Колизей

Обхвати… ломай…
Да грызи, кусай!..
Ешь, похваливай,
Наземь не бросай…

Запах мой вдохни…
Рот куском утри…
Мы в тобой одни —
Только не умри!..

Оком мир пожри!..
Съешь меня до крох!.. —
Только не умри:
Мой последний вздох…

Под забором – сдох?!.. —
Под ключицей – крест?!.. —
Мой последний Бог
В ожерелье звезд.

– Тебя хвать, халда,
Как в кулак свечу!..
Ты одна – беда!.. —
Миру по плечу.

Мир палил-палил!
Мир пылал-пылал!
Мир стрелял-стрелял —
Он стрелять устал.

А юродский дух,
А родная грязь —
Наш пирог на двух,
Что жуем, смеясь,

Меж дрезинами,
Вагонетками,
Меж разинями,
Малолетками,

Средь сивеющих,
Гласом сипнущих,
Средь живеющих,
Среди гибнущих, —

И – смерч нефтяной
Всех духов среди!.. —
Наш пирог больной,
Вензель на груди,

Вензель сахарный,
Со смородиной:
«ТЫ ЮРОДИВАЯ.
Я ЮРОДИВЫЙ».

«По Радищевской улице…»

По Радищевской улице
Колобком я качу.
Ночь.
– …тресветлая, умница!.. —
Я Луне бормочу.

Я – бескрылою Никою —
По вьюге – к кабаку.
Я корзину с клубникою
Ко Кресту волоку.

Девочка в кабаке на фоне восточного ковра

Закоченела, – здесь тепло… Продрогла до костей…
Вино да мирро утекло. Сивухой жди гостей!
Ты белой, гиблой ртутью жги раззявленные рты.
Спеши в кабак, друзья, враги, да пой – до хрипоты!
С немытых блюд – глаза грибов. Бутылей мерзлых полк.
Закончился твой век, любовь, порвался алый шелк.
В мухортом, жалком пальтеце, подобная ножу,
С чужой ухмылкой на лице я средь людей сижу.
Все пальтецо – в прошивах ран. Расстреляно в упор.
Его мне мальчик Иоанн дал: не швырнул в костер.
Заколку Петр мне подарил. А сапоги – Андрей.
Я – средь клыков, рогов и рыл. Я – с краю, у дверей.
Не помешаю. Свой кусок я с блюдечка слижу.
Шрам – череп пересек, висок, а я – жива сижу.
Кто на подносе зелье прет да семужку-икру!.. —
А мне и хлеб рот обдерет: с ним в кулаке – помру.
Налей лишь стопочку в Раю!.. Ведь все мои – в Аду…