Зона Справедливости

Придумает он! Алексей ещё дверь за собой не прикрыл, а бывший замполит полка уже завёл новую байку:

– А вот ещё был случай: сапогами напалм тушили…

* * *

Кто не знает, решил бы, что в застенке, гордо именующемся компьютерным залом, и впрямь хранится нечто ценное, ибо застенок этот располагался сразу за двумя железными дверьми: первая дверь – сплошная, как в Борькиной «бендежке», только с глазком, вторая же – решётчатая, сваренная из арматурин. Та, что с глазком, была, по обыкновению, распахнута настежь. Два невзрачных малорослых сотрудника сидели, сгорбившись, плечом к плечу перед единственным в помещении монитором. Один уныло считывал вслух с тетрадного листка реквизиты вкладчиков, второй (со значком «Гербалайф» на лацкане) ужасающе медленно вносил их в базу данных.

– «Житьё у них было плохое… – звучно продекламировал Алексей сквозь решётку. – Почти вся деревня вскачь пахала одной сохою на паре заезженных кляч…» Эй, криушане! Откройте!

Ему открыли, чертыхнувшись, и специалист по компьютерному дизайну приступил к обязанностям. Скинул куртку, сходил за водой, сунул в стакан кипятильник и, вновь потревожив унылых тружеников, извлёк из нижнего ящика стола томик Борхеса.

– Какая падла книгу трогала? – осведомился он, впрочем, вполне добродушно. – Тут закладка была… Ах, вот она… Всё-всё, репрессий не будет, можете продолжать.

Алексей заварил чай, затем, устроившись с удобствами в уголке, нашёл пусть не самый любимый, зато давно уже не читанный рассказ «Форма сабли» и с предвкушением протёр очки… Однако ожидаемого удовольствия он на этот раз так и не получил. Первая, лакомая фраза: «Его лицо уродовал лютый шрам: пепельный, почти совершенный серп, одним концом достававший висок, другим – скулу…» – сразу же вызвала в памяти колотые раны на заднице электрика Борьки и вообще всю эту его историю. Алексей поднял глаза от книги и задумался.

Ох, что-то он разнюхал, этот электрик. Да и немудрено: всюду нос суёт, без мыла в душу лезет, вдобавок почитает двор своей вотчиной… Лет десять назад Алексей не колеблясь бы принял Борьку за стукача… Да, но что он мог разнюхать-то? Догадался, кто именно подстерегает припоздавших с работы жильцов? Почему тогда не обратился в милицию? Его же самого избили до полусмерти, раз в травматологию попал… Может быть, пригрозили, чтобы молчал? Так ведь не молчит же – намекает, посмеивается… Да и страха в беседе не выказал ни разу…

И ещё эти колотые раны на заднице! Честно сказать, именно они-то больше всего и раздражали Колодникова – своей непонятностью и какой-то… литературщиной, что ли? Ну ткнул кого-то по молодости саблей… И надо же: двадцать один год спустя те двое ловят обидчика в арке – и око за око, зуб за зуб… Прямо как в «Маскараде» у Лермонтова – тридцать лет месть вынашивал… Да и при чём тут око за око? Ему же ещё и башку пробили, и рёбра сломали… Шпангоуты – это ведь рёбра, так, кажется?..

– Да не может быть такой фамилии… – вполголоса бухтел сидящий у компьютера.

– Ну вот же написано!..

– Значит, ошиблись!..

– Лёш, ты у нас грамотный… В фамилии Тюрморезова мягкий знак нужен?

Колодников прикрыл книгу и ласково взглянул сквозь очки на задавшего вопрос.

– Фамилии, – назидательно сообщил он, – подчиняются не правилам, а исключительно произволу паспортистки. Как она тебя напишет – таким на всю жизнь и останешься…

Порадовался удачному своему ответу и, придя в доброе расположение духа, вернулся к прерванному занятию. Однако Борхес сегодня точно задался целью ежестранично напоминать Алексею о колотой Борькиной заднице.

«Со стены, из генеральской оружейной коллекции выхватил саблю, – в смятении читал Алексей Колодников. – Этим стальным полумесяцем я навеки оставил на его лице полумесяц кровавый…»

Он снял очки и, зажмурившись, ущипнул себя за переносицу.

Хорошо! Предположим, что Борька врёт. За каким дьяволом это ему надо – вопрос второй… Врёт. Причём достоверно, с изяществом, искажая лишь малые подробности… Скажем, вовсе не он гнался за кем-то с саблей, а за ним гнались… И случилось это не двадцать лет назад, а именно в позапрошлом году…

– Пять лимонов… – слышалось из-за монитора. – Сроком на два месяца… Во живут люди!..

«Нет, – решил с сожалением Алексей, вновь надевая очки. – Это уже не Борька. Это Борхес… Для Борьки получается слишком уж вычурно…»

Хм… А что если взять и прозвать электрика Борхесом? Вдруг да прилепится кличка?.. Хотя нет – не поймут…

А красивая, между прочим, версия – насчёт вранья. Вот только старухи из неё как-то выпадают. Он же ещё на старух намекал: тоже, мол, о чём-то проведали…

На секунду в расторможённом воображении возникло и вовсе дурацкое видение: банда старух, затаившаяся в ночной арке… И та слабая ладошка, что шлёпнула его по левому глазу… Тьфу, идиот!

Алексей в сердцах захлопнул книгу.

Тут как раз настали заветные шесть часов, оба сотрудника подхватились и принялись рассовывать по ящикам стола тетрадные листки с реквизитами вкладчиков. Алексей пересел на тёплый стул и, вызвав на монитор устав фонда, надолго выкинул из головы и Борхеса, и Борьку…

Кстати, если уж на то пошло, подзатыльники были нанесены твёрдой мужской рукой… Какие ж тут, к чёрту, старухи!

* * *

Часам к девяти он вывел изукрашенный устав на безмозглом лазерном принтере – жутком устройстве, имевшем обыкновение вопить по любому поводу, что у него не хватает памяти. А добавить этой чёртовой железяке мозгов никто не смел, поскольку она даже не являлась собственностью фонда.

Алексей собрал воедино красиво отпечатанные листы, потом выяснил точное время. Компьютер наверняка привирал, как всегда, минут на десять, и тем не менее можно было уже идти к директорам: отчитаться о проделанной работе и напомнить, что сегодня его обещали отпустить пораньше.

Разрумянившаяся похорошевшая секретарша ничуть на этот раз Колодникова не испугалась и с ленивой улыбкой кивнула на обитую кожей дверь. Алексей вошёл, уже догадываясь, что сейчас предстанет его глазам. Так и есть. Совет директоров – гулял. Вернее, уже догуливал. Дым стоял коромыслом, пылали плафоны, на столах, составленных теперь буквой «Г» (танцевали, что ли?), располагались остатки пиршества.

– А-а, Лёша… – обрадовался несколько побледневший от выпитого красавец-замполит и приобнял Колодникова за плечи. – Герой ты наш! Пострадалец за общее дело… Нет, надо тебя поощрить! Вот только разберусь с финансами – и тут же поощрю… Слушай, а давай сейчас поедем, найдём, кто там тебя бил, и-и как им вломим, а?.. Слушай, а ты где пропадал?

– Работал, – хмуро сказал Алексей.

– Ра-ботал? Ты что, с ума сошёл? Да разве можно сегодня работать?.. Ты хоть знаешь, какой нынче день? Канун Сорока мучеников сегодня! На вот, выпей…

Он оглядел разорённые столы и, ухватив ближайшую бутылку, вытряс из неё в рюмку несколько капель. Схватил другую – то же самое.

– Ну вот видишь, – ничуть не смутившись, даже вроде бы с упрёком объяснил он. – Ничего уже и не осталось… Что это у тебя?

– Устав…

Глава совета директоров встрепенулся и как будто слегка протрезвел.

– Оставь у секретарши, – велел он. – А то, не дай бог, замаслят…

В углу стола книголюб-комсомолец, подпёрши кулаком щёку, выводил тоненько и с чувством:

– И ба-ец ма-ла-до-ой… вдруг па-ник га-ла-во-ой…

В глазах его стояли слёзы.

* * *

Домой Колодников добрался неслыханно рано. Светофор в дальнем конце переулка ещё работал в три цвета, стало быть, даже и одиннадцати нет. И всё же перед тем, как войти в арку, очки Алексей на всякий случай снял.

Предосторожность оказалась излишней. Никем не тронутый, он благополучно достиг подъезда и набрал на ощупь код. Тоже дурь полосатая, если вдуматься! Ну вот что толку от этого кода? Тычешь-тычешь вслепую… А если бы за ним сейчас гнались?

Он поднялся на второй этаж, с каждой преодолеваемой ступенькой чувствуя, как ощущение удачно прожитого дня вытесняется тоской и раздражением. С Александрой Колодников был в ссоре – вторые сутки друг с другом не разговаривали. Из-за чего у них вышел такой раздрай, он, по правде, уже и не помнил. Она, наверное, тоже… Да из-за ерунды из-за какой-нибудь!

Впрочем, дома его ждал сюрприз: квартира (судя по чистоте и порядку в прихожей) была прибрана, а жена явно собиралась нарушить двухдневный обет молчания.

Худая, невысокая, нервная Александра держалась всегда подчёркнуто прямо. Безумные, прожигающие собеседника глаза, тёмная, слегка растрёпанная стрижка «каре» и небольшой, решительно поджатый рот делали её удивительно похожей на Нестора Ивановича Махно, о чём Колодников, естественно, ни разу ещё не обмолвился, какие бы скандалы она ему ни закатывала. Да он и сам расстроился, подметив это удручающее сходство, когда лет семь назад случайно наткнулся в журнале на портрет легендарного батьки.

Она встретила его в прихожей – должно быть, услышала звук проворачивающегося ключа. Приветствия от супруги Алексей так, правда, и не дождался. Плотно кутаясь в шаль, Александра пристально следила за тем, как разувается муж.