Государственный преступник

«Что за парень?»

«Да есть тут один, только не велел говорить».

«Значит, пусть отдаст нам эти письма».

«Он говорит, что запросто. Но только за деньги».

«Сколько же он хочет?»

«Двести, нет, триста рублей».

«Что так много?!»

«А он думает, что эти письма очень важные».

«Хорошо. Скажи ему, что мы согласны».

Вот как коммерция делается! Триста рублей – это вам не шутка! Скажем, средней руки чинуше, чтобы получить триста рублей, надо ходить на службу, почитай, с полгода. А какому-нибудь канцеляристу, так и вовсе года два. А тут за раз! А сколь всякого добра можно накупить на такие деньги! Сапоги гармошкой – это раз. Рубаху шелковую, плисовые штаны, бархатную жилетку с искрой, как у Кондрат Кондратыча, и картуз с лаковым козырьком – это два. Матери – кашемировую шаль и мягкие ботики – это три. Чай, еще и на хлебушек останется.

Силки оказались все пусты. Видать, не кушать им сегодня зайчатины ни с солью, ни без. Но Сенька расстроился не шибко: то, что он нес в руках, стоило дороже сотни ушастых зверьков.

Что же все-таки это за письма такие, из-за которых, как сказал давеча у озера молодой, и вышел «весь сыр-бор»?

Сенька присел на поваленное дерево, вынул из середины конверт плотной бумаги и достал из него сложенные пополам листы.

Na w iosne…[1 - Весной… (польск.).]

W roku przyszl’ym…[2 - В будущем году… (польск.).]

Буквы были ненашенские, и Сенька, конечно, ничего не понял. Второе письмо тоже было на чужом языке. Дальше Сенька смотреть не стал; и так было ясно, что меньше чем за четыреста рублей он эти иноземные письма не отдаст. Только дельце это обтяпать надобно с умом, иначе, похоже, можно очень даже запросто попасть в переплет. Может, посоветоваться с Кузьмой? Парень он тертый, два раза в остроге сидел. Правда, придется взять его в долю, ну да ничего, Сенька поделится, не жадный. Даст ему в зубы красненькую – и гуляй, паря. Небось и этого с Кузьмы много будет…

Кузьма жил в центре Березовки с матерью, бабкой и шестью сестрами. Тоже безотцовщина, он был года на три старше Сеньки и успел дважды побывать в Нижегородском тюремном замке за мелкие кражи. По малолетству дали ему немного, четыре и восемь месяцев, но и этого ему хватило, чтобы заиметь воровскую сметку, наглость и научиться сплевывать через щербину зубов длинной струйкой.

Кузьма был в баньке, где обычно и ночевал, и когда Сенька осторожно намекнул ему о том, что имеет бумаги, которые можно прибыльно толкнуть, в чем и требуется его помощь, тот немедленно согласился.

– А сколь ты хошь выручить за эти бумаги? – сразу поинтересовался Кузьма.

– Пятьдесят рублей, – соврал Сенька.

– Не худо, – хмыкнул Кузьма. – А ежели поболее запросить? – вороватые глаза его слегка сощурились.

Сенька призадумался.

– Может, и можно, – осторожно ответил он. – Да только люди, что эти бумаги потеряли, думаю, не шибко богаты. Цеховой какой-то да мальчишка-гимназист. Откуда у них больше?

– Лады, – сплюнул Кузьма. – Моя доля?

– Червонец, – твердо ответил Сенька.

– Ну, это семечки, – сощурился Кузьма. – Я работаю в половину.

– За что же половину? – искренне удивился Сенька, уже жалея, что рассказал о письмах Кузьме. – Я эти бумаги сработал, я их буду торговать…

– Хорошо, не хошь делиться, встречайся с ними один, без меня. Только потом не жалься, когда цеховой тебя придавит и бумажки эти ты задарма ему отдашь. А так я за тобой приглядывать буду. И ежели что – я тут как тут со своим приятелем, – достал Кузьма из кармана складной ножик.

– Хорошо, – был вынужден согласиться Сенька. – Считай, четвертак твой.

– Ну и лады, – повеселел Кузьма. – Бумажки-то эти с собой у тебя?

– С собой, – ответил Сенька.

– А ну, покажь.

Сенька вытащил из-за пазухи пачку писем.

– Видал! – протянул он торжествующе.

– Давай у меня спрячем? – предложил Кузьма.

– Нет уж, – усмехнулся Сенька. – Я сам найду место.

– Тогда давай половину я спрячу, половину ты. Это будет по-честному, раз мы с тобой на пару работаем.

Сенька, помедлив, вытащил из пачки несколько писем и передал их Кузьме.

– Как понадобятся, сразу отдашь.

– Какие могут быть разговоры, – заверил его Кузьма. – Ведь мы же дружки.

– Ладно, пошел я, – сказал Сенька, пожимая приятелю руку. – Поди, мать уже заждалась.

Глава 5

ВЕРИНЫ ХЛОПОТЫ

В Березовку Вера смогла выбраться только после полудня. Собственно, сегодня можно было бы и пропустить посещение своих подопечных – приезд кузена и бессонная ночь служили бы вполне законным оправданием. Только не для Веры. Вот уже который год она почти каждый день ходила в деревню, дабы подать помощь больным и нуждающимся: первым она приносила лекарства и участие, вторым – пищу, немного денег и ласковое слово. Вот и сегодня, навестив двух больных, Вера отправилась на выселки к Марфе, матери Сеньки, которую посещала всякий раз, наведываясь в Березовку.

Покуда шла – думала о кузене. Как славно, что он приехал и теперь будет жить с ними! Как здорово, что случилась эта дуэль в их полку, на которой он был секундантом, после чего и был вынужден подать в отставку! Все равно не было в двоюродном братце военной косточки – это видела даже она, – а стало быть, его отставка есть благо для него же самого. Да и дяде теперь будет полегче. Он хоть и молчит, но она-то знает, почему он последнее время часто хмурится. Скорее бы ей достичь совершеннолетия и отдать ему матушкино наследство. Все, до последнего грошика. Ведь ей одной ничего не надо, кроме того, чтобы дядя был здоров и доволен.

Ну и, конечно, чтобы Мишель был рядом…

Избушка, где жили Марфа с сыном, была самой худой не только во всей деревне, но и на выселках. Не изба – хижина с покосившимися стенами, земляным полом и прохудившейся крышей. Когда Вера вошла в нее, Марфа сидела у окна, вперив в него неподвижный взор и беззвучно шевеля губами. Она бывала иногда такой, сама не своя, отчего бабы да и мужики обходили ее стороной, чувствуя перед ней какой-то суеверный страх.

– Здравствуй, Марфа, – вывела ее из оцепенения Вера.

– Батюшки, барынька! – радостно всплеснула руками Марфа, и взгляд ее сделался осмысленным. – А я уж думала, не придете.

Она встала и торопливо вытерла выцветшим фартуком лавку. В отличие от сына она была предана своей благодетельнице, ведь та приходила всегда с корзинкой с припасами, а иногда одаривала и полтинничком. Вот и на этот раз в корзине Веры лежал хлеб, мясо, яйца и кусок сырного пирога. Жадно поглядев на припасы, Марфа села рядом с Верой и уставилась на нее полными благодарности глазами.