Фиеста

– Ты, надеюсь, не фламандец?

– Нет, американец.

– Слава богу, терпеть не могу фламандцев.

Мы подъезжали к ресторану. Я крикнул кучеру, чтобы он остановился. Мы вышли, и Жоржет ресторан не понравился.

– Не очень-то шикарное место.

– Нет, – сказал я. – Может быть, ты предпочитаешь поужинать у Фуайо? Села бы обратно в фиакр да поехала.

Я взял ее с собой потому, что у меня мелькнула смутная сентиментальная мысль, что приятно было бы поужинать с кем-нибудь вдвоем. Я давно уже не ужинал с «курочкой» и забыл, как это нестерпимо скучно. Мы вошли в ресторан и мимо конторки, за которой сидела мадам Лавинь, прошли в заднюю комнату. От еды Жоржет слегка повеселела.

– Здесь не так плохо, – сказала она. – Не шикарно, но кормят хорошо.

– Лучше, чем в Льеже.

– В Брюсселе, ты хочешь сказать.

Мы выпили вторую бутылку вина, и Жоржет стала шутить. Она улыбнулась, показывая все свои испорченные зубы, и мы чокнулись.

– Ты, в общем, славный малый, – сказала она. – Свинство, что ты болен. Мы бы поладили. А что с тобой такое?

– Я был ранен на войне, – сказал я.

– Уж эта противная война!

Мы, вероятно, пустились бы в рассуждения о войне и решили бы, что она приводит к гибели цивилизации и что, может быть, лучше обойтись без нее. С меня было довольно. Как раз в эту минуту кто-то крикнул из первой комнаты:

– Барнс! Эй, Барнс! Джейкоб Барнс!

– Это мой приятель, – объяснил я и вышел.

За длинным столом сидел Брэддокс с целой компанией: Кон, Фрэнсис Клайн, миссис Брэддокс и еще какие-то незнакомые мне люди.

– Едем танцевать, да? – спросил Брэддокс.

– Куда танцевать?

– В дансинг, конечно. Разве вы не знаете, что мы снова ввели танцы? – вмешалась миссис Брэддокс.

– Поедем с нами, Джейк. Мы все едем, – сказала Фрэнсис с другого конца стола. Она сидела очень прямо и усиленно улыбалась.

– Конечно, он поедет, – сказал Брэддокс. – Идите сюда, Барнс, и выпейте с нами кофе.

– Хорошо.

– И приведите свою даму, – смеясь, сказала миссис Брэддокс. Она была уроженкой Канады и отличалась свойственной канадцам непринужденностью в обращении.

– Спасибо, сейчас придем, – сказал я. Я вернулся в заднюю комнатку.

– Кто такие твои приятели? – спросила Жоржет.

– Писатели и художники.

– Их пропасть в этом районе.

– Слишком много.

– Слишком. Хотя кое-кто хорошо зарабатывает.

– О да.

Мы кончили ужинать и допили вино.

– Пойдем, – сказал я. – Кофе будем пить с ними.

Жоржет открыла сумочку и, смотрясь в зеркальце, провела несколько раз пуховкой по лицу, подкрасила губы и поправила шляпу.

– Идем, – сказала она.

Мы вошли в переполненную публикой комнату; Брэддокс и остальные мужчины за столом встали.

– Позвольте представить вам мою невесту, мадемуазель Жоржет Леблан, – сказал я. Жоржет улыбнулась своей чарующей улыбкой, и мы всем по очереди пожали руки.

– Скажите, вы родственница певицы Жоржет Леблан? – спросила миссис Брэддокс.

– Не знаю такой, – ответила Жоржет.

– Но вас зовут так же, – приветливо сказала миссис Брэддокс.

– Нет, – сказала Жоржет. – Ничего подобного. Моя фамилия Хобэн.

– Но ведь мистер Барнс представил вас как мадемуазель Жоржет Леблан. Разве нет? – настаивала миссис Брэддокс, которая от возбуждения, что говорит по-французски, плохо понимала смысл своих слов.

– Он дурак, – сказала Жоржет.

– Ах, значит, это шутка, – сказала миссис Брэддокс.

– Да, – сказала Жоржет. – Чтобы посмеяться.

– Слышишь, Генри? – крикнула миссис Брэддокс через весь стол своему мужу. – Мистер Барнс представил свою невесту как мадемуазель Леблан, а на самом деле ее фамилия Хобэн.

– Конечно, дорогая! Мадемуазель Хобэн, – я давно с нею знаком.

– Скажите, мадемуазель Хобэн, – заговорила Фрэнсис Клайн, произнося французские слова очень быстро и, по-видимому, не испытывая, подобно миссис Брэддокс, ни особенной гордости, ни удивления оттого, что у нее действительно получается по-французски. – Вы давно в Париже? Вам нравится здесь? Вы любите Париж, правда?

– Кто это такая? – Жоржет повернулась ко мне. – Нужно мне с ней разговаривать?