Манускрипт дьявола

«… Джейн сегодня утром была бледна. Я обеспокоился ее здоровьем, но она заверила меня, что причина – в ее переживаниях обо мне. Как же я был растроган! Жена опасается, что растущая слава Эдварда может повредить мне. Голубка моя! Я объяснил, что в сравнении со мной Эдвард – никто, но она приводила все новые доводы и в конце концов заставила меня задуматься. Однако по зрелому размышлению я пришел в выводу, что беспокоиться не о чем, королева благоволит мне. Когда я сказал ей все это, мне показалось, что Джейн сердится, но она промолчала».

И, наконец, последняя запись о миссис Ди, сделанная всего месяц назад.

«Вернувшись, я застал ее заплаканной. Сперва она отказывалась выдать причину слез, но я настаивал, и тогда Джейн призналась: в мое отсутствие Келли вел себя непозволительно. Моему гневу не было предела, но жена умоляла меня не волноваться, поскольку волнение вредно для моего пищеварения, и в конце концов для ее спокойствия я пообещал, что не буду говорить с ним о произошедшем. Однако если он даст еще один повод, я вышвырну его как собаку!»

Лживая сука! Я выругался, но, забывшись, сделал это слишком громко. За дверью послышались шаги, и мне пришлось спешно скрывать следы своего пребывания в библиотеке, а затем прятаться самому.

Стоя между шкафом и портьерой, я обдумывал прочитанное. Значит, крошка Джейн тихо готовила наступление, пока мои войска были расквартированы на зиму… Лишена мелочной жестокости, как же! За все время, что я живу здесь, мне и в голову не пришло задуматься, как выглядят ее куриные ляжки под юбкой, а она говорит о «непозволительном поведении»!

До чего же вовремя я обнаружил записи Джона! Не нужно быть человеком большого ума, чтобы сообразить: поначалу мое присутствие не вызывало у миссис Ди возражений, поскольку она видела, что я полезен ее супругу. Будучи женщиной неглупой, она молчала и наблюдала со стороны. Но что-то заставило ее изменить мнение, и хитрая бабенка принялась точить камень по капле. Продолжи она в том же духе еще пару-тройку месяцев, и мне пришлось бы оправдываться перед Джоном.

Но он-то как хорош! Прекрасно понимая, что не может выгнать меня, наш трусоватый алхимик решил прикрыться заботами о спокойствии жены. Думаю, последние лет десять он не согревал постель своей супруги, и в глубине души ему все равно, с кем она спит. Но статус рогоносца Джону не по вкусу. Что ж, надо подумать, как обратить ситуацию в свою пользу.

Весь день я ломал голову, пытаясь понять, как же справиться с внезапно возникшей напастью. Больше всего меня выводило из себя то, что в обвинениях Джейн не было и капли правды! Ну не смешно ли, что поклеп на меня возводит именно та женщина, к которой я не прикоснулся и пальцем?!

Подумав об этом, я остановился, не дойдя шага до своей комнаты. Дьявольский план забрезжил голове, и в ту секунду, когда взгляд мой упал на картину напротив двери, он сложился целиком. На картине Сусанна целомудренно прикрывалась от похотливых старцев. Я от души захохотал, поскольку ценю хорошую шутку, а эта обещала стать просто отменной.

Когда Джон вернулся из своей отлучки, все было подготовлено.

Мы давно уже ставили опыты по преобразованию меди в золото и изрядно продвинулись на этом пути, но в этот вечер все пошло не так. Сперва при нагревании металла в тигле последний неожиданно треснул, и горячая медь едва не ошпарила Джона.

Следом отказала одна из горелок, лишь недавно собранных мастером по моему рисунку. Чан стоял именно на этой горелке, и падение температуры нарушило условия опыта. Пришлось прервать его.

Мы начали все заново, но в ответственный момент с балки над нашими головами упал обломок кирпича. Разрушений он причинил немного, но нужный нам раствор был безнадежно испорчен.

Тогда меня «осенило»:

Мне кажется, что все эти неудачи – неспроста! Нет ли в том указания высших сил, учитель? Быть может, наше стремление к превращению дешевых металлов в золото неугодно им?

Если бы то было стремление к обогащению, я бы согласился с тобой, – сердито возразил он. – Но мы – ученые, что бы ни болтали скептики! Эксперимент должен быть завершен.

Что ж, мы попытались завершить его. Но внезапно пламя под тиглем вспыхнуло с такой силой, что я отскочил и случайно опрокинул банку с порошком, сделанным из кости красного единорога, – большая ценность! Банка не разбилась, но крышка ее отчего-то оказалась незакрытой, и нам с учителем пришлось поползать на корточках, осторожно собирая дорогой порошок.

После этого измученный Джон признал, что, похоже, я прав. Мне даже не пришлось подсказывать ему мысль обратиться к духам – он и сам решил, что можно потревожить их, раз дело касается такого важного вопроса. Извлекли магический кристалл, и я приступил к беседе с высшими силами.

В ту ночь ангел возвестил удивительное: неудачи наши объяснялись тем, что мы с Джоном были слишком далеки друг от друга. Превращение металла в золото – тонкая материя, необычайно чувствительная к личности алхимика. Мы делили с Джоном кров и пищу, возвестил ангел, но для того, чтобы подняться на завершающую ступень, должны владеть сообща своими женами.

О, вытянувшееся лицо сэра Ди доставило мне немало удовольствия! Он потребовал от меня уточнить у духа, что тот имеет в виду. И я уточнил.

Скажу не скромничая, в ту ночь я был в ударе! Латынь изливалась из меня как вода из родника, а те доказательства, которые «духи» привели для подтверждения своей правоты, не смог бы опровергнуть даже профессор логики. Я сыпал образами, от которых у старика кружилась голова, и разворачивал перед ним такие картины счастливого будущего, что час спустя он окончательно убедился: необходимо пожертвовать малым, чтобы достичь большого. К тому же духи описали все так, словно никакой жертвы и не ожидалось. Женщине предстояло сделать то, для чего ее уготовила сама природа, только и всего.

Жаль, я не присутствовал при разговоре Джона с его супругой. Не знаю, разгадала ли она мою хитрость… Как и ее муженек, Джейн была убеждена, что я действительно общаюсь с высшими силами и мне подвластно многое, недоступное обычному человеку.

В этом, стоит сказать, она не ошибалась. В первую же ночь, которую мы провели с ней, я показал Джейн, на что способен рассерженный мужчина. Думаю, за всю ее жизнь бедняжке никто не преподавал таких уроков.

Сперва я собирался потратить неделю на упрочение нашего с Джоном духовного родства, но потом решил уменьшить этот срок. Его супруга на мой вкус была пресновата, и потому «владение» сократилось до трех дней. Была и еще одна причина, почему я пощадил Джейн. На третий день она постучалась в дверь моей комнаты и, стоило мне открыть, без слов протянула ожерелье, которое я не раз видел на ее тонкой шейке – двенадцать ровных, крупных изумрудов сверкали в нем. Щеки Джейн алели, глаза были опущены, и, вложив украшение в мою руку, она повернулась и поспешно удалилась.

Решила откупиться от меня подобным образом? Что ж, я был не против. Уж не знаю, как она объяснила исчезновение ожерелья своему супругу, но только с того времени оно хранилось в моем тайнике.

Конечно, я был готов предоставить и свою жену в распоряжение наставника! Но Джон отчего-то не проявил прыти, когда я предложил ему разыскать Маргарет. Я не настаивал.

Но как бы ни была сильна вера Джейн в мои способности, думаю, у нее зародились кое-какие подозрения. На второй день благодаря моей привычке бесшумно передвигаться я стал свидетелем того, как Джон увещевает свою супругу «смириться и потерпеть», а она возражает, повысив голос. Но здесь Ди оказался непреклонен: за эти годы ангелы всегда вели его верным путем, ни разу не посоветовав плохого. Значит, и в этот раз Джейн должна быть послушна их воле! Когда женщина зарыдала, он, вместо слов утешения, произнес грозную речь о ее дальнейшей участи и вышел, оставив супругу в горе, а меня – в восхищении.

Я решил, что такая преданность науке должна быть вознаграждена, и потому на четвертую ночь я достал из тигля золотой слиток – итог нашего «обмена».

Вы одолели третью ступень, учитель! – благоговейно сказал я старику, вытаскивая заранее подготовленное золото из формы.

Мы одолели, мальчик мой, мы вместе! – поправил меня Джон, и на его глазах мелькнули слезы радости, когда он принял слиток.

Скажу откровенно, у меня и самого потекли слезы, но по совершенно другой причине. Много раз за эти годы меня распирало от сдерживаемого хохота, но в этот, последний раз, самообладание далось мне с особенным трудом. Когда Джон ушел, чтобы возвестить супруге благую весть, я свалился на каменный пол, корчась от гогота, и тоже вознес молитву высшим силам – в благодарность за то, что они создали дураков.

* * *

Итак, семь лет спустя после того, как я перешагнул через порог дома Джона Ди, можно было сказать без ложной скромности: я, Эдвард Келли, добился очень многого. Последний хитроумный шаг помог мне избавиться от единственного противника, которого стоило опасаться. Джейн теперь боится меня до дрожи, и правильно делает. Вдруг ангелы прикажут ей покинуть поместье и отдаться первому встречному рыбаку на побережье Темзы? Теперь-то она точно знает, кого станет в этом случае слушаться ее супруг!

И все же нельзя сказать, чтобы я был полностью доволен своей жизнью. Меня не покидает чувство, что все происходящее есть лишь прелюдия к чему-то большему, значительному, тому, что прославит мое имя в веках. Не стану скрывать, честолюбие мне не чуждо. И чем ближе я к людям, которых прославляют толпы невежд, тем сильнее во мне недоумение: за многих из них я не дал бы и пенни! Пустобрехи, годные лишь на то, чтобы беззастенчиво льстить власть имущим; наследнички огромных состояний, высокомерные и ленивые; удачливые прохвосты, умеющие из любой услуги извлечь выгоду… Где-то над ними должно найтись место и для меня, да такое, чтобы никто никогда не смел попрекнуть Эдварда Келли низким происхождением или темным прошлым. А для этого нужны богатство и официальное признание моего положения в обществе.

Ни того, ни другого мой старый наставник уже не может мне дать. Все чаще я задумываюсь о том, что наши пути должны разойтись.

Старый Джон Ди, увы, начисто лишен духа авантюризма. Его состояние заработано праведным трудом, и сам он искренне верит во все, чем занимается. Но я не готов до старости лебезить перед ее величеством, отличающейся вспыльчивым и злопамятным характером, и уж подавно не собираюсь возиться с колбами и ретортами. Будь моя воля, каждую из них в лаборатории Джона я наполнил бы ослиной мочой.

Нет, мне уготован иной путь… Поймать удачу и получить все и сразу – вот чего я желаю! Прошло то время, когда я терпеливо ждал и сносил нравоучения наставника: теперь наступила пора действовать самому.

Но Джон все еще нужен мне. Без его помощи я не смогу проникнуть в те круги, где восхождение мое станет лишь вопросом времени. О, у меня давно уже вызревает план, который позволит добиться желаемого!

Английский двор тесен Эдварду Келли, в нем я никогда не избавлюсь от клейма «помощник великого Джона Ди». Иное дело – двор Рудольфа Второго в Пражском Граде. Император покровительствует наукам и искусствам, и говорят, что художникам и ученым хорошо живется в Праге.

Но предпочтение Рудольф все же оказывает не им, а астрологам и алхимикам. Говорят, они осыпаны золотом и якобы император даже приказал высечь из мрамора скульптуры многих из них. Теперь статуи этих ученых украшают его дворец. Где вы видели такого правителя?

Я чувствую, что мой путь лежит в столицу Священной Римской империи! Однако мне необходимо, чтобы со мной отправился Джон. Прибытие одного Эдварда Келли, конечно, не останется незамеченным, но этого недостаточно. Я должен предстать перед императором так, чтобы все запомнили мое появление!

Что ж, решение принято. В Прагу!

Глава 4

1999 год.

Выжженные в начале мая склоны оврага уже поросли свежей травой и кустиками земляники, на которых белели мелкие цветы. Пожары прекратились, но ветер все равно разносил в воздухе отголоски запахов кострищ, приправленные пылью.

Время от времени Тошка наклонялась, надеясь найти ягоды, и каждый раз обиженно фыркала.

– Ну нету сейчас земляники, – бубнил шедший за ней следом Лешка, почесывая расцарапанный локоть. – Рано ей, понимаешь? Ты бы еще арбузы здесь поискала.

Тошка отмахивалась от него и через каждые десять шагов снова ныряла вниз, вороша кустики.

– Ну все. Пришли, – молчавший до этого Максим спрыгнул с бугорка и остановился возле полуразрушенной скамейки, притащенной сюда неизвестно кем и когда и торчащей из земли наискось, как ледокол, застрявший в льдинах.

Ребята стояли на дне большого оврага, оглядывая склоны: один отвесный, почти как скала, второй пологий, бугристый, кое-где взъерошившийся кустарником.