Всадники проклятого леса

А если они никуда не уходят, а просто сидят в сугробе? Засада у них такая, именно на этом участке. Выскакивают и уничтожают всех, кто попадается им на пути.

Нет, нет! Только бы все остались живы!

Антону впервые стало безумно жалко неуклюжего Мишку. Это ведь невозможно, невероятно, чтобы он его больше не увидел. Никогда, никогда? Ни на минуточку? Верещагин так расстроился, что чуть не расплакался прямо под этой дурацкой елкой.

Холодало. Надо было выбираться и идти в лагерь. Не замерзать же, сидя в сугробе!

Антон прикинул, откуда он пришел и куда попал. Выходило, что, уходя от погони, бежал он в противоположную сторону от лагеря. Теперь надо возвращаться к тропинке, миновать ее и идти, не сворачивая, прямо. Если костер не затушили, то у него есть шанс не пройти в темноте мимо и выбраться прямо к палаткам. А если затушили и легли спать…

Нет, лучше не думать об этом. Не лягут они, не дождавшись его. Олег Павлович весь лес на ноги поставит, сто костров разведет, но возвращающегося Антона встретит.

Верещагин выбрался из-под елки. Разгоряченное бегом лицо стал щипать морозец.

К лыжне он шел, ориентируясь по своим следам. Да, натоптал он здесь славно, как будто бульдозер прошел. Если всадники хорошо видят в темноте, то они могли легко найти его. Но, видимо, в таком мраке они вообще ничего не видят, иначе бы давно догнали его. Да и преследовать такую мелкую жертву им, наверное, неинтересно.

Вот и замечательно!

Антон дошел до елок, за которыми проходила тропинка.

Быстренько перебежать ее, пройти еще минут десять. И все закончится.

Он шагнул в сугроб.

Вдруг из соседнего сугроба с холодным треском рванулся конь. От ужаса у Антона тут же все онемело. Конь заржал, танцуя на одном месте, и прыгнул на него. Ноги Верещагина подкосились, он упал в снег. В голове билась одна мысль: «Перейти тропинку, перейти тропинку!» На четвереньках он побежал вперед. Одна варежка свалилась с руки. Он за ней потянулся, не удержал равновесие и кубарем выкатился на лыжню.

Громкое ржание над головой оглушило Антона. Над ним блеснули копыта вставшего на дыбы жеребца. Антон снова вскочил на четвереньки и бросился через тропинку. Копыта впечатались в снег рядом с его рукой. Глубокий след от копыта тут же затянулся ровной корочкой снега. Конь всхрапнул, снова поднимаясь на дыбы. Антон откатился в сторону, двинулся вперед, но прямо перед ним возник еще один всадник. Конь нервно перебирал жилистыми ногами.

Рыжик видел все так отчетливо, как будто сейчас была не ночь, а ясный день – ошалевшие глаза лошадей, напряженные ноги, оскаленные морды, хлещущие по бокам хвосты, прижатые уши.

– Человек!

Третий всадник мчался по тропинке, конь дергался из стороны в сторону, тряс огромной мордой, билась на скаку грива, глухо звякали медяшки на сбруе.

– Мама!

Антон приподнялся, рукой закрываясь от мчащегося на него ужаса. Перед ним конь резко остановился, обдав его снежной крошкой. Воздушной волной Верещагина опрокинуло на спину. По инерции он кувыркнулся еще раз, на руках подтянул себя к сугробу и, загребая под себя снег, утонул в нем.

Из-за елки тут же показалась высокая темная фигура, полоснул по веткам плащ. Лошадь, легко выпрыгивая из глубокого снега, мчалась прямо на Антона.

– Отстаньте от меня! – взвизгнул он, пораженный тем, как запросто лошади преодолевают сугробы.

Он вскочил и помчался куда-то в темноту, головой прорубая себе дорогу среди веток деревьев. Ноги цеплялись за низкие кусты, еловые лапы больно били по глазам, корявые ветки не давали пройти. Валенки давно были полны снега, ноги еле-еле двигались. Воздуха легким не хватало. Верещагин хрипел и сопел. Ему казалось, что голову вот-вот разорвет от напряжения. А вокруг весь лес был заполнен треском веток и скрипом снега. Его преследовали отовсюду – слева, справа, сзади. Вот уже кто-то и спереди поднимается из-за мохнатой елки.

– А! – Антон отпрыгнул в сторону. Шваркнула по веткам широкими крыльями птица.

Бежать дальше не было никаких сил. Деревья будто специально встали стеной, елки скопили на своих лапах весь месячный запас снега, сугробы возникали именно там, где Антон должен был пробежать.

Он споткнулся и упал за какой-то пенек. Кровь бешено стучала в голове. Непослушными руками стал стаскивать прилипший к ноге валенок. Каждое движение давалось с трудом.

Из валенка высыпалось столько снега, что было удивительно, как там еще нога могла поместиться. С кряхтением Антон перегнулся, чтобы опять надеть валенок, и замер, прислушиваясь к звукам.

Рядом скрипел снег. Медленно, ритмично. Среди тишины леса звук был громким и настойчивым.

Хруст, хруст, хруст. Фырк!

Вздохнула лошадь. Звякнуло железо.

Опять?

Антон почувствовал, как деревенеют его мышцы, как напрягается шея. Казалось, что поворачивается она со скрипом. И этот скрип раздается по всему лесу.

Конь стоял в нескольких шагах от него и нюхал снег. Потом он дернул головой.

По лесу прокатился то ли крик, то ли вздох.

Это заставило Антона сорваться с места. Прижимая к себе валенок, совершенно не ощущая холода разутой ногой, он мчался куда-то в темноту, только бы оказаться подальше от этого звука.

Конь заржал и прыгнул следом. Его тяжелые копыта сотрясали землю. Снег стал еще более глубоким, Антон уже не бежал, а с трудом волочил ноги. Из последних сил, крепко прижимая к себе валенок, он двигался к прогалу, маячившему впереди. Ему почему-то представилось, что если он не уронит этот дурацкий валенок, то все закончится хорошо.

Деревья расступились, за ними шла широкая просека. После глубокого снега на дороге Рыжик почувствовал себя легко и свободно. Он буквально пролетел хорошо утоптанную тропинку и снова углубился в лес. Лагерь был где-то рядом. Он узнал просеку, значит, бежать осталось совсем немного.

От напряжения перед глазами ходили круги. Верещагину мерещилось, что костер – вот он, рядом, за елкой. Но за елкой ничего не было, кроме белого снега и колючих иголок.

– Эге-гей!

Голос раздался откуда-то справа и сзади.

– Народ! – крикнул Антон.

Это ему показалось, что он крикнул, а на самом деле прохрипел, уткнувшись подбородком в колючий войлок валенка.

Он остановился.

«Где ты, где ты, где ты!» – ухало вокруг.

«Ан, ан, ан», – отзывалось сердце.

По ушам резанула острая боль. Антон вскрикнул, хватаясь за голову. И тут же в его сознание ворвалась масса звуков, глаза различили движущиеся вокруг фигуры, мечущийся по темным деревьям электрический свет.

– Верещагин! – взвыл голос Карины в десяти шагах от него.

По фигуре Антона мазнул лучик фонарика и дернулся в сторону.

– Рыжий! – со всей дури орал Андрюха Васильев.

Перед его носом пронеслась горящая головешка. Рядом захихикали.

В Антона кто-то уперся, ослепил его светом фонарика. Это была Настя Павлова.