих звуков разной тональности.

Тот, которого я привел в чувство – его имя можно передать на нашем языке как Суйлик, – исчез в коридоре, что вел к выходу, и принес оттуда труп судового врача.

До чего же странную ночь я провел среди них! До самой зари мне пришлось делать перевязки неведомым существам. Их было, не считая двоих погибших, десять, в том числе четыре «женщины». Как описать красоту этих созданий? Глаз очень быстро привыкает к необычному цвету кожи, и ты видишь только изящество форм и гибкость движений. Рядом с ними наш самый статный атлет показался бы неуклюжим, самая красивая девушка – нескладной.

Помимо двух сломанных рук и различных ушибов, я обнаружил несколько ран, полученных, как мне показалось, в результате разрыва снаряда. Взяв себе в помощницы двух «женщин», я как мог обработал эти раны. В ту ночь я кое-что узнал об этих существах, но сейчас останавливаться на этом не буду, так как со временем мне довелось узнать куда больше!

Наступило утро, сырое и пасмурное. Небо было затянуто тучами, и вскоре по выпуклой обшивке их корабля забарабанили капли дождя. В минуту затишья я выбрался наружу и обошел аппарат. Он походил на совершенно гладкую, без видимых люков, чечевицу из неокрашенного полированного металла голубоватого цвета.

На противоположной от входа стороне зияли две рваные дыры около тридцати сантиметров в диаметре. Заслышав легкие шаги, я обернулся: то были Суйлик и двое его товарищей, несшие желтую металлическую трубку и несколько плит обшивки.

Ремонт занял совсем немного времени. Суйлик несколько раз провел желтой трубкой по краям разрывов. Я не заметил ни единой искры, однако металл быстро расплавился. Когда отверстия приняли нужную форму, на каждое из них была наложена плита, после чего Суйлик снова прошелся по обшивке желтой трубкой, предварительно чуть изменив ее регулировку. Плиты размякли и слились с броней так плотно, что я не смог обнаружить и намека на какой-либо шов.

Вместе с Суйликом я вернулся внутрь корабля и направился в помещение, расположенное под поврежденной частью купола. Внутренний слой двойной брони уже восстановили, но оборудование находилось в плачевном состоянии. В этом помещении, должно быть, располагалась лаборатория; посередине стоял длинный стол, заваленный осколками стекла, спутанными проводами и сложными приборами, три четверти из которых были разбиты или раздавлены. Склонившись над столом, один из зеленых «человечков», довольно-таки высокий, пытался восстановить соединения.

Суйлик повернулся ко мне, и я почувствовал, как мой мозг окутывают его мысли.

– Почему обитатели этой планеты напали на нас? Мы не сделали им ничего плохого, мы всего лишь хотели установить с вами контакт, как уже делали это на множестве других планет. Подобную враждебность мы встречали лишь в Про?клятых галактиках. Двое наших были убиты, и нам пришлось уничтожить атаковавший нас летательный аппарат. Наш ксилл получил пару пробоин, мы были вынуждены приземлиться здесь, и эта посадка, отнюдь не мягкая, вызвала новые повреждения и новые раны. И мы все еще не знаем, сможем ли вообще улететь отсюда!

– Поверьте, я глубоко сожалею, что так все вышло. Но дело в том, что почти вся Земля сейчас находится в руках двух соперничающих империй, и любой неизвестный аппарат тут же принимают за вражеский. Где вас атаковали? К востоку или к западу от этих мест?

– Чуть западнее. Но неужели вы все еще живете в эпоху междоусобных войн?

– Увы, да. Несколько лет тому назад одна подобная война залила кровью весь или почти весь наш мир.

«Человек» высокого роста произнес короткую фразу. Суйлик мысленно передал мне:

– Мы сможем улететь не раньше чем через двое суток. А сейчас уходите и сообщите обитателям вашей планеты, что, хотя мы настроены миролюбиво, у нас есть чем защититься.

– Я и в самом деле пойду, – сказал я. – Но не думаю, что в этих краях вам угрожает какая-либо опасность. В это время года здесь никого не бывает целыми неделями. Тем не менее во избежание малейшего происшествия я никому не стану рассказывать о вас. Если позволите, вечером я вернусь.

Я шел, спотыкаясь, под проливным дождем. Ноги мои вязли в грязи в заболоченных участках леса, мокрые ветки хлестали по лицу, а я все шел, размышляя об этом невероятном приключении. Но для себя я уже решил: как только стемнеет, вернусь.

Отыскав свою машину, я добрался до деревни. Старушка-кормилица, завидев меня, подняла громкий крик: кожа у меня на голове была глубоко рассечена, волосы почернели от запекшейся крови. Я рассказал ей выдуманную историю про несчастный случай на охоте, сам обработал рану, переоделся и с отменным аппетитом позавтракал. День показался мне ужасно длинным, и, как только начало смеркаться, я вывел из гаража машину, однако выехал лишь с наступлением полной темноты, стараясь держаться окольных путей.

Не желая, чтобы оставленная на дороге машина привлекла чье-то внимание, я загнал ее в лес и двинулся сквозь чащу в сторону поляны Манью. Отойдя от дороги на достаточное расстояние, я включил электрический фонарик: продираться в темноте сквозь колючие кусты мне совсем не улыбалось. Так, вполне благополучно, я добрался почти до самой поляны. От нее, словно от циферблата светящихся часов, распространялось очень слабое зеленоватое сияние. Я сделал еще несколько шагов, споткнулся о корень и с громким шумом упал, растянувшись во весь рост. В тот же миг, зашелестев, деревья и кусты наклонились мне навстречу, и когда я поднялся, то обнаружил, что не могу сделать и шага вперед.

Не то чтобы я чувствовал перед собой какую-то стену. Ничего подобного! Просто существовала какая-то граница, круг, отмеченный рядом наклоненных в мою сторону кустов и деревьев. По мере приближения к ним воздух становился вязким, потом быстро уплотнялся, хотя вся эта граница не была четкой или постоянной. Порой мне удавалось продвинуться на шаг-полтора, но затем меня мягко отбрасывало назад. К слову, каких-либо затруднений с дыханием я не испытывал. Все происходило так, словно из центра поляны, где лежала «летающая тарелка», исходили какие-то отталкивающие волны. Минут десять я бился, пытаясь проникнуть внутрь круга, но тщетно. Прекрасно понимаю, какого страха натерпелся там на следующий день бедняга Буске. Но об этом ты еще услышишь.

В конце концов я стал звать на помощь, впрочем не особо повышая голос. Из «тарелки» вырвался яркий луч света и, пробившись сквозь ветви деревьев, осветил меня. В то же время эластичная стена передо мной словно поддалась, и я продвинулся метра на два. Затем она снова отвердела, и на сей раз я очутился внутри ее, не в силах ступить ни вперед ни назад. В лицо мне ударил сноп света. Ослепленный, я отвернул голову и от удивления раскрыл рот: в метре позади меня свет резко, будто обрубленный, обрывался, уже ничего не озаряя. Уверен, что если бы кто-нибудь стоял на его пути, но на несколько сантиметров дальше этого рубежа, наблюдатель не заметил бы никакого света. Позднее, на Элле, я видел и другие подобные чудеса, но в тот миг все это показалось мне совершенно неправдоподобным и противоречащим здравому смыслу.

Что-то коснулось моего плеча, и я снова обернулся лицом к поляне. Передо мной стояла одна из «женщин». У меня не было ощущения передачи мысли, однако я почему-то понял, что ее зовут Эссина и что она явилась за мной. К моему удивлению, на нашем пути не оказалось ни малейших преград, и уже через несколько секунд мы были у летательного аппарата.

Встретили меня с радушием и без всякого видимого недоверия. Суйлик ограничился тем, что передал мне:

– Я же говорил, у нас есть чем защититься!

Я спросил, как чувствуют себя раненые – всем стало намного лучше. После потрясения и сумятицы, вызванных вынужденной посадкой, хиссы – я говорил тебе, что они называют себя именно так? – очень быстро оправились и, словно в дополнение к оказанной мною первой помощи (не такой уж значительной, следует признать, – ведь тогда я вообще еще ничего не знал об их анатомии и физиологии), пустили в ход свой чудесный генератор биотических лучей, о котором я расскажу чуть позднее.

Внутри корабля все уже было приведено в порядок, но многие из сложных приборов «лаборатории» по-прежнему представляли собой груды обломков. Высоченный хисс, которого звали Аасс, лихорадочно работал там вместе с двумя другими мужчинами и одной женщиной. Я заметил на его зеленом лице точно такое же выражение озабоченности, какое бывало у моего отца, когда его не удовлетворяли собственные расчеты. Внезапно он повернулся ко мне и передал:

– Можно ли найти на Земле два килограмма вольфрама?

Разумеется, здесь не было ни слова «Земля», ни слова «килограмм», ни слова «вольфрам», но тем не менее я безошибочно понял смысл вопроса.

– Пожалуй, это будет трудновато, – подумал я вслух.

Он всплеснул руками, а затем передал:

– В таком случае мы обречены вечно жить на этой планете!

Одновременно с этой мыслью я уловил и волну охватившего его отчаяния.

– Нет-нет, – сказал я, – вы меня не так поняли.

Одним из моих пациентов был владелец замка «Скала», бывший директор литейного завода. Он часто демонстрировал мне свою коллекцию особых сталей и редких металлов, среди которых был и вольфрам. Этот металл очень тяжел, и небольшой его кусок из коллекции моего пациента вполне мог потянуть на два килограмма. Самым трудным было уговорить его уступить этот образец. Но даже в случае его отказа вольфрам можно было бы найти в другом месте, правда уже не так быстро.

По мере того как я передавал свои соображения, лица хозяев корабля прояснились. Я пообещал заняться этим делом с утра и, чувствуя, что мешаю им работать, отправился в обратный путь. Преграду я преодолел без каких-либо затруднений, если не считать деликатного, но сильного толчка в спину, полученного мной при выходе из круга.

В замок «Скала» я явился в девять утра. Моего пациента на месте не оказалось. С замирающим сердцем я объяснил цель своего визита его жене, сославшись на важный и срочный лабораторный опыт. Нет, кусок, выставленный на витрине, не весил двух килограммов, но тот, что находился в шкафчике под витриной, оказался даже тяжелее. Она согласилась одолжить вольфрам с тем условием, что я верну его не позже чем через месяц. В конечном счете, как ты сам увидишь, я вернул ей его через неделю, вернее, не его, а другой, точно такой же.

Полагая, что моим таинственным друзьям он необходим как можно скорее, я прямо из замка помчался к поляне Манью. Отталкивающего круга уже не было. Меня встретил Суйлик, которому я и передал образец. Сам я с ними не остался – на двенадцать часов у меня была назначена встреча с мэром, – но мы условились, что весь следующий день, последний день их пребывания на Земле, как они полагали, я проведу в «тарелке», так как у хиссов имелось множество вопросов о нашей планете. Я же, в свою очередь, намеревался предложить им вернуться на Землю, сев в каком-нибудь безопасном месте. В тот момент я думал о плато Кос, Сахаре и тому подобном.

За обедом я был крайне рассеян. Один из моих фермеров в конце концов принес столь необходимого мне для трапезы зайца. Мэр пребывал в самом благодушном настроении, однако я даже не подумал этим воспользоваться. Мне удалось собраться с мыслями и в какой-то мере прийти в себя, лишь когда подали кофе и наливку.

Около четырех пополудни, когда мы уже поднимались из-за стола, в дверь позвонили. Не знаю почему, но я почувствовал, что сейчас произойдет нечто весьма неприятное. То был Буске, довольно-таки мерзкий тип, браконьер и бродяга. Он желал поговорить с господином мэром.

Мгновенно повеселев от столь неожиданной просьбы – обычно Буске старательно избегал всех, кто более или менее походил на представителя власти, – мэр спросил у меня, можно ли ему принять Буске прямо здесь, в моем доме:

– Мы разделаемся с ним в один миг, а потом сможем серьезно обсудить наши собственные дела.

Естественно, я согласился, и Буске провели в дом. Мы с ним были знакомы: пару раз мне доводилось оказывать ему врачебную помощь, разумеется бесплатную. В благодарность за это он показал мне несколько мест, где водилась дичь.

Даже не поздоровавшись, чуть ли не с порога, Буске заявил:

– Господин мэр, на поляне Манью завелись черти!

Должно быть, я побледнел. Стало быть, моих «друзей» обнаружили!

– Черти? Что еще за выдумки? – фыркнул мэр, который, будучи бонвиваном и кутилой, уж точно не являлся суеверным человеком.