Кодекс чести

– А бандиты?

– Бандиты, да еще и вооруженные огнестрельным оружием, – вне закона. Ими занимаются санитары. В исключительных случаях – армия. Впрочем, пуля не всегда дает преимущество. Главное – воля и решимость победить.

Я пригубил вино, так похожее на кровь, и вспомнил один из дней, когда я только начинал работать помощником шерифа…

* * *

Маленькая серебряная звезда сверкала на груди, и мне казалось, что каждый прохожий замечает ее – хотя обращал ли я прежде внимание на помощника шерифа, идущего по улицам? Не больше, чем на любого другого человека. Ну, может быть, взгляд останавливался на звезде на одно мгновение – так же, как и на заколке в виде золотой или серебряной розы, рубинового ромба, белого, желтого или зеленого листа, трилистника, красного или бахромчатого гладиолуса…[1 - Все перечисленные знаки демонстрируют ранг мастера одной из известных фехтовальных школ, которых насчитывается в России около тридцати.]

Даже с маленькой звездой я уже не просто гражданин – представитель закона. Я не могу пройти мимо валяющегося на улице пьяного, зажав нос, – мне нужно помочь ему или доставить в отделение полиции, если его поведение антиобщественно. Не могу снисходительно отнестись к опасным шалостям детей – иначе они поймут, что можно вести себя так, а там недалеко и до прямого нарушения закона. Я должен следить за благонравием жителей, до которых прежде мне не было никакого дела – своих проблем хватало. И еще я могу отказаться от любой дуэли, на которую меня вызывают, – и это никоим образом не повредит моей репутации. Странное, в чем-то даже опасное ощущение… Но я, конечно, никогда не буду отказываться от дуэли.

Огромный револьвер, положенный мне по должности, я часто оставлял в сейфе. С детства нам втолковывали, что огнестрельное оружие – выдумка трусов, которую допустимо применять только против таких же трусов – если нет иной возможности. Честный клинок и дура-пуля – любой достойный человек сделает выбор в пользу клинка. Пользоваться огнестрельным оружием – все равно что плескать противнику в лицо кислотой, бить его в спину или из-за угла.

В армии нам объяснили, что противостояние внешнему врагу требует применения винтовок, пушек, ракет. На войне не только можно, но и нужно прятаться за танковой броней, обрушивать на врага многопудовые снаряды корабельных орудий линкоров, утюжить землю залпами артиллерийских батарей. В том случае, если противник не желает вести честную войну.

Мне повезло – я попал в пехоту, точнее, в мотострелковые части. Хотя я тяготел к естественным наукам, мне совсем не хотелось служить в танковых войсках, артиллерии или на подводном флоте. Пусть этим занимаются те, кто хочет посвятить армии всю жизнь. Мне достаточно научиться военному делу, отдать Родине свой долг. К тому же мотопехота воевала примерно так же, как и сто, и двести лет назад. Менялось оружие, модернизировалась тактика – но противостояние лицом к лицу с врагом никуда не делось. Служба в пехоте – это не сидение в глубокой шахте на стартовой позиции межконтинентальных баллистических ракет. Пусть каждая ракета, оснащенная ядерной боеголовкой, может нанести больший вред врагу, чем взвод, рота, а то и батальон мотопехоты, – если случится война, мне все же хотелось бы воевать с реальным врагом, а не вести огонь по квадратам.

После полугода службы в части нам вновь разрешили дуэли – но большинство вызовов, имевших место в первые месяцы службы, были аннулированы – негоже драться с боевыми товарищами из-за пустяков. А ссорились мы поначалу именно по мелочам. Молодые, неопытные, необстрелянные солдаты просто притирались друг к другу.

В армии меня научили драться с помощью автоматической винтовки Калашникова – АВК, стрелять из револьвера и пистолета. Мы легко управлялись с гранатометом и переносным зенитно-ракетным комплексом. Но носить револьвер «на гражданке», даже имея серебряную звезду на груди? Это казалось проявлением трусости. Поэтому я гордо шагал по городу – клинок еще не изменял мне, и я надеялся, что смогу призвать к порядку любого нарушителя, тем более что мастер любой фехтовальной школы, превосходящий меня искусством, никогда не станет совершать бесчестных поступков.

А вот жители – те, что официально отказались от обязанностей гражданина и тем самым не получили и многие права, – порой вели себя не слишком цивилизованно. Вот и сейчас в Нахичеванском районе, где жителей обитает гораздо больше, чем граждан, молодежь кучковалась по темным углам, шумела, поглядывала на прохожих. На меня, конечно, никто и глаз не смел поднять – шпага в ножнах, да еще и серебряная звезда на груди. Но попадется такой компании пьяный – могут ограбить или избить. Развлечения у молодых жителей бывают не слишком хороши.

На углу Театрального сквера, метрах в двухстах, раздался звон разбитого стекла, послышался крик, топот. Похоже, разбили витрину цветочного киоска. Пройти мимо вряд ли возможно, даже если бы я только что получил шпагу. А как помощник шерифа я должен был реагировать незамедлительно и со всех ног бросился к месту происшествия.

Торговец, пожилой армянин, скорчившись за витриной, зажимал руками разбитую голову. Пальцы его были в крови, черные волосы казались мокрыми. Дело оказалось серьезнее, чем можно было подумать сначала.

– Кто? Сколько? Куда побежали? – быстро спросил я.

– Четверо парней. Выручку забрали, – заикаясь, прошептал торговец.

Грабеж, да еще с телесными повреждениями… Хорошо, что я оказался рядом.

– Вызвали полицию? Телефон есть?

– Нет… Телефон есть. Я принимаю заказы. Принимал…

Аппарат нашелся под прилавком – я набрал «111», представился и назвал адрес. «Скорая» приедет через пять минут, полиция может среагировать и быстрее – если патруль где-то поблизости.

Но мне некогда было ждать патруля. Обнажив клинок, я помчался в глубь парка. Парочки, испуганные ватагой грабителей, при виде человека с обнаженным клинком пятились и бросались прочь – ничего хорошего картина не сулила.

На выходе из темной аллеи я едва не столкнулся с молодым человеком в распахнутом темном плаще – на его поясе висела шпага. Гражданин, которого редко можно встретить в этой части города в такое позднее время.

– Что-то произошло, шериф? Могу я быть полезным? – Он сразу заметил серебряную звезду на груди и предложил помощь – как сделали бы большинство граждан на его месте. А шерифом называл меня как представителя власти – то, что я только помощник и моя серебряная звезда меньше, чем у полновластного шерифа, сейчас значения не имело.

– Спасибо, сударь, дело не слишком серьезное. Четверо жителей ограбили цветочный киоск, ранили торговца. Я боюсь отвлечь вас от дел.

– Что вы, шериф. Я сделаю все, что потребуется.

– Тогда следуйте за мной.

Мы помчались рука об руку.

– Никита, – представился я на ходу.

– Андрей.

– Рад. Живете в этом районе?

– Нет. Приезжал в гости.

Скорее всего провожал девушку. Впрочем, какая разница? Молодой гражданин, как и я, недавно отслужил в армии, его помощь может мне пригодиться. Если мы, конечно, догоним негодяев.

Бежать пришлось недолго. Завернув за угол по главной аллее, мы увидели четырех парней, один из которых сжимал в руках большой букет роз – явно не купленный. Грабители не стали утруждать себя, решив, что раненый торговец за ними не погонится, а полиция не успеет среагировать быстро. Сейчас эта четверка брела по аллее – возможно, высматривая очередную жертву. Один сильно покачивался – был пьян. Да и остальные двигались не слишком твердо.

В дальнем конце аллеи разговаривали две девушки. Возможно, именно они вызвали интерес негодяев. Надо же куда-то деть украденные цветы? Попытаются познакомиться, не иначе.

– Наверное, они, – скорее для порядка сообщил я Андрею. Тот кивнул.

Парни выглядели уверенными в себе. Тот, что с цветами, – очень крупный, едва ли не на голову выше меня, хотя я в общем-то совсем не низок. Самый пьяный – щуплый, невысокий, но даже в разболтанных движениях читались агрессия и угроза. Именно так выглядят закоренелые уголовники – во время службы мне немного приходилось общаться с такой публикой. Остальные двое – просто крепкие молодые ребята. Стрижка короткая, плечи широкие. Одеты все в джинсы и пиджаки – типичные обитатели рабочих кварталов.

Двукратный перевес в численности нас нисколько не смущал – мы были вооружены и умели обращаться с оружием. Проблема только в том, что хулиганы могут кинуться врассыпную – поймать всех будет тяжело. Мы не имеем права упустить никого из преступников – расплата за любое правонарушение должна быть скора и неотвратима.

– Девчонки, таких цветов вам никто не дарил, – заплетающимся языком проговорил крупный парень с букетом – видно, лидер компании. – А мы подарим. Будете нас любить?

Девчонки шарахнулись в сторону, подонки кинулись следом.

– Стоять! – приказал я.

Девчонки испугались еще больше – даже кричать не стали, только бросились через кусты, не заботясь о целости колготок и коротких юбочек. Парни удивленно обернулись. Все разом. Увиденное их, судя по всему, сильно удивило. Человек с шерифской звездой и обнаженным клинком мог быть очень опасным. В принципе, по закону, я мог безнаказанно убить их всех на месте – хотя ни один шериф в своем уме, конечно, не стал бы этого делать.

– Дворянчик, – сквозь зубы процедил пьяный худощавый тип. Когда он повернулся к нам лицом, я понял, что он лет на пять старше других. Может быть, даже старше меня. – Мочи дворянчиков!

Кровь бросилась в голову – что себе позволяет эта пакость? Мало того что он угрожал нам – он еще и пренебрежительно отозвался о всем дворянском сословии. Впрочем, уже несколько лет сословные различия официально отменены Конституцией – есть граждане и жители, не важно, каков род их занятий, на статусе это не сказывается. Но это не значит, что дворянин, который преданно служит Родине, перестает чувствовать себя дворянином.

В руке худощавого появился какой-то короткий предмет. Самострел. Запрещенное оружие. Даже ношение его карается каторгой.

– Осторожно! – крикнул я Андрею.

Но тот заметил опасность в тот же момент, что и я. Повернувшись к бандиту боком, он все же бросился вперед.

Я не мог допустить, чтобы случайно привлеченный гражданин пострадал из-за моей нерасторопности. Мне нужно было опередить Андрея на несколько шагов. Поэтому я рванулся к вооруженному преступнику.

Тот перевел взгляд с Андрея на меня, вскинул руку и выстрелил. Боль обожгла бок – но я мог двигаться. Андрей ускорился – кто знает, может, у худого не просто самострел, а самый настоящий пистолет? И в нем несколько зарядов. Или самострелы есть еще у кого-то из компании самоубийц? Потому что стрелять на улице может только человек, подписавший себе приговор на каторжные работы. Стрелять в гражданина – потенциальный самоубийца. Стрелять в шерифа, полицейского, любое должностное лицо… Ну, не знаю – это уже случай клинический. Пожизненная каторга – единственный возможный исход подобных действий.

Парни тем временем поняли, что ничего хорошего им ждать не приходится. События развивались стремительно, и только один успел сообразить, что лучшее – просто попытаться убежать. Срок каторги меньше. Здоровяк хлестнул Андрея букетом. Точнее, попытался хлестнуть. Хороший фехтовальщик без труда ушел от удара и в движении всадил под ребро противнику несколько дюймов стали. Бил в легкое, чему учат во всех хороших фехтовальных школах. Убивать жителя совершенно ни к чему. Им займется полиция – зачем брать на себя грех, ответственность, обязанность судить?

Еще один парень взмахнул короткой дубинкой – видно, ею они ранили торговца. И где он только ее прятал? Под широким клетчатым пиджаком – такие сейчас вошли в моду у жителей?