Час «Ч», или Ультиматум верноподданного динозавра

Стоп! Что-то не так. Сбой на линии!

…Подполковник Ледогоров разлепил глаза. Нет: он не спал. И спать категорически не мог, поскольку пребывал на рабочем месте. То есть – развалился в кресле, «по-американски» закинув ноги на письменный стол и вперив немигающий взор в висящую напротив картину.

Строго говоря, это была даже не картина, а начертанные кисточкой иероглифы – трёхстишие, исполненное чёрной тушью на голубом шелке. Его Весёлому Роджеру подарил, сопроводив десятком поклонов, один фирмач из Киото.

Сколько же лет прошло? Двенадцать? Пятнадцать? Но подполковнику это видится, как сегодня: мелкое крошево оконного стекла усеяло мокрый московский асфальт, и четверо энергичных южан, притихших под дулами автоматов подле расхристанного «интуристовского» автобуса. А в сторонке жмётся стайка вусмерть перепуганных японцев, которых Ледогоров и его товарищи по команде «Альфа» только что выцарапали из лап террористов. И запах, отчётливо ощущаемый запах смертельной опасности и животного, нутряного страха.

Спустя пару дней, благодарный гость из Страны Восходящего Солнца нанёс «альфовцам» визит вежливости. Принять интуриста поручили капитану Ледогорову – как командиру группы и как «профессору иностранных языков».

Японским, правда, капитан не владел, но сопровождавший визитера толмач пояснил, как переводится преподнесённое трёхстишие:

Упавший лист
Опять взлетел на ветку.
То бабочка была.

Любовью к Востоку Алексей Ледогоров проникся ещё в шестилетнем возрасте, слушая рассказы отцова брата – ученого и путешественника. И поныне, в свои сорок два года, подполковник не растерял детской привязанности к восточным цивилизациям. Когда выдавалась свободная минута, он обожал уйти отрешённым взором в эти иероглифы – то несмело разворачивающиеся, подобно набрякшим бутонам сакуры, то яростно разлетающиеся, как ошмётки самолета, протаранившего американский эсминец. Погружаясь, согласно канонам медитации, в магический танец японской туши, Весёлый Роджер словно бы растворялся без остатка. В этой картине. В письменах далекого островного народа. В чашечке теплого саке, которое выпивал пилот-смертник перед последним вылетом…

А потом – всегда неожиданно – возникал этот вихрь, подхватывал Роджера, уносил во вселенскую ночь – такую темную, бездонно-пустую, что в ней не было ни света звезд, ни мыслей, ни чувств, – ничего.

И откуда-то из недр космического небытия неожиданно выплывало озарение. Ночь нашёптывала подполковнику, что тайник с пластитом следует искать в аптеке у тишайшего фармацевта Ахундова. Или что убийство московского коллекционера связано с «Загорским архивом» – собранием уникальных полотен, которое потихоньку растаскивается и контрабандно переправляется из России.

А сейчас? Когда очередной сеанс медитации подвел Роджера совсем уже впритык к тайне парижского антиквара, Океан Космический Информации вдруг выдал крупным планом физиономию Большого Папы!

От досады Роджер смачно плюнул в корзину для бумаг.

Подполковник не любил президентов. Он вообще исповедовал убеждение, что Россия созрела для президентов и парламентов так же, как паровоз Черепановых – для антигравитационного двигателя. Нет: Алексей Ледогоров не был солдафоном с мозгами, вытесанными каменным топором. Как раз солдафоны-то его и недолюбливали – считали гнилым интеллигентом и вообще «сильно умным». Ибо в активе у Весёлого Роджера имелись два высших образования плюс свободное владение английским, испанским, суахили и пушту.

Плюнув в корзину и тем выплеснув ненужные эмоции, подполковник снова сделался невозмутим, как Будда в благоуханном цветке лотоса. И продолжил разгадывать шараду: с какой такой радости к нему вдруг выплыл пресветлый президентский лик? К чему бы? Да, Лёха: придется почесать извилины!

Но «почесать извилины» ему не дали. Повелительно прозвенел телефон, и голос, исполненный значительности, оповестил из трубки:

– Товарищ подполковник, это приемная директора. Вас срочно вызывает Виктор Павлович.

Чудны дела твои, Господи! С каких это пор Главный Шеф напрямую приглашает к себе недостойного опера, хотя бы – и «важняка»? На всякий случай подполковник уточнил:

– Документы какие-нибудь захватить с собой?

– Насчёт документов распоряжения не было. Давайте быстрее, директор ждет!

…Главный Шеф был суров и напряжён. Немногословно изложив экспозицию насчёт ультиматума президенту, протянул тощенькую папку:

– Вот вам исходные данные. Продумайте версии и набросайте план действий. Работать будете в автономном режиме. Свои соображения сегодня же доложите мне. А после моего утверждения – лично президенту страны. Выезжаем в Кремль… – директор бросил взгляд на электронный таймер, – через два-тридцать восемь. В 18.00 прошу быть у меня в приёмной.

«Вот откуда выплыл портретик тот цветной! – размышлял старший оперуполномоченный, возвращаясь к себе бесконечными коридорами Лубянки. – Да уж: тут все Рембрандты и прочая мелюзга – брызгайте в стороны перед господином Фатеевым, нашим Большим Папой!»

Нет: Алексей Ледогоров положительно не любил президентов!

Свежая пресса

В Малом выставочном зале Московского манежа открывается экспозиция «Мировые шедевры изобразительного искусства». В числе главных шедевров человеческого гения представлены: «Возвращение блудного сына» Рембрандта X. ван Рейна, «Сикстинская мадонна» Рафаэля Санти и большой фотопортрет Президента Российской Федерации В.Ф. Фатеева работы мастера Х.Х. Волосюка.

Москвичи и гости столицы смогут посетить выставку на протяжении 10 дней, после чего она переедет на невские берега.

    «Вечерняя Москва»

Глава 9

БИЗНЕС «ТОР SECRET»

(Санкт-Петербург, 1998 год)

Вадика Славкина Глеб не то что бы презирал, а просто не считал за человека. Бабник и пустобрёх, Вадик был младшим научным сотрудником по должности и разгильдяем по призванию. Несмотря на наличие папочки – замдиректора по административно-хозяйственной части, он так и не смог слепить маломальское подобие кандидатской диссертации и всё бегал в мэнээсах. Впрочем, ученые степени и прочая мура волновали Вадика куда меньше, нежели пухлая попка папиной секретарши Веронички или очередной пикничок-шашлычок.

С этим жирным слизняком Глеб не якшался. И был немало удивлен, когда тот, колыхая всеми тремя подбородками, в коридоре окликнул:

– Платонов, погоди! Дело есть!

– У тебя – дело? – Глеб надменно поднял смоляные брови. – Ко мне?

– К тебе, к тебе! – заверил жирняга. – Слушай сюда! Я тут намедни в одной компашке релаксировал и там познакомился с классным мэном. Фирмач, штатник. Не первой, прямо скажем, молодости, но нам с тобой ещё фору даст. Бронтозавр! Умница! Плейбой! За столом всех перепил, потом затеял бороться на руках– так никто против него и полминуты не продержался!

А уехал под ручку с двумя телками, которые ему в дочки годятся, – завистливо вздохнул младший научный сотрудник.

(Надо признаться, что Славкин несколько покривил душой. Со «штатником» его познакомила вездесущая секретарша Вероничка, а потом уж тщеславный Вадик сам затащил нового знакомца в тёплую компанию – блеснуть перед бомондом своими заокеанскими связями.)

– Это ты, Славкин, чего-то напутал! – усмехнулся Глеб. – Бронтозавр не может быть умницей. А умница – бронтозавром.

– Да накласть! – отмахнулся легкомысленный Славкин. – Бронтозавр, сперматозавр, – какая разница? Главное – этот самый мэн (Диком его зовут) жаждет с тобой потолковать.

– Однако! – изумился Платонов-младший. – Интересно: от какой это болтливой задницы твой классный мэн узнал о моей скромной персоне?

– Да от меня, откуда ещё! – проигнорировав «болтливую задницу», тряхнул желейными подбородками Вадик. – Не боись: ихние ЦРУ с ФБР на тебя ещё досье не завели – хоть ты у нас и такой подающий надежды!

– Ну? А ты какого дьявола про меня натрепался? – недобро повел челюстью Платонов.

– А ты что у нас, – огрызнулся Славкин, – особо засекреченный?

Но, наткнувшись на взгляд собеседника, сменил тон:

– В общем, дело твоё. Но имей в виду – мэн серьёзный. Давай встретимся, потолкуем. А чего ты, Платонов, теряешь? Послать его на родной Потомак всегда успеешь!

Глеб задумался. Действительно: он тут ровным счетом ничего не терял. Ну а прояснить причину интереса со стороны заокеанского фирмача – все-ж-таки любопытственно!

– Да! А на каковском мы с ним тарабанить-то будем? Я ж по-английски не шибко спикаю…

– Зато он по-русски – очень даже шибко! Так что твоё спиканье убогое ему и на фиг не нужно! – заверил Вадик.

Платонов-младший решительно кивнул черноволосой головой: