Курица в полете

– Да.

Элла вкратце пересказала ей разговор с Аксентьевым.

– В Вене живет? Здорово, смертельно красивый город.

– Ну и что?

– Как – что? Поедешь к мамочке в гости, в венскую оперу сходишь, пирожные там, говорят, обалденные. Слушай, а ты матери-то звонила?

– Нет. И не собираюсь.

– Как? Почему?

– Не хочу!

– Глупости, Элка, все-таки мать есть мать.

– Справедливо замечено, но не в моем случае.

– Ерунда! Она же наверняка раскаялась, ищет тебя…

– Ничего, поищет, а потом опять замуж выскочит – и ей не до меня будет.

– Надо же, я даже не подозревала, что ты такая твердокаменная… Сколько лет тебя знаю, ты всегда мне казалась немножко курицей, уж извини.

– Бабушка тоже считала, что я курица… Слушай, вот про корову, которая не телится, говорят «яловая», а про курицу, которая не несется?

– Элка, кончай! Этот твой юморок… Значит, будешь ждать звонка матери?

– Не буду! Я звонков не жду вообще, забыла?

– Так то от мужиков, а тут совсем другое дело.

– Да то же самое, только еще хуже. Когда мужики предают, это вроде естественно, я уж давно от них ничего не жду, а когда мать…

– Так и не простила?

– Я много лет уже об этом не думала, а сейчас все всколыхнулось…

– А если она позвонит, разговаривать будешь?

– Наверное. Послушаю, что она мне скажет.

Но она ждала этого звонка, боялась и ждала.

Он раздался в девять утра. Элла сразу поняла – это звонит мать.

– Элла? – раздался красивый, глубокий голос, показавшийся ей незнакомым. – Элка, это мама!

У Эллы вдруг пересохло во рту.

– Эллочка, ты меня слышишь? Алло, алло!

У нее появился акцент, мелькнуло в голове у Эллы.

– Алло! Алло!

– Да, мама, я слышу!

– Господи, Эллочка, детка моя, как ты живешь? Эллочка, ты можешь меня простить, я так перед тобой виновата! Господи ты боже мой, я даже не знаю, как говорить-то с тобой… ты же совсем уже большая, да? Ты, наверное, многое в жизни уже поняла и сможешь простить свою маму? Ну почему ты молчишь?

– Я… Я не знаю…

– Понимаю, тебе трудно, столько лет прошло… Знаешь, нам необходимо встретиться – чем скорее, тем лучше, поговорить, я готова на коленях просить у тебя прощения, я так боялась, что не найду тебя. Эллочка, детка, как ты, как тебе живется?

– Почему тебя вдруг это заинтересовало? Ты хотя бы знаешь, что бабушки уже нет?

– Я почему-то так и думала, – упавшим голосом проговорила мать. – Я перед ней страшно виновата… Страшно… Но все было так сложно… Я расскажу тебе свою жизнь… Я надеюсь, ты поймешь и простишь свою беспутную мать… – Она всхлипнула. – Скажи, а у меня есть внуки?

– Нет и никогда не будет, – жестко ответила Элла.

ОДЕССА

Она не слишком грустила из-за бегства Ивана Аркадьевича, только боялась, не залетела ли. Но через несколько дней все страхи улетучились. Зато теперь, собираясь в кино или в гости, она слегка подкрашивала глаза. Бабушка как будто не замечала этого. Поняла, наверное. А однажды Элла застала ее у зеркала в ванной, где бабушка красила ресницы ее тушью. Это показалось Элле настолько диким, что она громко ахнула. Бабушка обернулась. Один глаз был густо накрашен.

– Ты что делаешь? – воскликнула внучка.

– Да вот, решила посмотреть, не слишком ли это… По-моему, вполне, ты как считаешь?

От изумления Элла только головой покачала.

– Тебе, кстати, тоже очень идет, – как ни в чем не бывало заметила бабушка.

– А ты куда это красишься, ба? На свиданку с Люсиком?

– А хоть бы и так! Я была уверена, что ты уже в курсе, Розка небось настучала? Я как твою косметику нашла, сразу смекнула: внучка решила свободу отвоевать! – засмеялась бабушка. – А ты красивая стала, и взрослая совсем. Ты только поосторожнее с парнями, помнишь, что я тебе говорила? – Бабушка поцеловала ее. – Знаешь что, эта тушь не очень… Давай в воскресенье на толчок смотаемся, купим себе хорошую, импортную, одну на двоих, а? – Бабушка подмигнула ошалевшей Элле, и та вдруг поняла, что ее бабка, хоть и старая – пятьдесят восемь лет, – но еще привлекательная женщина, несмотря на седину, морщинки, прокуренный голос и огрубевшие руки. И еще – она очень неожиданная, ее бабушка.

Прошло несколько дней. Она брела домой из школы, в задумчивости не глядя по сторонам. А думала о том, что сегодня ей шепнул один парень из десятого класса, незаметно ущипнув за пышное бедро: «Ух, горячая штучка! На таком бюсте небось яичницу жарить можно!» Элла в испуге шарахнулась, десятиклассник был противный, и слова его показались обидными, но отчего-то она сомлела. Это быстро прошло, но заставило задуматься.

– Элюня, это ты?

Она подняла глаза и опешила. Перед ней стоял

Витька Шебанов по кличке Шеба. Он был старше Эллы года на три, и она давно его не видела. Он сидел в колонии. Его мама говорила, что Витеньку подставили, что он не виноват, но отмазать его ей не удалось. Все девчонки во дворе умирали по нему и раньше, а теперь перед ней стоял настоящий красавец, хоть и остриженный наголо. Это было заметно, несмотря на модную клетчатую кепочку.

– Витя, ты освободился?

– Как видишь, красотуля! Ну ты и вымахала, выглядишь – зашибись!