Последние дни и часы народных любимцев

К нему приходит в больницу Юлий Ким, который в мае схоронил жену в Израиле, умершую от рака. Он сам нездоров. И два художника говорят о планах, начинают вместе работать.

Гриша звонит в театр: «Прикрой Любу (жена Гурвича. – Ф. Р. )», – просит помощника. А ей он уже давно сказал: «Я придумал, как тебе жить без меня». Она без него? Нет. Нет! Нет!!!

24 октября ему исполнилось 42. В Москве после представления в его кабинете артисты собрали стол с наскоро купленной закуской и выпивкой. Звонят ему в палату в Иерусалим и хором поют «Хэппи бездей». Потом записываются на камеру: «Мы тебя ждем, Гриша». Никто не врет.

Ночью (с 4 на 5 ноября 1999 года. – Ф. Р. ) ему станет плохо. Он позовет маму, которая с ним несколько месяцев: «Мама, я не понимаю, что со мной происходит». Дальше – беготня врачей, аппарат искусственного дыхания. Люба кричала из Москвы по телефону: «Положите ему трубку». Аппарат не смогли подтянуть.

Узнав о смерти Гриши, его артисты в этот вечер играют как никогда. За кулисами глотают таблетки. За кулисами плачут. И сквозь слезы, счастливо улыбаясь, выскакивают на сцену. Они ведь несут праздник. Праздник, сочиненный им…»

Похороны Г. Гурвича состоялись 7 ноября на одном из тель-авивских кладбищ: такова была воля его матери, проживающей в Израиле.

ГУРЗО СЕРГЕЙ

ГУРЗО СЕРГЕЙ (актер кино: «Молодая гвардия» (1948), «Смелые люди» (1950), «Застава в горах» (1953), «Тревожная молодость» (1955), «Рожденные бурей» (1958) и др.; скончался 19 сентября 1974 года на 48-м году жизни).

Парадокс: отец Гурзо был известным в Москве врачом-невропатологом, лечившим от запоев актеров МХАТа, а его собственный сын сгорел молодым именно из-за чрезмерного пристрастия к алкоголю. Звезда Гурзо на небосклоне отечественного кинематографа сияла всего 8 лет (1948–1956), после чего режиссеры перестали приглашать актера в свои картины. Потому что от прежнего Сергея Гурзо практически ничего не осталось: у Гурзо конца 50-х было опухшее лицо, заплывшие глаза. Что делал он в то время, когда не пил со случайными собутыльниками? Писал стихи. Мало кто знает, что в середине 60-х в Ленинграде вышла небольшая брошюрка с его стихами «Самое близкое». Большая часть помещенных в ней стихов была посвящена войне.

В сентябре 1974 года Гурзо в очередной раз угодил в одну из ленинградских клиник. К тому времени его здоровье было вконец расшатано, и врачи мало надеялись на успех. Так оно и получилось. 19 сентября (за четыре дня до своего 48-летия) сердце актера остановилось. Несмотря на то, что об этой смерти тогда не сообщила ни одна газета, весть о ней мгновенно разнеслась по городу и окрестностям. Даже в Москве об этом узнали. Поэтому, когда С. Гурзо хоронили на Северном кладбище, к месту погребения пришло множество людей. Причем в основном это были простые люди, для которых покойный навсегда остался одним из самых любимых кумиров.

ДАЛЬ ОЛЕГ

ДАЛЬ ОЛЕГ (актер театра, кино: «Мой младший брат» (1962), «Первый троллейбус» (1964), «Женя, Женечка и „катюша“ (1967), „Хроника пикирующего бомбардировщика“ (1968), „Старая, старая сказка“ (1970), „Король Лир“ (1971), „Тень“ (1972), „Плохой хороший человек“, „Земля Санникова“ (оба – 1973), „Звезда пленительного счастья“, „Вариант „Омега“ (т/ф) (оба – 1975), „Горожане“ (1976), „Золотая мина“ (т/ф, 1977), „В четверг и больше никогда“ (1978), „Утиная охота“ (т/ф, 1979), „Приключения принца Флоризеля“ (т/ф, 1980), „Мы смерти смотрели в лицо“, «Незваный друг“ (оба – 1981) и др.; скончался 3 марта 1981 года на 40-м году жизни).

Еще в детстве Даль сорвал себе сердце, играя в баскетбол, – его даже в армию из-за этого не взяли. Потом у него были плохие легкие. Ему бы с такими болячками вести здоровый образ жизни, но как артисту это сделать? А тут еще в двадцать с небольшим у Даля начались проблемы с «зеленым змием»…

По всем приметам Даль предчувствовал свою смерть. О ее скором приближении он говорил не только своим близким, но и друзьям, коллегам по работе. Вот как об этом вспоминает партнер Даля по съемкам в фильме «Приключения принца Флоризеля» Игорь Дмитриев: «Как-то в Вильнюсе, летом 1978 года, мимо нашего автобуса проехал траурный катафалк с возницей в цилиндре, с раскачивающимися красивыми фонарями. Олег сказал: „Смотрите, как красиво хоронят в Литве, а меня повезут по Москве в закрытом автобусе. Как неинтересно“.

Когда в июле 1980 года в Москве умер Владимир Высоцкий, Даль, будучи у него на похоронах, заметил: «Ну вот, теперь моя очередь». Михаил Козаков вспоминает, что тогда к нему подошла Галина Волчек и спросила на ухо: «Может, хоть это Олега остановит?» Она имела в виду, что Даль, как и Высоцкий, сильно пил и никак не мог остановиться.

После смерти Высоцкого мысли о смерти стали приходить к Далю постоянно. В своем дневнике в октябре 80-го он записал: «Стал думать часто о смерти. Удручает никчемность. Но хочется драться. Жестоко. Если уж уходить, то уходить в неистовой драке. Изо всех оставшихся сил стараться сказать все, о чем думал и думаю. Главное – сделать!»

В день рождения Высоцкого – 25 января 1981 года – Даль проснулся утром на даче и сказал своей жене: «Мне снился Володя. Он меня зовет».

Буквально через несколько дней после этого, в разговоре с В. Седовым, Даль печально заметил: «Не надо меня врачевать, мне теперь все можно – мне теперь ничего не поможет, ведь я не хочу больше ни сниматься, ни играть в театре».

А вот случай, который произошел буквально за несколько дней до внезапной смерти актера. Вспоминает Л. Марягин: «Когда в начале 1981 года фильм „Незваный друг“ был полностью готов, мы повезли его в Политехнический музей. После просмотра устроители выделили нам машину, чтобы развезти по домам, но Даль предложил заехать в ресторан ВТО (Всероссийского Театрального Общества, на бывшей улице Горького, того, что сгорело, не выдержав переименования в Союз театральных деятелей) и отпраздновать просмотр. Мы с Анатолием Ромашиным согласились. Там Олег спросил Ромашина:

– Толя, ты живешь там же?

Ромашин жил тогда у Ваганьковского кладбища.

– Да, – ответил Ромашин.

– Я скоро там буду, – сказал Даль…»

В самом начале марта 81-го Даль отправился в Киев на пробы к фильму «Яблоко на ладони». Его жена хотела поехать с ним, но не смогла – аккурат накануне отъезда у нее разболелась селезенка. Ехать без нее Даль не хотел, но обстоятельства требовали. Он приехал в Киев 2 марта. Поселился в гостинице на Брест-Литовском. И там к нему почти сразу пришел его приятель, бывший сокурсник по «Щепке» Дмитрий Миргородский, которого некоторые за глаза называли «злым гением Даля». Вдвоем они выпили за встречу, а когда им этого показалось мало, отправились догуливать в ресторан ВТО. И просидели там чуть ли не до двух ночи. Оттуда направились к родственникам Миргородского. Там Даль переночевал. Встал около семи утра. Немного позавтракал и отправился в гостиницу, поскольку в одиннадцать за ним туда должна была прийти машина, чтобы отвезти на кинопробы. Провожал его до гостиницы на своей машине Владимир Миргородский. По его словам, его поразила одна деталь. Когда Даль стал удаляться, Владимир ему крикнул: «Олег! Значит, я за тобой часа в два прямо на студию заезжаю? Да? Ну, пока!» А Даль вдруг обернулся и сказал: «Как „пока“? Не „пока“…» Вернулся к машине, приобнял Владимира и говорит: «Прощай…»

В вестибюле Даль встретился с актером Леонидом Марковым и бросил ему жуткую фразу: «Пойду к себе в номер умирать». Хотя дежурная по этажу, где жил Даль, описывала последнюю встречу с актером куда более оптимистично. Даль прошествовал мимо нее и сказал: «Время есть. Два – два с половиной часа. Так что не будите меня. Мне позвонят со студии, и к одиннадцати приедет машина». И удалился в номер. Дверь он закрыл на ключ, оставив его в замке. Что было дальше, определенно сказать трудно. Судя по всему, Даль принял снотворное – эуноктин, которое нельзя было мешать со спиртным. Далее послушаем рассказ Валентина Никулина:

«Машина за Олегом действительно пришла в одиннадцать. Но как же долго они тянули! Подошли к номеру, постучали. Тишина. „А як жеш так?.. Шо таке… нэ отвечае… А шож так…“ Прошло двадцать минут, тридцать, почти час. „Ну, нэхай. Можэ спыть человык. Ну давайтэ тохда постучым рядом у стэнку“. А время шло, шло, шло… И только уже в первом часу кто-то крикнул: „Да ломайте вы дверь!“ Потому что ключ торчал в замке изнутри и был провернут.

Олег был еще жив. Были отдельные хрипы в легких, пена на губах. Редкие, с интервалом в 40–50 секунд, удары сердца – уже даже не пульс. Конечно, приехала «Скорая», но было уже слишком поздно…

В Киев мы поехали вдвоем с Лизой… Лиза вела себя достаточно мужественно. Но в киевском морге на Сырце она сказала:

– Иди… ты… первый…

Вывезли каталку. На ней лежал одетый Олег. В том самом джинсовом костюмчике, в котором он работал на репетициях у Эфроса – курточка, брюки. На груди, на джинсовке, были спекшиеся подтеки серо-бурого цвета. Судя по всему, когда утром 3-го он пришел в номер, то так и лег на постель. Маленькая борода…

Было жутковато от свежести события: и суток еще не прошло, как все случилось…

В Киеве мы прожили с Лизой два дня в «директорском» номере. Проследили, как в камер-ваген студии погрузили гроб. Сами ехали в Москву поездом. Вернулись мы раньше, утром 6-го, а машина пришла намного позднее…

Хоронили Олега 7 марта на Ваганьковском… Когда Олега стали опускать, вдруг зазвонили колокола на ваганьковской церквушке, и стая черных ворон взлетела с потемневших голых деревьев…»

Как выяснится чуть позже, Даля похоронят в чужую могилу. Рядом с его могильной плитой стоит другой памятник, на котором написано: «Здесь покоится балерина императорских московских театров Любовь Андреевна Рославлева (Садовская). Скончалась 9 ноября 1904 года». Когда умер Даль, комиссия ВТО приняла решение подхоронить его к балерине, могила которой находится в центральной части кладбища. Начали копать. Но когда могильщики дошли до гроба балерины, было решено его не трогать, а для Даля вырыли другую яму – аккурат между двумя оградками. Поэтому могила его находится под тропинками, а не под могильной плитой.

Рассказывает Е. Даль: «Когда Олег умер, у нас начались большие проблемы. Были долгие судебные разбирательства с его сестрой из-за квартиры. Нам помогали, много денег мы заплатили адвокатам. Эта история длилась два года. На его сберкнижке осталось 1300 рублей. На эти деньги мы с мамой смогли прожить год. Я не хотела идти работать на „Мосфильм“, где вокруг столько знакомых, и пошла на студию „Союзспортфильм“. Там я проработала 11 лет…»

Елизавета Даль пережила мужа на 22 года: она умерла 21 мая 2003 года.

ДАРАСЕЛИЯ ВИТАЛИЙ

ДАРАСЕЛИЯ ВИТАЛИЙ (футболист тбилисского «Динамо» (1975–1982), сборной СССР (1979–1982), чемпион СССР (1978); погиб в автокатастрофе 13 декабря 1982 года на 26-м году жизни).

Дараселия считался одним из самых талантливых молодых футболистов советского футбола. Как писали специалисты, он отличался мобильностью, широким тактическим кругозором, нацеленностью на ворота, сильным ударом с обеих ног. Летом 1982 года в составе сборной СССР он участвовал в чемпионате мира. А спустя полгода Дараселия погиб. Он купил новый автомобиль и решил его обкатать. Вместе с ним на горную трассу выехал и опытный инструктор. Они ехали через перевал и на одном из участков «серпантина» Дараселия не справился с управлением. Автомобиль рухнул с обрыва в горную реку. Инструктора нашли сразу, а вот тело Дараселия унесла река. Глава Зестафонского района Мамука Асланишвили бросил на поиски футболиста сотни людей, хотя на дворе был конец года, и людям надо было выполнять план. Спустя 13 дней тело Дараселия было найдено. Хоронили его в Грузии как национального героя.

ДВОРЖЕЦКИЙ ВЛАДИСЛАВ

ДВОРЖЕЦКИЙ ВЛАДИСЛАВ (актер кино: «Бег», «Возвращение „Святого Луки“ (оба – 1971), „Солярис“, „Земля Санникова“, „Зарубки на память“, „Нам некогда ждать“ (все – 1973), „Возврата нет“ (1974), „Капитан Немо“ (1976), „Однокашники“ (1978) и др.; скончался 28 мая 1978 года на 40-м году жизни).

У Дворжецкого было слабое сердце. В конце 1977 года, во время съемок в Крыму, у него случился инфаркт, и врачам чудом удалось его выходить. После этого Дворжецкому было рекомендован постельный режим, снижение нагрузок. Но он уже спустя несколько недель снова включился в творческий процесс: возобновил съемки, стал выезжать на встречи со зрителями. Вот и в том роковом для себя мае 78-го он отправился на одну из таких встреч – в Белоруссию. Причем буквально за несколько дней до своей внезапной смерти он едва не погиб в автокатастрофе. 25 мая вечером он с приятелем мчался на машине в Гомель, где назавтра у него должна была состояться очередная встреча со зрителями. Автомобиль несся на приличной скорости и километров за 30 от города ездоки не заметили стоявший на обочине неосвещенный трейлер. Удар был настолько сильным, что крышу автомобиля срезало, как бритвой. Однако находившиеся в салоне Дворжецкий и его пассажир не получили даже царапины. Однако жить Дворжецкому оставалось всего три дня. Последние часы жизни артиста выглядели следующим образом.

Утром 28 мая Дворжецкий сделал попытку позвонить домой в Москву, чтобы сообщить жене, что у него все нормально. Однако к телефону никто не подошел: жена с утра была на пожаре, ей надо было поставить свою подпись на каких-то документах. Домой она вернулась только в половине девятого вечера. И стала ждать звонка из Гомеля. Но телефон как-то странно потренькивал, как будто кто-то хочет, но не может пробиться по межгороду. Жена даже сказала другу мужа Андрею, который заехал к ней в этот час: «Это Владик пробивается. Точно он». Но звонка так и не последовало.

До позднего вечера Дворжецкий действительно пытался пробиться в Москву, а когда понял, что это бесполезно, бросил трубку. Нещадно болело сердце. Таблетка, положенная под язык, не помогала, тогда он взялся за сигареты (хотя врачи категорически запретили ему курить). Глядя на огромные букеты цветов, подаренные ему сегодня благодарными зрителями и которые заняли почти полномера, Дворжецкий, может быть, подумал: «Как на похоронах». В половине десятого вечера он лег на кровать и взял в руки книгу «Животный мир Белоруссии», подаренную ему на одном из концертов. Но смог прочитать всего лишь несколько страниц. В 21.45 сердце актера остановилось. (К слову, в тот же день, но уже в Москве, скончался писатель Юрий Домбровский.)

Вспоминает жена актера Наталья Литвиненко: «В двенадцать часов дня 29 мая я поехала к маме в Подольск. Целый день мы с родителями провели в воспоминаниях о Владе, в разговорах о нем: как себя чувствовал перед отъездом? что решили с лечением? с отпуском? какой свитер надел в дорогу? теплый?.. Вечером я возвращаюсь домой, в Москву, сажусь на вокзале в троллейбус… Деревья в цвету… так красиво все, я думаю: „Какая же я счастливая!..“ Я уже рвалась домой, почти бежала, знала и ждала, что сейчас будет звонок от него… Все эти два года, связанные с Владом, я жила с ощущением того, что „так не бывает!.. так хорошо – не бывает…“ Я помню, что меня совершенно переполняло это счастливое ожидание звонка.

Ключей у меня не было, я отдала их другу Влада Андрею, который должен был вернуться домой раньше. Звоню. Дверь открывает совершенно бледный Андрей. Говорит: «Пойдем на кухню… Я тебе должен что-то сказать…» А я вижу, что на нем нет лица, и понимаю: с Владиком что-то случилось… Он рассказал мне все.

Выяснилось, что как только мы с Андреем днем уехали, начались звонки. Первому позвонили Мите Виноградову, но его тоже не оказалось дома, он был на даче. Трубку взяла его мама, Ольга Всеволодовна Ивинская. Она в ужасе позвонила приятелю Мити, и тот помчался на эту дачу в Луговой, по Савеловской дороге. Очень скоро Митя с Валерием Нисановым (друг Владислава), убедившись, что меня нет, поехали в аэропорт Быково… Я слушала Андрея, и до меня ничего не доходило. Я не понимала всего до конца… Только помню ощущение, что сейчас надо куда-то мчаться – чем-то Владику вроде помочь, что-то сделать для него… Осознания того, что его больше нет и все кончено, у меня не было. Я не плакала, не рыдала. Андрей даже боялся меня оставить, хотя бы на минуту. Говорю ему: «Ты спускайся, я сейчас что-то возьму…» – «Нет-нет, выйдем вместе».

Мы сели в такси и поехали в дом к Ольге Всеволодовне Ивинской, куда тоже привезли Таисию Владимировну с Сашей (мать и сын В. Дворжецкого. – Ф. Р. )… Наконец раздался звонок из Гомеля. Митя попросил к телефону меня: «Ты знаешь… – сказал он мне, – я видел его… у него такое спокойное, разглаженное лицо, что это вселило в меня какое-то спокойствие… Он успокоился, понимаешь? Он устал… а сейчас успокоился. У него на лице даже какое-то умиротворение… Ему сейчас там хорошо. Тебе ехать не надо. Займись организацией похорон, возьми все на себя». Это меня, как ни странно, тоже успокоило, если можно так сказать…»

Весть о смерти старшего сына застала актера Вацлава Дворжецкого на гастролях. Один из очевидцев потом рассказывал, что встретил Вацлава в гостинице. Тот ходил по длинному коридору и машинально гасил свет. За ним тихо ступала горничная и включала свет опять. В конце коридора они разворачивались, и все повторялось заново. Так продолжалось около часа.

И снова – воспоминания Н. Литвиненко: «За организацию похорон я взялась с каким-то остервенением. Делала все сама: должна была съездить на кладбище, достать и купить все необходимое… Этими заботами я хотела себя как-то занять, как будто хлопотала о нем живом. Мне все хотелось сделать своими руками так, как мог бы желать Влад…