Прозаические лэ

Он уселся, прислонившись спиной к стволу дерева, а мальчик быстро принес хворост, разложил костер и подпалил его – но как ему удалось зажечь сырые ветки, да еще без огнива, – этого Гавейну понять не удалось.

Он только спросил у мальчика его имя, и тот ответил: «Леонес».

– Хорошо, Леонес, можешь поступить ко мне в услужение, пока я не найду кого-нибудь получше, – сказал Гавейн.

– А как вас зовут, мой господин? – спросил, совсем осмелев, мальчик.

Гавейн хотел было ответить, что его имя – Гавейн по прозванию Славный Рыцарь, – но понял вдруг, что не в состоянии это выговорить. Он и помнил-то свое имя с трудом, а уж чтобы вслух такое вымолвить – не стоило даже и пытаться. Как будто кто-то наложил печать на его уста.

– Для чего тебе мое имя? – сердито сказал Гавейн. – Довольно и обращения «мой господин», если тебе так угодно. А если кто-нибудь спросит, кто такой твой господин, отвечай – «Безымянный Рыцарь». Потому что никому моего имени знать не позволено.

И, довольный собой, Гавейн протянул к костру руки.

* * *

Они пробирались по густой чаще уже час или два, когда внезапно Гавейн услышал где-то впереди громкий плач. Он остановил коня и сделал знак мальчику не шевелиться.

– Слышишь? – прошептал Гавейн.

– Воет кто-то, – кивнул мальчик. – Должно быть, зверь или птица.

– Нет, – покачал головой Гавейн. – Этот звук я распознаю среди сотни других. Это рыдает женщина. Едем скорее к ней! Вдруг мы нашли ту самую даму, которую похитил великан? Если так, то благодари судьбу: наше приключение закончится, едва начавшись, и я смогу вернуться к моему дяде королю за пиршественный стол. Клянусь, за услугу, оказанную мне, я и для тебя найду местечко под столом и сберегу для тебя самый жирный кусок из всех, что мне положат на тарелку.

– Вы чрезвычайно добры к своему недостойному слуге, мой господин, – низко поклонился мальчик.

– Среди рыцарей моего дяди короля я особенно славен добротой и щедростью, – похвалился Гавейн. – Меня за это так и прозвали… – Он хотел было сказать «Славный Рыцарь», но понял, что еще прочнее забыл собственное имя, и этому заключил: – «Рыцарь, который сует под стол самые жирные куски».

– Что может быть более щедрым и прекрасным! – подхватил мальчик.

Тут невидимая женщина зарыдала еще громче, а к ней присоединилась и вторая, и обе они плакали и причитали на все лады.

Гавейн прибавил шагу, и скоро они с мальчиком Леоне-сом очутились на поляне. Деревья обступали эту поляну со всех сторон. Посреди нее бежал маленький ручей, а по берегам его синими пятнами росли незабудки.

На берегу ручья лежал неизвестный юноша, а над ним сидели две молодые девушки. Их длинные волосы были заплетены в косы, и у одной коса была черная, перевитая жемчужной нитью, а у другой – алая, как кровь, схваченная несколькими тугими золотыми кольцами.

Гавейн сошел с коня и приблизился к девушкам, а мальчику Леонесу сделал знак оставаться поодаль, чтобы не перепугать их своим отвратительным видом.

Он наклонился над юношей и увидел, что тот слеп: белые глаза пусто глядели из глазниц.

– Пожелал бы я вам доброго дня, благородные девицы, – обратился Гавейн к плачущим красавицам, – да не так глуп, чтобы не понимать: добрым этот день для вас уже не станет. Позвольте узнать, почему вы так рыдаете? Должно быть, несчастье этого юноши трогает ваше сердце.

Тут черноволосая девушка повернулась к Гавейну и заговорила сквозь слезы:

– То, что наш брат ослеп, не слишком нас печалит, потому что Господь избавил его от созерцания горестей и печалей мира.

– В таком случае, кого же вы оплакиваете? – спросил Гавейн.

– Мы плачем потому, что убит был Гавейн по прозванию Славный Рыцарь, – отвечала красноволосая девушка.

– Вот как! – произнес Гавейн. – Это воистину жаль. И кто же убил Гавейна? Уж не великан ли в доспехах, утыканных красными шипами?

– Его убили два брата, могущественные рыцари-колдуны, – сказала черноволосая девушка. – Одного зовут Фае Гордый, а другого – Гомере Безмерный.

– Безмерный? – удивился Гавейн.

– Это прозвище он получил оттого, что ни в чем не знает меры, – пояснила девушка. – И это воистину так: он вспыльчив, жаден, влюбчив и ненавидит всех славных рыцарей, мечтая их погубить.

– На самом деле эти два брата желали завоевать нашу благосклонность, – вмешалась красноволосая сестра, – но мы влюблены в одного только Гавейна.

– Позвольте, – удивился Гавейн, – так вы никогда не встречали Гавейна?

– Нет, – ответили сестры обе разом.

– Как же вы можете быть влюбленными в него?

– Мы полюбили его, потому что о нем шла везде добрая слава, – объяснили сестры.

– Но как же вы стали бы делить между собой его любовь? – спросил Гавейн.

– Вопрос праздный, – горестно ответила черноволосая. – Ведь Гавейна больше нет! Фае Гордый и Гомере Безмерный убили его мечами, о чем мы вам только что поведали.

– В таком случае, где находится тело Гавейна? – спросил Гавейн. – Я тоже хотел бы оплакать его!

– Враги разрубили его на кусочки, – рассказали сестры. – Кое-что они увезли с собой; нам же оставили левую руку и правую ногу.

С этими словами черноволосая девушка предъявила Гавейну отрубленную мужскую ногу в сапоге, а красноволосая с печальным вздохом вынула из-под своего плаща руку в богатом рукаве и перчатке.

– Вот все, что нам осталось от Славного Гавейна, – заключили сестры. – Как видишь, добрый рыцарь, делить нам больше ничего не приходится.

– О, – промолвил Гавейн, – похоже, Фае Гордый и Гомере Безмерный сумели помирить вас, даже если и было между вами соперничество. А это означает, что нет худа без добра.

С такими словами он вернулся к своему коню, снова сел в седло и двинулся дальше, а мальчик Леонес побежал за ним.

* * *

Ночь они провели в лесу, а утром следующего дня снова отправились в путь. Скоро дорога сделалась шире и лучше, а к полудню вывела путников к незнакомому замку. Вдали, на холмах, виднелась хорошо возделанная пашня. День выдался ясный, в синем небе ни облачка, и солнце изливало свое золото на распаханную землю.

– Войдем же в замок, – обратился к слуге Гавейн, – и попробуем раздобыть хотя бы немного еды. Я вижу, друг мой, что ты умираешь от голода.

– По правде сказать, мой добрый господин, я сейчас упаду на месте замертво, – отвечал мальчик. – Но это будет невеликая потеря, а вот если от голода умрете вы, то такая кончина может считаться бесславной даже для Рыцаря Без Имени.

Беседуя таким образом, они начали подниматься по холму, но сколько бы они ни спешили, сколько бы ни переставляли ноги, замок ближе не становился. Напротив, его высокие стены словно бы отдалялись. И скоро уже Рыцарь Без Имени и его спутник, плешивый мальчик Леонес, совершенно выбились из сил.

И тут среди зелени травы они увидели лежащую даму. На ней было белое платье, отороченное мехом черной лисицы, и ее распущенные волосы также были белоснежными. Она лежала как бы бездыханная, раскинув в стороны руки, и Рыцарь Без Имени поневоле подумал о том, что никогда раньше ему не доводилось видеть таких прекрасных рук. Он остановился полюбоваться ею, а она вдруг вздохнула и открыла глаза.

– Кто вы? – спросила дама. – Почему стоите здесь с таким лицом, словно собираетесь меня съесть?

Рыцарь Без Имени тотчас уселся на траву рядом с дамой; что до мальчика Леонеса, то он с громким стоном повалился неподалеку лицом вниз и некоторое время не давал о себе знать, чтобы его господин мог, не заботясь о нем, вволю побеседовать с незнакомой дамой.