Избранные записи

А ещё крайне важным было то, что образ, который он создавал, не был похож на образ академического учёного, отпугивавшего глобальностью познаний и совсем отдельной от тебя жизнью. Андроников создавал образ человека, живущего страшно увлекательной и притягательной жизнью, в которой много замечательных друзей, интересной работы, впечатлений, путешествий, вкусной еды, вина, спектаклей, музыки, книг. Глядя на него, хотелось читать, слушать, учиться, работать. А то, что он был такого маленького роста и не имел артистического образования, показывало, что в жизни всё возможно.

В нём было много свободы и жизнерадостности. У него было невероятно улыбчивое лицо. Глядя на него, хотелось улыбаться самому. Слушая его, хотелось ему подражать. А ещё в нём были благородство и достоинство. Такие достоинство и благородство, что невозможно себе представить и даже допустить мысль, что, живи Андроников сейчас, его можно было бы соблазнить деньгами на проведение корпоратива.

Пожалуй, самым лестным в начале моей театральной деятельности были изредка звучавшие сравнения того, что я делаю, с тем, что делал Андроников. Эти сравнения всегда были с оговорками, что это всё не то и не так, как у него. Тем не менее сам факт пусть и отдалённых параллелей сильно согревал и даже обжигал радостью моё сердце. Я никогда не подразумевал сходство, и по сути наши сценические высказывания различны. Но когда я делал «Как я съел собаку», свой первый моноспектакль, и шёл к непростому решению одиночного выхода на сцену, я вспоминал об Андроникове, и он меня успокаивал. Какие-то его обороты и фразы я использую и цитирую. Не откровенно, незаметно, скорее для самого себя. А ещё он использовал слово «скучно» в особом смысле, и у меня оно звучит именно так, как у него. И ещё много других слов. Уверен, что многие годы Ираклий Андроников будет актуален и необходим для русской культуры не столько своими литературоведческими работами, сколько своими эстрадными выступлениями и телепередачами. Необходим будет его образ, содержащий соблазн быть образованным, умным, просвещённым, интересным и свободным. А ещё, мне кажется, его непременно должны были сильно любить женщины.

Сегодня день прошёл под знаком этого прекрасного человека.

11 октября

…Посмотрел фильм «Адмирал». Я потрясён. Мне представляется, что это уже просто культурная провокация. Более безразличной по отношению к историческому материалу, циничной и фальшивой по отношению к жизни, культуре и кинематографу картины я, пожалуй, не видел. Правда, в тульском кинотеатре зрители ели попкорн и щёлкали семечки даже во время самых пафосных сцен. Это как-то примиряло меня с действительностью. А во время последней сцены, которая бессовестно и вчистую содрана из фильма «Титаник», несколько культурных молодых людей даже в голос засмеялись, распознав плагиат. Это меня тоже успокоило. Если у вас есть сомнения насчёт того, идти на этот фильм или нет, – не ходите. А если кому-то фильм понравился, постесняйтесь в этом признаваться даже самим себе.

12 октября

Обычно я воздерживался от высказываний о художественных произведениях или говорил только о том, что мне нравится. Лишь иногда приводил примеры, считая их показательными и иллюстрирующими некие тенденции. Вчера я высказался по поводу фильма «Адмирал». Сейчас, не собираясь рецензировать картину, поясню своё высказывание.

Я считаю фильм «Адмирал» крайне показательным явлением. Художественным произведением назвать его не могу, потому что этот фильм таковым не является. Мне довелось принять участие в консультациях по поводу написания сценария об одном историческом персонаже, выдающемся шахматисте Алёхине. Удивительная, трагическая и прекрасная личность с запутанной судьбой, с блистательными победами и таинственной смертью. Ещё его жизнь зацепила несколько эпох. Написание сценария предлагалось нескольким авторам сценариев нашумевших и известных фильмов. Мне же нужно было оценить их работу. Все сценарии получились похожими один на другой. Никому не был интересен Алёхин, никому не была интересна основа его жизни – шахматы. Идеи сценариев сводились к тому, чтобы придумать запутанную любовную линию, берущую начало из детства, или историю мести, которая брала своё начало в юности, а всё остальное прилагалось к высосанным из пальца стандартным любовным или полудетективным схемам. Людям, которые создают в год по пять-шесть сценариев, было решительно всё равно, о чём писать. Причём они охотно предлагали сразу несколько вариантов. Некоторые из тех сценариев были очень похожи на то, что мы увидели в фильме «Адмирал». Только без шахмат, а с кораблями и с Гражданской войной.

Фильм «Адмирал» – это откровенный бизнес-проект, о чём свидетельствует как набор исполнителей, так и избранная тема. Я уж не говорю о способе её подачи. Полное отсутствие подлинных переживаний авторов фильма особенно заметно в том, как фильм смонтирован. Нет ни одной внятной продолжительной и драматургически выстроенной сцены. Рубленый монтаж, псевдомодная клиповая съёмка, постоянно движущаяся камера и постоянно звучащая пафосная музыка. И ни у одного, даже одарённого артиста не было возможности хоть что-то сыграть. В фильме нет ни героя, ни подвига, ни родины, ни любви, а есть лишь картинки, иллюстрирующие и то, и другое, и третье.

Разумеется, от художественного фильма нельзя требовать документальной точности, но откровенной лжи быть не должно. Адмирал Колчак был выдающимся офицером и организатором. Командуя эскадренными миноносцами на Балтийском флоте, он действительно сумел организовать дерзкое и отчаянно смелое минное заграждение, к тому же весьма эффективное. Вот почему так пошло и глупо выглядит адмирал Колчак, который из маленькой пушки расстреливает немецкий линкор и вообще один за весь флот решает все проблемы.

Откровенным издевательством над зрителем выглядит перестрелка у реки, когда пули разбивают ледяные скульптуры. Кто бы это, интересно, мог в девятнадцатом году, в голодном осаждённом Иркутске, наделать ледяных скульптур? Просто создателям фильма захотелось чего-нибудь красивенького, или ещё проще – подумали: и так съедят! Хочется красивенького. Хочется пошалить. И точно так же выглядит Бондарчук-младший, исполняющий роль отца, с плохо наклеенным париком. Фильм буквально не вмещает в себя то количество штампов, которое в него затолкали. И ни один образ из большого числа эпизодов не складывается в цельную картину.

Что же касается моей фразы о том, что не во всём, что нравится, стоит сознаваться даже самим себе, – я полагаю, что, если вам нравится жёсткое порно, с мерзкими подробностями, в этом вряд ли стоит признаваться. А если вы в этом признались самим себе, с этим лучше бы побороться. Если вам нравится дешёвый и явно бодяжный, но сладкий портвейн, а хорошее вино не нравится, стоит хотя бы подумать о том, что, видимо, вы чего-то не понимаете или пока не доросли. Если спортивная победа наших спортсменов вызывает у вас, помимо радости и гордости, ещё и желание высказаться в том духе, мол, «так им, сукам!», а проигрыш наших спортсменов вызывает желание избить представителей выигравшей стороны, с такими чувствами надо бороться.

Если откровенная манипуляция, сделанная равнодушно и цинично по отношению к прекрасным, а иногда и святым проявлениям человека, а также историческим событиям, вызывает у вас искреннюю слезу и искреннее переживание, нужно по возможности честно признать, что вас обманули, причём обманули так же спокойно и цинично, как делали фильм. И попытаться найти другие поводы для переживаний и впечатлений.

Догадываюсь, что сейчас начнётся. Но поверьте, обладая большей информацией о том, что происходит в культурной жизни страны, я и переживаю по этому поводу сильнее. А фильм «Адмирал» находится на самой верхней и откровенной ступени того ужаса, который творится в кинопроизводстве. Все те, кто был занят телесериалами, кинулись производить так называемые телемуви, то есть недорогие телевизионные фильмы для показа по выходным. И этого добра в производстве несколько сотен. Думаете, творческий порыв? Просто поняли, что можно дёшево снять по дешёвому сценарию с недорогими артистами что-то похожее на кино и выгодно продать телеканалу. Быстро и легко. Дёшево и сердито. Первые образцы уже пошли в народ. Вот я о чём говорю… Не поддавайтесь.

18 октября

Вчера долго разговаривал по телефону со своим товарищем – кстати, он испытывает весьма сильные потрясения, связанные с кризисом… В общем, мы решили, что кризис не так уж плох. Во всяком случае, он вернёт большому числу людей чувство реальности. Это я про тех, кто потерял такое чувство и почувствовал себя если не небожителем, то кумом королю. Они жили так, как жить нельзя. Ну нельзя! А ещё мой товарищ сказал: «Может быть, теперь не так много будут вбухивать денег в кино. Может быть, приостановится это безумие. Ведь все кому не лень стали кинопроизводителями».

Может быть. Не знаю. Но то, что ощущаю очень остро, – это практически полное отсутствие контекста, хотя сам являюсь частью этого контекста. Я имею в виду культурный контекст. Если в театре ещё наблюдаются прорывы, если в литературе ещё можно на что-то ориентироваться и опереться, хоть с большим трудом, но можно, то в кино совсем беда. А контекст необходим. Контекст сам по себе определяет уровень, ниже которого если и можно – стыдно опускаться. А когда нет контекста, не стыдно ничего.

Поясню. В Великобритании и Америке существует невероятно высокий музыкальный уровень. По этой причине практически каждая группа чуть ли не любого колледжа демонстрирует такой саунд и такой драйв, какой труднодостижим для наших самых прославленных рок-н-рольщиков. Я часто смотрю сейчас отечественные фильмы шестидесятых-семидесятых годов. Многие помню ещё с детства, помню, как они мне не нравились. Многие раздражали. Да и сейчас вижу: так себе кино. Но это кино! В большинстве этих фильмов есть киноязык, есть стиль, видна работа. И очень хорошо виден некий средний уровень. А сейчас этого уровня нет. Пожилые мэтры на контекст не влияют. Они либо находятся в полувменяемом состоянии, либо исходят желчью по поводу сегодняшнего состояния культуры, либо создают произведения для узкого круга ортодоксальных поклонников и некоего круга специалистов. Есть среди них достойные люди, которые преподают студентам и давно уже не выходят на съёмочную площадку. Ну и ещё всё просвещённое киносообщество ждёт завершения многолетнего труда любимого и прекрасного Германа-старшего. Ждёт с надеждой, сомнениями и раздражением: мол, сколько можно ждать. Но даже если это будет подлинный шедевр, он не может составить контекста. И в хорошем же смысле скромные работы Хлебникова, Попогребского и некоторых других только и дают возможность сказать, что не всё потеряно. Но на самом деле состояние плачевно.

А главное – совершенно не чувствуется поступков. Наоборот, чувствуется их отсутствие. Для произведения искусства поступок художника – часто самое главное. И в этом смысле фильм «Пыль», сделанный на карманные деньги, – гораздо больший поступок, чем вся жизнедеятельность Тимура Бекмамбетова, наибольшие достижения которого приходятся на начало творческого пути, когда он снимал замечательную рекламу.

На днях пересмотрел в очередной раз фильм «Бег» Алова и Наумова. Очень рекомендовал бы тем, кто гордится слезами, выжатыми из них фильмом «Адмирал», посмотреть «Бег». Вот где поступок! В голове не укладывается, как можно было снять такое кино тогда. Я даже не буду говорить о художественных достоинствах фильма – у него сплошные достоинства. Но как им тогда удалось в такой тональности сказать о трагедии белого движения?! Какое у всего этого обаяние. Какая любовь! Какое чувство Родины! Да и патриотизм, в конце концов. Поклонники «Адмирала», не сочтите за труд, прочтите «Белую гвардию» Булгакова – или посмотрите «Дни Турбиных». Да даже в фильме «Адъютант его превосходительства», при всей его идеологической заданности, гораздо больше благородства и аристократизма.

Не надо гордиться своими слезами во время просмотра таких кинофильмов, как «Адмирал». Ох, не надо! Эти слёзы так же легковесны, как смех, вызванный телевизионным юмором. Лёгкость, с которой сейчас извлекаются смех и слёзы, поражает.

И ведь всё так стремительно меняется. Если полтора года назад я гневался и даже рассуждал о пошлости и бессмысленности Петросяна, то сейчас он вспоминается как что-то чуть ли не милое и ностальгическое. Его место заняло такое!.. Если несколько лет назад мы думали, что Сердючка – это всерьёз и надолго, то сейчас она/он – далёкое воспоминание. Если Ксения Собчак ещё совсем недавно была образцом беспредельной наглости и пошлости, то теперь она выступает чуть ли не экспертом по вопросам культуры. Во всяком случае, её мнение кем-то востребовано. Если П. Листерман издаёт книгу, и кто-то её покупает, и на эту книгу расходуется бумага, а для того чтобы сделать эту бумагу, рубят деревья… Если Егор Кончаловский продолжает снимать кино, и кто-то потом покупает билеты в кинотеатр… Этот ряд бесконечен. Думаете, мне не больно видеть людей, которых я считаю своими коллегами и даже друзьями и которые вдруг начинают вести отчаянно пошлые программы на НТВ, и в этих программах показываются в обнимку именно с теми образцами пошлости, с которыми ещё совсем недавно пытались бороться?..

Не думайте, я не пытаюсь сгустить краски. Я далёк от кризисного и отчаянного мировосприятия. Просто иногда накатывает.

Хочу сказать тем, кто написал: мол, пусть снимают, пусть делают, вы не лезьте, не критикуйте, не навязывайте никому своего мнения, короче, помалкивайте, мол, когда-нибудь количество перерастёт в качество. Простите, не могу. Полагаю, что заработал право не только иметь своё мнение, не только его высказывать, но и на нём настаивать. И из того количества, которое мы имеем, никакого качества не возникнет. Не может из этого потока выкристаллизоваться что-то настоящее.

Но и сердиться на всё это нельзя, я понимаю. Нельзя начать делать что-то в пику и вопреки тому, что происходит. Ничего не получится. То, что делается вопреки, вырастает из того же корня, что и то, вопреки чему это делается. Настоящее появляется из чистого замысла.

24 октября

Екатеринбург в очередной раз меня поразил. Год не был в городе, а там такого за это время понастроили! Достроить, правда, не успели – по-прежнему неуютно, как в квартире, в которой приходится жить и одновременно делать ремонт, – но размах замыслов поражает. И ещё очень порадовал состав пассажиров, когда летели в Екатеринбург и возвращались в Москву. Всё какие-то нестарые, современные люди, для которых этот маршрут явно привычный, много иностранцев, которые тоже, видно, летают по нему часто и в основном вполне сносно, а то и бегло говорят по-русски. То есть наполнение самолёта гораздо более опрятное, деловое и современное, чем рейсы на Ганновер, Дюссельдорф, Тель-Авив или Америку в целом. (Представляю, какие будут отклики из-за пределов страны.) Разговоров про кризис везде много, не только в самолёте, но и в Екатеринбурге, но уже слышал хорошие анекдоты. А если есть хорошие анекдоты на тему кризиса, значит, точно переживём.

6 ноября

Сегодня водил детей на «Мадагаскар 2». Все остались довольны. Прежде всего друг другом, ну и мультфильмом, конечно. Младшему, Саше, больше всего понравилась акула, которая появляется на экране на несколько секунд. То есть каждый нашёл своё. Я пил джин-тоник, дети ели попкорн. Лучшего времяпрепровождения не придумать.

8 ноября

На днях посмотрели с дочерью дома фильм японского аниматора Макото Синкая «5 сантиметров в секунду». Пожалуй, ничего подобного прежде не видел, это шедевр. Три новеллы о юношеской любви. Причём одна может разорвать сердце чувствительного мужчины, а другая то же самое может сделать с чувствительной женщиной. Это высокохудожественно, вас накрывает эта картина и захватывает с первых кадров так, будто вы сели в автомобиль, а через три секунды уже мчитесь со скоростью 200 км в час. Мультфильм нарисован так, что практически каждый кадр можно напечатать в виде плаката. Очень рекомендую.

Кстати, в комментариях я встретил разные высказывания о втором «Мадагаскаре». Так вот, я не хвалил мультфильм и не рекомендовал его к просмотру. Я хотел только сказать, что мы с детьми остались довольны этим походом. Чувствуете разницу?

А ещё вчера, практически ночью, посмотрели всем семейством (правда, в ужасном качестве, но терпения не хватило ждать, когда появится в нормальном виде) новый шедевр Хаяо Миядзаки «Рыбка Поньо на утёсе». Есть вариант перевода названия «Поньо с утёса». Это очень миядзаковский фильм, переходящий из вполне логичных, хоть и фантастических событий в какой-то сон. Впервые у него главный герой – маленький мальчик лет пяти. Как точно он его создал! Вообще эта картина – миядзаковский вариант «Русалочки», но только Русалочке тоже лет пять. Совсем нет врагов и всё наполнено счастьем. Вот что нужно смотреть, когда несколько поколений собираются у экрана.

Суббота заканчивается. Сегодня был удивительно солнечный день, и небо было, как в японских мультфильмах.

13 ноября

Сегодня первый спектакль в Париже. Второй день репетирую с переводчиком. Точнее, мы с ним медленно, в который раз, поскольку исполняли этот спектакль уже много, повторяем текст, и я потихоньку начинаю текст ненавидеть.

Сегодня солнышко, но прохладно. Париж зелёно-жёлтый. Здесь много вечнозелёных растений, в частности, плющей, которые цепляются маленькими острыми лапками, похожими на лапки многоножек, за стены и камни. Париж, как всегда, очаровательно замусорен, испачкан собачьими какашками и при этом неизменно величествен, аристократичен и вальяжен.

А сначала Париж мне совсем не понравился. Так случилось, что мне уже довелось поиграть в Лондоне, Берлине, Хельсинки… да где только не довелось! И даже в некоторых французских городах типа Авиньона и Гренобля. Но с Парижем всё не складывалось. Я очень ждал встречи с ним и предвкушал прекрасное впечатление, а он с первого раза не понравился, причём сильно. Приехал я в Париж в августе, была жуткая жара, и весь город был заполнен туристами в шортах. Я вообще этот вид одежды в городском пейзаже не люблю, а тут было невероятное число безумных людей с фотоаппаратами и в шортах. Короче, я тогда ничего не понял…

В следующий раз я приехал в Париж больше чем через год, для участия в осеннем фестивале, и играл восемь спектаклей в театре «Бастий». Только не подумайте, не в «Опера-Бастий», а в небольшом театрике недалеко от площади Бастилии. Меня поселили тогда не в гостинице, а в меблированной квартирке на улице Промонтье. Стояла ужасная погода, конец ноября. Перед серией спектаклей нужно было довольно долго репетировать. В общем, я провёл тогда в Париже три недели и каждый день ходил на работу одним и тем же маршрутом. Погода всё время стояла беспросветная. Через неделю моей жизни в доме, где была квартира, я знал всех, и все знали меня. Я знал всех собак, всех кошек, всех тётушек, которые с этими собаками прогуливались. Знал, во сколько приходит пьяненький сосед, знал, до которого часа они будут ругаться за стенкой с женой. Знал, что на лестничном пролёте между первым и вторым этажом громко скрипят две ступени (там один лестничный пролёт был деревянный).

А ещё на улице, по которой я ходил в театр и по которой возвращался, была овощная лавка, и её держал толстый улыбчивый марокканец. Я у него регулярно покупал маленькую дыньку, пару бананов и одно большое яблоко. День на пятый, когда я зашёл к нему в лавчонку, он сразу протянул мне пакет с моим привычным набором.

Это были не очень весёлые гастроли, можно даже сказать, было скучно. Но я тогда вдруг понял бездонность Парижа. Ощутив жизнь одной улицы, я прочувствовал наполненность жизни всех улиц Парижа. А ещё понял, что могу здесь жить. Пусть не всегда, но довольно долго. А так я могу сказать всего про несколько городов.

29 ноября

Вечером прилетел из Берлина в Калининград. 50 минут полёта – и вдыхаешь прибалтийский воздух. Много чего накопилось рассказать. Последний день в Париже был удивительно насыщенным, и в нём было много открытий. Но об этом потом. После того как в последний раз здесь писал, успел побывать в Вене, Цюрихе и Берлине, столицах трёх немецкоязычных стран, где состоялись презентации недавно вышедшей там книги «Рубашка».

Про книгу тоже скажу позже. Сейчас хочу рассказать про моего давнего товарища и коллегу Штефана Шмидтке, с которым знаком и работаю уже восемь лет. Штефан Шмидтке – природный немец, родившийся недалеко от Дрездена. В своё время он учился театральному искусству в Москве, а потом много и долго работал и работает в разных культурных структурах, таких как фестивали, театральные и прочие. Когда я играю в Германии, именно он меня переводит. Штефан переводил все мои пьесы, именно с его акцентом в романе «Рубашка» говорит француз Паскаль.

Книга «Рубашка» на немецком языке вышла в швейцарском издательстве, поэтому заезд в Цюрих был делом обязательным. Я заранее предупреждал организаторов, что швейцарской визы у меня нет и времени на её получение тоже. Но швейцарские организаторы уверяли меня, что однодневный визит в Цюрих с обычной шенгенской визой вполне возможен, и многие так делают. Я сомневался, много раз переспрашивал, но меня убедили.

Наутро после выступления в Вене мы со Штефаном, который переводил мне на встрече с читателями, поехали в аэропорт. Штефан выразил сомнение в том, что я смогу без визы лететь в Цюрих, но я показал ему письма из Швейцарии, в которых меня заверяли, что всё в порядке… Короче, пограничники меня не пропустили. Честно говоря, я был к этому готов, но нужно было срочно принимать решение. Вечером, в 8 часов швейцарская столичная публика, раскупившая билеты, ждала моего выступления. Мы стояли в аэропорту Вены, и было несколько вопросов: куда, собственно, податься, что со всем этим делать и как удержаться от желания немедленно позвонить организаторам и сказать: «Ну я же говорил, мать вашу!»

И тогда стал действовать Штефан. Всё-таки немцы – особенные люди… Он очень долго разговаривал с австрийским пограничником, потом с другим, потом с самым главным пограничником. Было ясно, что ему сказали, что в Швейцарию без визы российскому гражданину попасть невозможно. Услышав такой неоднократный и внятный ответ, Штефан раздобыл телефон швейцарского посольства в Вене. В это время наш самолёт улетел. Я категорически не верил, что есть смысл предпринимать какие бы то ни было действия, но не дёргался и наблюдал. А Штефан позвонил в посольство. Я немного понимаю немецкий… Штефан очень спокойно, очень дружелюбно в течение сорока минут раз семь-восемь объяснил швейцарцам суть проблемы. По всей видимости, ему пришлось переговорить со всеми работниками посольства. В итоге нас попросили подождать и пообещали перезвонить. Чего было ждать, непонятно. Но Штефан и не стал ждать. Он пошёл и забронировал места на все возможные рейсы до Цюриха. Как только он это сделал, из посольства перезвонили и сказали, что визу мне дадут в связи с исключительностью ситуации, и дадут очень быстро, но для этого у меня должна быть фотография и медицинская страховка. Как ни странно, медицинская страховка у меня была, но фотографии не было. Штефан умчался, и через 15 минут я стоял перед автоматом, в котором можно было сфотографироваться. У нас была надежда, что мы успеем на самолёт, который улетал так, что мы бы прилетели в Цюрих в начале шестого. В Австрии автоматы очень долго инструктируют вас о том, как следует фотографироваться, и ускорить этот процесс невозможно. Автомат выдавал инструкции по всем пунктам, а их было шесть. Слушая, как надо фотографировать детей, мы уже танцевали рядом с автоматом. Полные надежд, а также с фотографией и медицинским полисом, через пробки и весь город, мы приехали к швейцарскому посольству. Но минут за пять до нашего появления у швейцарцев начался обед, и нам пришлось час ожидать окончания приёма пищи работниками посольства. Наконец мы ввалились в консульский отдел, где, кроме нас, посетителей не было, и сообщили, что это мы, те самые, из аэропорта, которые звонили, те самые, у кого вышла книжка и кому обязательно нужно в Цюрих. Нам спокойно ответили, что нас тут ждали, взяли мои документы, дали заполнить анкету и куда-то удалились. Их не было около часа. За это время самолёт уже улетел.

Примерно каждые полчаса у меня возникало сильнейшее желание плюнуть, сказать, что я не обязан всем этим заниматься, уехать в какую-нибудь гостиницу и сказать организаторам, чтобы они сами расхлёбывали то, что заварили. Но рядом был Штефан, который обязан был делать то, что делал, ещё меньше, чем я. Он был просто мой переводчик, и не более того… Но он был спокоен и нацелен на победу.

Примерно через час после того, как у нас взяли документы, швейцарцы сообщили, что мой страховой полис не годится. Я был удивлён, потому что он был оформлен, собственно, для всего мира. Ну, то есть для пространства за пределами России. Но швейцарцы сказали, что нужен полис, рассчитанный именно на Швейцарию, а остальной мир – это остальной мир. При этом они вполне сочувственно сообщили, что с 1 декабря все эти проблемы закончатся, и можно будет въезжать в страну, имея такую визу, какая у меня, и с таким полисом, как у меня. Но до 1 декабря читатели в Цюрихе ждать бы не стали.