Исповедь Дракулы

Папа отложил рукопись, поднялся из-за стола, прохаживаясь по комнате. Мысли о сиюминутной политической ситуации убили вдохновение, вернув на грешную землю. На самом деле положение было очень серьезным, и только он – наместник Бога на Земле, папа Пий II, мог защитить христианский мир от нависшей над ним угрозы. Но как?

Вошедший в папские покои молодой прелат доложил о полученном из Буды[10 - Буда – начиная с середины XIV века, столица Венгерского королевства. В 1873 году Буда, Обуда и Пешт объединились в один город Будапешт.] донесении. Весть была долгожданной. Пий с несвойственной его возрасту и положению быстротой поспешно вскрыл письмо, начал читать. С каждой минутой его лицо становилось все мрачнее и мрачнее. Вести из венгерской столицы были недобрыми.

– Что случилось, откуда пришли дурные новости?

Давний друг понтифика, кардинал Николай Кузанский[11 - Николай Кузанский (1401–1464) философ, теолог, ученый, друг и ближайший советчик Пия II, разработавший так и не осуществленные до конца реформаторские планы папы.], входил в покои папы запросто, без приглашений, словно в те старые добрые времена, когда они весело проводили время в философских беседах, состязаясь в красноречии, пили доброе вино и любили красивых женщин. Пий не ответил, не поднял головы, сосредоточенно вчитываясь в донесение папского посланника.

– Что случилось? – повторил кардинал, нарушая недоброе молчание.

– Модрусса сообщает об аресте Дракулы. Венгерский король схватил его, обвинив в тайной переписке с султаном. Говорят, что Дракула обсуждал с Мехмедом возможность захвата Матьяша.

– Я бы назвал это неудачной шуткой.

– Мне не смешно, Николай. После похода валашского князя на территорию оккупированной турками Болгарии этой зимой, после его блестящей победы и освобождения христиан, казалось, что в Европе появился лидер, способный вести в бой крестоносцев и даже, кто знает, – освободить Константинополь. Среди правителей других стран нет никого, кто действительно умеет воевать с турками. Короли трусят, короли заняты интригами, они пируют, когда их дом горит. Дракула иной – он четко осознает свои цели и готов мертвой хваткой повиснуть на горле врага. Султан боится его. Мехмед и Дракула – равные противники, они стоят один другого. Так я, во всяком случае, полагал до последнего времени… – Пий умолк, сообразив, что по инерции слишком горячо защищает валашского князя.

– Да, я помню всеобщий восторг по поводу побед князя этой крошечной Валахии. У нас жителей его страны начали называть draguli в честь их бесстрашного князя. Толпа легко восторгается и так же легко проклинает. Тогда мне действительно казалось, что произошло невозможное. Мало кто решился бы напасть на Османскую империю, а Дракула сделал это в одиночку и, как ни странно, одержал довольно значительную победу. Он считается непримиримым борцом с османами. И что же теперь, когда последовал ответный удар, он сдался и перешел на сторону султана?

– Получается, так. Проблема состоит в том, что его можно было назвать моим протеже, по сути, он рассматривался как неформальный лидер крестоносцев, именно под его кандидатуру я выделил деньги на крестовый поход, и что он…

– Православный.

– Будь уверен, мои враги обязательно напомнят о его вероисповедании! Говорят, что Дракула когда-то уже собирался перейти в католицизм, но так и не сделал этого. Я призывал к объединению всех христиан, говорил, что в данной ситуации различия в вере не столь существенны, а в результате оказался в нелепом положении…

– Деньги уже перечислены?

– Да. Я отправил королю Матьяшу сорок тысяч гульденов.

– Немало, – Николай Кузанский только покачал головой. – И что же теперь с ними будет?

– Пока не ясно. Но крестовый поход придется отложить.

– А если это чья-то интрига? Может быть, дела в Буде обстоят совсем не так, как это хотят представить? Дракула – непримиримый борец с османами, это знает вся Европа и поверить, что он в одночасье переменился, превратившись изо льва в трусливую собачонку, сложно. Надо бы посмотреть его письма к султану.

– Да… – в голосе понтифика неожиданно зазвучало равнодушие. – Я прикажу Модруссе провести расследование. Но к каким бы результатам оно не привело, завистники не простят мне того, что я активно поддерживал исповедующего православие князя.

– Пусть Модрусса получше вникнет в это дело. Мне кажется, здесь не все так просто, как на первый взгляд.

– Может быть, – откликнулся Пий II, задумчиво теребя золотую кисть портьеры. – Но мне надо думать о проблемах сегодняшнего дня. Надежда на чудо и победы Дракулы – перевернутая страница.

Венгрия, королевский дворец в Буде

Король Венгрии Матьяш Корвин гордился своей библиотекой. Всякий раз, когда он входил в обитель знаний и окидывал взглядом бесчисленные стеллажи с книгами, сердце его наполняла гордость. Он начал собирать библиотеку не так давно, но уже успел обзавестись редчайшими, поистине бесценными экземплярами, за которые без сожаления расплачивался звонкой монетой. Стоявшие на дубовых полках произведения античных авторов мирно соседствовали с трудами отцов церкви, трактаты схоластов с любовной лирикой, – король приветствовал многообразие жанров, равно как и внешнее богатство оформления книг. Потому большую часть его собрания составляли великолепно иллюстрированные манускрипты, заказанные в Италии. Скупой от природы Матьяш принципиально не жалел денег на коллекционирование, намереваясь собрать лучшую в мире коллекцию, превосходящую даже библиотеку Ватикана.

Смеркалось. Свечи в дорогих, отделанных венецианским стеклом канделябрах бросали отблески света на тисненные золотом корешки книг. Холод пронизывал помещение, и Матьяш поплотнее закутался в подбитый мехом плащ. Король был еще очень молод, ему исполнилось только девятнадцать лет, но уже четыре года он носил на своей голове венгерскую корону. Это был молодой человек с нездоровым, склонным к полноте лицом, пристальным взглядом небольших глаз и надменным выражением рта. Несмотря на свой возраст, появившийся над верхней губой Матьяша пушок никак не желал превращаться в усы, и втайне это очень тревожило и печалило короля. Он с трудом скрывал зависть, глядя на своих сверстников, уже успевших обзавестись растительностью на лице, постепенно начиная понимать, что вряд ли когда-нибудь сумеет стать обладателем пышных усов и бороды. Впрочем, Матьяш был изобретательным человеком с фантазией, большим выдумщиком, а потому ему пришла в голову отличная идея, кстати, соответствовавшая всем его остальным действиям. Король Матьяш I любил представать перед своим двором, а особенно позировать художникам, в образе римского императора древности с лавровым венком на челе, и такое подражание цезарям вполне объясняло отсутствие усов на лице короля. Порой Матьяш и сам начинал убеждать себя в том, что принял такой облик специально, однако не только гладкий подбородок, но и другие, более серьезные проблемы, заставляли его мрачнеть среди веселья, задумываясь о своей дальнейшей судьбе…

Наверное, только здесь, в просторном зале библиотеки, король отдыхал от забот, чувствовал себя счастливым человеком, всецело погружаясь в изучение бесценных фолиантов. Во время длительных отъездов Матьяшу очень не хватало его любимых книг, и теперь, вернувшись из трудного путешествия в Брашов, он долгие зимние вечера проводил, уединившись в своей библиотеке. Поездка заняла столько времени, холод зимних дорог и прочие неудобства здорово измотали его, и королю хотелось расслабиться, вознаградив себя за многочисленные трудности долгого перехода вместе с армией.

Бесшумно вошел слуга с кубком дорогого вина на золотом подносе и так же бесшумно удалился. Матьяш достал с полки стопку документов. Формально они не шли ни в какое сравнение с бесценными фолиантами, хранившимися в его библиотеке – подлинными сокровищами, которыми гордился бы каждый коллекционер, но именно эти опусы тешили душу короля. В стопке лежали протоколы допросов подозреваемых в связи с дьяволом женщин, дешевые гравюры, запечатлевшие казни и загробные мучения грешников, иллюстрированные описания различных пыточных инструментов, позволявших развязать языки упрямым ведьмам.

«Затем ее раздели, зажали на правой ноге испанский сапог, подняли на воздух и секли в две розги. Когда она обещала добровольно признаться, ее спустили и раскрутили болты. Но ее слова оказались двусмысленны; ей надели на левую ногу тиски, довольно сильно сдавили, немного приподняли, еще раз закрепили винты, натянули веревку, и она повисла в воздухе на связанных за спиной руках. Ее стали сечь розгами. Когда ее опустили вниз, она опять все отрицала, и тогда ее так долго завинчивали, растягивали и били розгами, что она, наконец, во всем призналась».

Язык протокола был скупым, фразы – точными, но отстраненными. Писец фиксировал только манипуляции, совершаемые палачом, однако обходил вниманием поведение ведьмы. Зато у короля было богатое воображение. Откинувшись в кресле, он представлял сцену допроса. Вот красивую полногрудую девицу вталкивают в пыточную камеру, срывают с нее одежду, оставив нагишом, вот палач туго скручивает ей руки за спиной, веревка впивается в нежную кожу, девица, парализованная ужасом, даже не пытается сопротивляться, ее затравленный взгляд мечется по камере, натыкаясь на жуткие инструменты, которыми долгими часами будут терзать ее упругую молодую плоть…

Матьяш поднес к глазам лист с изображенными на нем орудиями дознания. Из всего многообразия инструментов его сразу же привлекли столб для насаживания и «деревянная кобыла» – клинообразная скамейка, на которую усаживали голую ведьму. Ноги злодейки не доставали пола, острый клин медленно входил в промежность, а палачи в это время держали ведьму за лодыжки и тянули в стороны, чтобы шлюха дьявола не могла стискивать коленями бока «кобылы», тем самым уменьшая свои вполне заслуженные мучения.

По телу расползалась жаркая волна, сердце застучало быстрее. Лица ведьм на гравюрах были нарисованы весьма условно и постепенно сквозь штрихи рисунков стали проступать черты Екатерины, жены Матьяша. Фантазии и реальность порой пересекались, но то, что мог позволить себе король в действительности, было лишь жалкой тенью образов, рожденных распаленным воображением. Беспомощность и страх безраздельно принадлежавшей ему женщины возбуждали короля, он удовлетворял свои плотские желания в извращенной форме, хотя, как правило, не достигал того наслаждения, что испытывал, одиноко коротая вечера в библиотеке. Если бы Матьяш мог подвергнуть Екатерину тем пыткам, что описывались в протоколах допросов ведьм, если бы это красивое тело познало боль от раскаленных щипцов и крючьев, рвавших кожу, то, наверное, впервые он почувствовал бы себя настоящим мужчиной. Если бы… Но Екатерина являлась законной супругой короля, все происходило в Буде, на глазах десятков свидетелей, среди которых было множество иностранцев, а потому Матьяшу приходилось блюсти собственную репутацию. То, что творилось за плотно закрытыми дверями королевской опочивальни, было тайной, известной очень небольшому кругу лиц, которую блюли как главный государственный секрет. Свидетели словно онемели и ослепли, а сама жертва хранила молчание. Матьяш не боялся, что Екатерина пожалуется на сложившееся положение своему отцу, королю Чехии Подебраду[12 - Иржи Подебрад (1420–1471) – чешский король с 1458 года, стремился к независимости и укреплению своего государства, в 1466 году был осужден папой Павлом II как еретик.] – ей не позволили бы стыд и страх, ведь она прекрасно знала, как могущественен клан Хуньяди-Силади, знала, что ее судьба давно принесена в жертву политическим интересам сильных мира сего.

Жизнь вернулась в привычное русло, неудобства и риск военного похода остались позади, но сегодня, в этот тихий зимний вечер, когда дворец, казалось, заснул и никто не смел нарушить покой уединившегося в библиотеке короля, Матьяш, при-даваясь своим порочным фантазиям, никак не мог избавиться от тревожных мыслей, возвращавших его в реальность. Созерцание орудий пыток не только возбуждало его, но и заставляло думать о делах менее приятных. Наконец король отложил протоколы, встал, подошел к окну, долго смотрел в темноту, словно силился увидеть там ответ на занимавший его вопрос. План, казавшийся идеальным, рухнул, и теперь, когда его матушка все еще находилась в своем родовом замке в Трансильвании и не могла дать ему полезного совета, Матьяш чувствовал себя крайне неуверенно.

Модрусса был слишком настойчив. С первых дней возвращения короля в столицу папский посланник постоянно интересовался судьбой Дракулы, задавал вопросы, на которые Матьяш не мог дать вразумительного ответа. За всем этим стоял папа, а шутки с Ватиканом не кончались добром ни для кого, даже для такой сильной и влиятельной страны, как Венгрия.

Вначале, сразу после ареста своего вассала, Матьяш не сомневался, что Дракула быстро подпишет фальшивку и тем самым полностью узаконит его действия. Но время шло, а князь не желал признавать свою «вину». Было немало способов заставить любого человека признаться во всех смертных грехах, но применять такие пытки, после которых подследственный становился калекой или умирал, Матьяш не решался. Что, если этот настырный Модрусса захочет встретиться с заключенным, что, если донесет обо всем папе? И потом, Дракула являлся слишком значительной политической фигурой, чтобы можно было просто расправиться с ним.

– Он должен подписать письма! – пробормотал король и сморщился, словно от зубной боли.

Неожиданно ему пришла в голову крайне неприятная мысль, что валашский князь, известный своим мужеством, храбростью и несгибаемой волей, ни при каких обстоятельствах не признает свою вину и скорее умрет под пытками, чем подпишет эти злополучные письма.

– Неужели тебе нравится мучиться, Влад?! Почему ты не хочешь облегчить жизнь нам обоим?

Бросив в пустоту этот вопрос, Матьяш вышел из библиотеки.

Венгрия, королевский дворец в Буде

Лежавший на полу человек спал. Сковывающие его цепи мешали принять удобное положение, но он все же сумел устроиться на каменных плитах. Звон ключей и приближающиеся шаги мгновенно пробудили пленника, он приподнялся на локте, напряженно всматриваясь в темноту. За прутьями решетки появился свет, замелькали длинные тени, и вскоре появились несколько охранников и человек в плаще с надвинутым на лицо капюшоном, фигура которого показалась Владу знакомой. Заскрежетал замок, и вот уже мужчина в плаще шагнул в камеру:

– Оставьте нас одних, – прозвучал голос, до глубины души взволновавший узника.

Дракула понимал, что его судьбу давно решили за его спиной, но этот визит, вопреки всему, всколыхнул надежду в душе. Может быть, если он сумеет найти нужные слова, все разрешиться само собой, может быть, та черная тень, пробежавшая между ними, исчезнет? Влад попытался встать, но человек в капюшоне остановил его:

– Не затрудняй себя, князь. Я пришел сюда поздно и не хочу доставлять тебе лишних хлопот. Просто поболтаем как в старые добрые времена, если ты, конечно, не против.

Этот насмешливый тон, от которого в один миг вскипала кровь, не сулили ничего доброго, но князь сумел смирить гнев, понимая – покорность и смирение, те самые качества, что не раз уже выручали его из беды. Сильные ждали от слабых покорности, и в своем теперешнее положении Дракула вынужден был терпеть от этого избалованного мальчишки любые унижения. Он лишь до боли сжал кулаки и опустил глаза, опасаясь, что взгляд может выдать его подлинные чувства.

Король распорядился установить факелы так, что их свет падал на сидевшего на полу пленника, и теперь получил возможность хорошенько рассмотреть его. Он специально не позволил Владу встать, дабы получить возможность смотреть на него сверху вниз. Матьяш еще в детстве не раз видел Дракулу, когда он приезжал в Корвинешть, и всегда разглядывал его с любопытством и завистью. Влад чем-то напоминал Матьяшу его старшего брата Ласло – был таким же красивым, уверенным в себе молодым мужчиной, сознающим свою силу и твердо знавшим, чего он хочет добиться в жизни. Тогда претендент на валашский престол даже не замечал Матьяша. Для него Матьяш оставался маленьким жалким мальчонкой, беспомощным недоноском, которому каким-то чудом удалось зацепиться, удержаться на этом свете. Влад Дракула, Ласло, отец были взрослыми мужчинами, вершившими свои взрослые дела… Но жизнь переменчива и непредсказуема. Отец скоропостижно умер, Ласло казнен, да и жизнь самого Матьяша повисла на волоске. Тогда Дракула, уже валашский князь, вмешался в яростную закулисную борьбу, развернувшуюся за престол Венгрии, поставив на пятнадцатилетнего болезненного паренька, единственным достоинством которого была принадлежность к семье Хуньяди – громкому имени, пользовавшемуся огромной поддержкой и в Трансильвании, и в венгерском королевстве. Матьяш стал королем. Приведший его к власти Дракула безукоризненно играл роль вассала, но Матьяш все равно замечал покровительственную насмешку в глазах гордого влаха, а за почтительным отношением ему все равно чудилась скрытая ирония.

И вот теперь все вновь изменилось – Дракула находился в руках Матьяша, и король мог как угодно распоряжаться судьбой своего пленника. Губы монарха скривила злорадная усмешка – пара месяцев тюрьмы наложили свой отпечаток – длинные локоны Дракулы уже не были тщательно завиты, а превратились в спутанные космы, борода делала его старше своих лет, а грубая холщевая рубаха не скрывала худобы тела. И все же, несмотря на жалкий вид, у пленника было аристократическое лицо, лучше любых слов показывающее его принадлежность к знатному княжескому роду, и все же, вопреки всему, он еще был красив и полон достоинства. Матьяш вспомнил рассказы о безумной любви молодой женщины к этому человеку, о том, что она предпочла рискнуть своей бессмертной душой, решив умереть лишь потому, что боялась стать обузой для того, кого любила больше жизни. Должно быть, у этого красавчика всегда было много девиц, и он никогда не испытывал тех проблем, с которыми постоянно сталкивался сам Матьяш, стоило ему разделить ложе с женщиной. У Дракулы было все – сила, молодость, здоровье, красота, успех у женщин, храбрость, ум, знатное происхождение – но он сидел на холодном каменном полу, закованный в цепи, и на его теле были заметны многочисленные кровоподтеки. Матьяшу захотелось услышать, как его пленник кричит от боли, увидеть как, потеряв человеческое обличье, он ползает у ног палачей, вымаливая лишние минуты жизни.

Подобрав полы плаща, Матьяш присел на корточки перед Дракулой, заглянул ему в лицо:

– Что-то ты неважно выглядишь. Не пора ли заканчивать эту историю? Признай свою вину, князь, и все закончится.

– Твое величество знает, что я всегда был твоим преданным слугой. Ради мира с тобой я отверг дружбу турецкого султана и до последней капли крови был готов защищать тебя, твое величество, и христианскую церковь от врагов Христовых. Я не просил прощения у султана, не писал тех писем. Наши враги попытались оклеветать меня в твоих глазах, разделить нас и тем самым сделать слабее.

– Не упражняйся в красноречии, князь. Мы взрослые люди, и нам обоим все ясно. Не знаю, кто написал эти письма, – ты или кто-то другой, в данной ситуации это не так важно. Ситуация такова, что в интересах меня и моего государства ты должен подписать их. Раз ты преданный слуга, готовый на все ради своего господина, сделай это, а я постараюсь, чтобы наказание было не слишком суровым. Ты же знаешь, как далеко простирается мое великодушие… Только подпиши их, и я избавлю тебя от этих браслетов, прикажу дать теплую одежду… Да все, что пожелаешь! Сознайся, ты здорово струсил, когда шли переговоры с моим величеством, и решил написать султану. Минутная слабость, с кем не бывает…

– Я не подпишу этих писем.

Дракула хотел посмотреть в глаза Матьяша, но его взгляд скользил в сторону, уходя от встречи. Услышав слова отказа, король резко поднялся, на шаг отступив от Влада: