Манускрипт дьявола

Хоть я изображал суровость, но внутри позволил себе расслабиться. Этот слизняк сделает все, что я скажу, но нужно ковать горячее железо. Сейчас мальчишка потрясен, но стоит нам избавиться от его дяди, вернув труп в могилу, и алчность возьмет в нем верх над страхом.

– Решайтесь! – поторопил я его. – Тайник, указанный лордом, могут раскопать другие, и тогда оставаться вам без денежек…

Моя угроза решила дело: юный Сибли дернулся, бросил взгляд в темноту сарая, где белело накрытое холстиной тело, и согласно кивнул.

– Отправляйтесь к себе, я буду ждать вас здесь, – распорядился я. – Привезете мне столько же, сколько уже заплатили. Это куда меньше, чем треть клада! – пояснил я, видя, что на лице мальчишки появилось сомнение. – Подумайте, сколько денег скопил ваш дядя за долгую жизнь! И все это достанется вам! Я еще мало прошу, потому что испытываю симпатию к вам, милый юноша…

«Милый юноша» слегка скривил губы, услышав последние слова, но подозвал слугу и велел привести верховую лошадь, дожидавшуюся его на привязи за сараем. Приглушенно простучали копыта по влажной земле, и мы остались втроем: я, Жорж и слуга, торопливо убравшийся к своей повозке.

Наследник отсутствовал недолго: прискакал обратно, спрыгнул с лошади, бросил поводья слуге. На поясе у него болтался приятный и увесистый на вид мешочек – точь-в-точь такой же, какой я получил накануне. Ричард направился ко мне, и я мысленно предвкушал удачное завершение дельца, но тут случилось непредвиденное.

– Стойте! – раздался громкий крик, заставивший всех нас остолбенеть.

Я резко обернулся. Увиденное заставило меня выругаться: к нам бежал, спотыкаясь, кладбищенский сторож, а за ним следовала толпа человек в двенадцать, часть из которых была вооружена.

– Осквернитель! – визжал сторож, тыча в меня пальцем. – Осквернитель могил!

Молодой Сибли отпрыгнул от меня, словно кузнечик, и заветный мешочек остался у него в руках.

– Хватайте его! Держите! – продолжал надрываться мерзавец. – Стреляйте в него!

Я заметил взгляд, брошенный моим Жоржем, и понял, что дело плохо: этот прохиндей поможет схватить меня, чтобы выйти сухим из воды. Сам бы я поступил именно так. В следующий миг он сделал шаг ко мне, и выражение на его лице недвусмысленно свидетельствовало о том, что я оказался прав в своих предположениях.

Терять времени было нельзя. Подскочив к слуге, я вырвал у него из рук поводья, вскочил на лошадь и пришпорил ее. Лошадка ответила мне возмущенным ржанием, а все прочие – криками. Грохнул выстрел, и я пригнулся. Чего доброго, эти болваны и в самом деле пристрелят меня!

Оставалась лишь одна дорога – к лесу, и я пустился вскачь в сторону темной зубчатой громады. Крики за спиной постепенно стихли, но я то и дело оборачивался, чтобы убедиться в отсутствии преследования. С них сталось бы отправиться за мной в повозке!

Черт возьми, а ведь как хорошо все было задумано! Получив свою долю от наследника несговорчивого лорда, я поведал бы ему, что деньги спрятаны за старой заброшенной мельницей, всего в двух милях от поместья старого Сибли.

Конечно же, я побывал на ней и позаботился о том, чтобы все выглядело достоверно: раскопанная на заднем дворе у ограды яма должна была показать мальчишке, что кто-то до него уже успел прибрать к рукам богатства лорда, как я и предупреждал. Но с меня-то какой спрос? Я лишь обещал узнать, где был закопан клад, а не брался отвечать за его сохранность.

В итоге наследник остается ни с чем, а я с вознаграждением – полученным, заметьте, совершенно заслуженно.

Если бы не сторож, поднявший на ноги половину Ланкастера! Да, худое вышло дело… Нынешние законы предписывают нещадно карать и тех, кто грабит покойников, и тех, кто творит над ними колдовские дела, а уж в чем-нибудь одном меня обязательно обвинили бы. И попробуй обели себя при таких-то свидетелях, как младший Сибли со слугой и проходимец Жорж… Нет, как ни кидай кости, выходило, что в Ланкастер мне пути нет, и чем дальше я окажусь от него в ближайшее время, тем лучше будет для моей шкуры.

Я направил лошадь прямиком через лес и к полудню выехал на широкий тракт, с одной стороны которого извилистой зеленой змеей тянулась живая изгородь, над ней вились пташки. Денег, что спрятаны в моем поясе, хватило бы ненадолго, а значит, нужно было сообразить, где раздобыть звонких монет, да побольше.

Кое-что, признаться, я придумал, пока ехал через лес… Но для того, чтобы мой замысел удался, мне потребовались бы вся наглость с удачливостью.

Глава 2

– Снегопад в мае становится доброй традицией, – проворчал Бабкин, продавливая ботинком лед, сковавший лужу на асфальте.

Лед хрустнул, потрескался и просел под его тяжестью, но вода в лунке не выступила.

– Видал? Все насквозь промерзло!

– Я сам насквозь промерз, – отозвался Макар, у которого зуб на зуб не попадал с той самой секунды, как они вылезли из машины. – Почему мы не припарковались у подъезда?

– Ты бы оставил свои барские замашки, – посоветовал Сергей. – Сюда на велосипеде-то въехать страшно, не то что на машине!

Он посмотрел на потрескавшийся асфальт, весь в колдобинах и ямах, перевел взгляд на высоченный тополь, зеленеющие ветки которого, как пухом, были покрыты снегом. Странное дело: деревья в этом старом дворе росли как вздумается, и никто не подрезал им ветки, не формировал верхушки и не красил стволы белой краской. Внутри палисадника стояли рядком пять можжевеловых кустов, похожих на большие коконы. На каждый кокон нахлобучена снежная шапка.

Весь этот изветшалый район был застроен кирпичными пятиэтажками и обладал особым очарованием – очарованием несовременного, давно обжитого места. Люди, обитающие здесь, любовно обустраивали свои дворики: красили скамеечки у подъездов, сажали цветы под окнами и приносили игрушки на детские площадки. Одна такая площадка находилась прямо напротив подъезда, к которому шли Сергей с Илюшиным, и оба усмехнулись, поглядев на нее: с верхушки маленькой снежной горки, неумело утрамбованной детской лопаткой, на них заносчиво взирала ядовито-зеленая пластмассовая лягушка.

– Торжество лета над зимой, – прокомментировал эту картину Бабкин.

– Ожидания, которым не суждено сбыться, – возразил Макар. – Думаешь, зачем она там сидит? Комаров ждет. А комаров в ближайшее время не предвидится. Только большие и несъедобные снежные мухи.

– Пессимист ты, вот что я тебе скажу.

– Я реалист. Смотрю на мир без розовых очков. Кстати, об очках – наш клиент уже ждет.

Возле подъезда застыл высокий сухопарый мужчина лет пятидесяти со стоящими торчком очень светлыми, будто крашеными волосами, при первом взгляде показавшийся Сергею иностранцем. Наверное, как раз из-за сочетания упомянутых Илюшиным очков с шарфом. Очки были прямоугольные, в тонкой поблескивающей оправе, и вид имели неприлично дорогой и заграничный. А шарф – нежно-розовый, крупной вязки, с длинными кистями и сам длинный, судя по тому, что владелец обмотал его вокруг шеи три раза.

Сергей Бабкин впервые увидел мужчину, который не только согласился надеть розовый шарф, но и вышел в нем на улицу. До этого дело с клиентом имел Илюшин, который о шарфе умолчал.

– Здравствуйте! Куликов, Аркадий Ильич, – мужчина протянул Бабкину руку до того, как Макар успел его представить. Рукопожатие у него было крепким, покрасневшие глаза за стеклами очков глядели на сыщика испытующе.

– Сергей. Сергей Бабкин.

– Давайте поднимемся в квартиру.

Куликов пробежался пальцами по клавишам домофона, словно наиграл неслышную мелодию, и вслед за Макаром и Бабкиным вошел в подъезд.

На первом этаже под лестницей стояла коляска, а рядом, прислоненный к стене, ждал весны синий детский велосипед. Бабкин подумал, что давно не видел подъездов, где жильцы так спокойно оставляли бы коляски и велосипеды без присмотра.

– Поэтому Наташа никуда не хочет отсюда переезжать, – сказал Куликов, поймав взгляд Сергея и правильно истолковав его. – Говорит, здесь особенный район. В этом она права. Я не раз предлагал ей поменять квартиру, но она отказывалась.

Поднявшись на четвертый этаж, он достал ключи.

– Оперативники осмотрели квартиру? – спросил из-за его спины Макар.

– Да, утром.

– Результаты?

– Никаких. Вещи не тронуты, деньги не исчезли, даже документы на месте. Отпечатков пальцев нет.

Он обернулся к Бабкину с Илюшиным и суховато закончил:

– Вся надежда на вас.

Сперва Сергею послышалась ирония в его словах, но почти сразу он понял, что никакой иронии здесь нет, а есть страх и страдание, спрятавшиеся под маской сдержанности. Аркадий Ильич дважды провернул ключ в скважине, и дверь распахнулась, открывая вход в очень светлый коридор, в первую секунду показавшийся Бабкину заросшим травой.

Сделав шаг внутрь, он увидел, что никакой травы, конечно, в квартире Наташи Куликовой нет. На полулежал пушистый ковер с торчащими вверх зелеными ворсинками разной высоты, похожий на покрывало из мха – не хватало только ягод брусники или клюквы. Белые стены внизу разрисованы ветвями и листьями.

– Проходите, пожалуйста, – попросил сзади Аркадий Ильич. – Комната справа.