Оценить:
 Рейтинг: 4.6

Собрание творений. Покаяние

Год написания книги
2016
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
2 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Итак, что же? Сотворите должное, братия мои. Вот слышали вы, как ублажаются идущие узким путем и какое горе предсказано вступившим на путь широкий и пространный. Оставим путь широкий, ведущий в пагубу, потрудимся малое время, чтобы царствовать в бесконечные веки, потрудимся, всегда имея перед очами Грядущего судить живых и мертвых, непрестанно содержа в памяти вечную жизнь, бессмертное Царство, ликостояние с ангелами, пребывание со Христом.

Размысли, что жизнь ничего не имеет в себе, кроме слез, укоризн, злословия, лености, трудов, болезней, старости, греха и смерти, – и не возлюбишь мира. Смотри, чтобы этот мир не обольстил тебя своими приятностями, и не запнул, и в век будущий не препроводил от себя обнаженным.

Помни сказавшего: Непрестанно молитесь (1 Фес. 5, 17). Не увеселяйся цветами жизни. Пусть в устах у тебя всегда будет псалом, потому что произносимое имя Божие обращает в бегство бесов. Если и к делу простираешь руки, то пусть язык творит псалом, а ум молится. Сам Господь дает от Себя совет и увещевает здесь еще приготовлять себя, и если в чем согрешили и преткнулись, увра чуем это слезами, пока есть время на покаяние. Время покаяния коротко, Царствию же Небесному нет конца.

Мы ублажаем святых и желаем себе их венцов, но не хотим подражать их подвигам. Или думаете, что просто так удостоились они венцов, без трудов и скорбей, чего бы и вам хотелось? Угодно ли тебе услышать, какое упокоение имели в этой жизни святые? Одни замучены были… другие испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы… умирали от меча, скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления; те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр. 11, 35–38). Вот, услышали вы малую часть из многого о наслаждении и покое святых в жизни этой и о том, с каким весельем терпели они это, потому что предвидели те блага, которые уготованы на небесах: Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку (1 Кор. 2, 9).

Если хочешь избавиться от мучения, то никого никогда не злословь. Горе беззаконному! Когда все просвещаются, он омрачается. Горе хульнику! Язык у него связан, и не в состоянии оправдаться он перед Судией. Горе любостяжательному! Богатство от него бежит, ожидает же его огонь. Горе ленивому! Взыщет он время, которое потратил худо, и, поискав, не найдет. Горе прелюбодею! Оскверняет он брачную одежду и со стыдом изгоняется из царского брачного чертога. Горе злоязычному, а вместе с ним и упивающемуся! Они причисляются к убийцам, их мучают с прелюбодеями. Горе тому, кто краткое это время проводит в роскоши. Его потребуют, как агнца, на заколение. Горе лицемеру! Пастырь от него отказывается, и волк похищает его.

Блажен, кто идет путем узким: он вводит в небо венценосцев. Блажен, кто имеет высокую жизнь, но смиренный образ мыслей: он подражает Христу и с Ним будет восседать. Блажен, кто благодетельствует многим нищим: он найдет на суде многих защитников. Блажен, кто принуждает себя ко всякому доброму делу, потому что употребляющие усилие восхищают Царство Небесное (Мф. 11, 12).

Итак, будем понуждать себя, братия, на всякое дело благое, будем убеждать и увещевать себя самих, будем назидать друг друга, как и всегда вы делаете. Беседа ваша пусть будет о Суде и об оправдании вашем. Дело ли какое делаете, или идете путем, или во время трапезы, или на ложах своих, или чем бы другим ни занимались вы, непрестанно с заботливостью думайте о Суде и о пришествии Праведного Судии, помышляйте в сердцах своих и говорите друг другу: «Какая это кромешная тьма! Какой это неугасимый огонь и неусыпающий червь! Какой это скрежет зубов!»

Об этом беседуйте друг с другом непрестанно, день и ночь: как течет огненная река и очищает землю от беззаконий, какие есть на ней, как свивается небо, как свиток книжный, и звезды падают, как увядший лист со смоковницы (Ис. 34, 4), как затмеваются солнце и луна, как разверзаются небеса по повелению Владыки, как, подобно молнии, сходит с неба Судия, как текут смятенные силы небесные, как уготовляется страшный Престол, как колеблется основание земли, ожидая сошествия Судии, как звучат трубы, как отверзаются гробницы, как потрясаются гробы, как усопшие от века пробуждаются, как бы от сна, как души спешат опять к телам, как святые текут во сретение, как готовые удостаиваются входа, как Жених затворяет двери нерадивым. Прекрасно об этом размышлять, с заботливостью думать об этом день и ночь. Кто всегда помнит о смерти, тот много не согрешит.

Не все время жизни своей будем заботиться о чреве и об одеяниях – так поступают язычники, не имеющие упования жизни вечной. Не будем же уподобляться им, но выслушаем, что говорит Господь: Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам (Мф. 6, 33). Будем, братия, искать то Царство, которое не имеет конца, будем искать той радости, которая вводит в бесконечные веки. Будем, возлюбленные, молиться с болезнью сердечной, с воздыханиями и слезами, чтобы не осталось не исполненным нами оное блаженное слово. Прекратим здешнюю роскошь, чтобы там приобрести райское наслаждение. Поплачем недолго здесь, чтобы там воссмеяться. Будем алчущими, чтобы там насытиться. Пойдем узкими вратами и тесным путем, чтобы там шествовать путем широким и пространным!

И еще повторяю: смотрите, чтобы не запнул вас и не посмеялся над вами мир и чтобы в будущий век не препроводил он вас обнаженными и бедствующими, потому что обольщение мира сего многих запнуло, над многими насмеялось, многих ослепило. А мы, братия, будем внимательны к себе самим, послушаем Господа, Который говорит: Идите за Мною (Мф. 4, 19), – все оставим и последуем за Ним одним; презрим всякую радость мира сего, потому что издевается он над всеми, любящими его. Постараемся же достигнуть вечной жизни, ангельского ликостояния и пребывания со Христом, потому что Ему слава и держава со Отцом и Святым Духом во веки веков. Аминь.

Обличение себе самому и исповедь

Во многом, по-видимому, оказывая пользу вам, братия, обязан я позаботиться и о собственной своей душевной пользе, потому что неразумно доставлять пищу другим, а самому терпеть голод, и стыдно поить других, а самому томиться жаждой. Но это самое и будет со мной, если не обличу своей совести, что, как знаю, доставит мне пользу на будущем Суде.

В юности, когда жил я еще в миру, нападал на меня враг, и в это время юность моя едва не уверила меня, что совершающееся с нами в жизни случайно. Как корабль без руля, хотя кормчий и стоит на корме, идет назад или вовсе не трогается с места, а иногда и опрокидывается, если не придет к нему на помощь или ангел, или человек, так было и со мной. Уносимый волнами обольщения, незаметно стремился я к угрожающей опасности.

Что же делает со мной благость Божия? Она сделала так, что когда странствовал я по внутренней Месопотамии, встретился с пастухом овец. Пастух спрашивает меня: «Куда идешь, молодой человек?» Я отвечаю: «Куда случится». И он говорит мне: «Ступай за мной, потому что день склонился к вечеру». Что же? Я послушался и остался у него. Среди ночи напали волки и растерзали овец, потому что пастух ослабел от вина и уснул. Пришли владельцы стада, возложили вину на меня и повлекли меня в судилище. Явившись к судье, я оправдывался, рассказывая, как было дело.

Вслед за мной привели человека, пойманного в прелюбодеянии с одной женщиной, которая убежала и скрылась. Судья, отложив исследование дела, нас вместе отослал в тюрьму. В заключении нашли мы одного земледельца, приведенного туда за убийство. Но и приведенный со мной не был прелюбодеем, и земледелец – убийцей, равно как и я – расхитителем овец. Между тем взяты под сохранение, как улики, по делу земледельца – мертвое тело, по моему делу – пастух и по делу прелюбодея – муж виновной женщины, поэтому и их стерегли в другом доме.

Проведя там семь дней, на восьмой вижу во сне, что кто-то говорит мне: «Будь благочестив, и уразумеешь Промысл; перебери в мыслях, о чем ты думал и что делал, и по себе познаешь, что эти люди страждут не несправедливо, но не избегнут наказания и виновные».

Итак, пробудившись, я стал размышлять о видении и, отыскивая свой проступок, вспомнил, что однажды, будучи в этом же селении, среди ночи со злым намерением выгнал я на поле из загона корову одного бедного странника. Она обессилела от холода и оттого, что была непраздна, ее настиг там зверь и растерзал. Как только рассказал я заключенным со мной про свой сон и свою вину, как и они, возбужденные моим примером, начали рассказывать: поселянин, – что видел человека, тонувшего в реке, и, хотя мог ему помочь, однако же не помог, а городской житель, – что присоединился к обвинителям одной женщины, оклеветанной в прелюбодеянии. «А она, – говорил он, – была вдова, братья ее, возведя на нее такую вину, лишили ее отцовского наследства, дав из него часть и мне, по условию».

Во время этих рассказов начал я приходить в сокрушение, потому что было в этом некоторое явное воздаяние. И если бы это случилось только со мной, то, может быть, я сказал бы, что все это случилось со мной просто по-человечески. Но нас троих постигла одна и та же участь. И вот, оказалось, что есть некто четвертый, отмститель, который не в родстве с терпящими напрасную обиду и незнаком мне, потому что ни я, ни они никогда не видели его, так как я описал им облик явившегося мне во сне.

Заснув в другой раз, вижу, что тот же говорит мне: «Завтра увидите и тех, из-за кого вы терпите обиду, и освобождение от возведенной на вас клеветы». Пробудившись, я был задумчив. А они говорят мне: «Что ты печален?» Я сказал им причину. Боялся же я того, чем кончится дело, а прежние свои мысли, будто все бывает случайно, оставил. И они также вместе со мной были озабочены. Но когда прошла эта ночь, нас привели к градоначальнику, и вскоре ему представлено было донесение о пяти узниках. Бывшие со мной, приняв много побоев, оставили меня и были отведены в темницу. Потом привели двоих, чтобы над ними первыми произвести суд. Это были братья вдовы, обиженной лишением отцовского наследства. Один из них признан виновным в убийстве, другой – в прелюбодеянии. И, признавшись в том, в чем были пойманы, доведены они пытками до признания и в прочих злодеяниях.

Так, убийца признался, что одно время, занимаясь торговлей в городе, вошел он в знакомство и имел бесчестную связь с одной женщиной. (Это была та самая женщина, из-за которой находился в тюрьме один из заключенных со мной.) И на вопрос, как он скрылся, ответил: «Когда подстерегали нас, случилось соседу прелюбодейцы войти к ней другим входом за одной собственной нуждой. Женщина дала ему, чего он попросил, и так как меня она выпустила уже через окно, то как только увидела соседа, стала просить, чтобы он и ее выпустил в то же окно по той причине, что, как говорила она, хотят задержать ее заимодавцы. Когда же намеревался он исполнить это, застигнут был мужем женщины, а мы убежали». Градоначальник спросил: «Где эта женщина?» Он назвал ее местопребывание, и велено было оставить его под стражей до появления женщины.

А другой брат кроме прелюбодеяния, в котором был обвинен, сознался, что учинил и то убийство, за которое содержался со мной поселянин. Он рассказал, что убитый был мужем любимой им женщины. «Когда, – присовокупил он, – вышел он после полуденного времени осмотреть поле, я подошел к нему поздороваться, тут же убил его и убежал. Один человек от великого утомления спал там недалеко; родные убитого, сбежавшись на известие об убийстве и не зная, что этот поселянин не имел и понятия о случившемся, связали его и отправили в суд». – «Кто же даст на эти слова доказательства?» – «Жена убитого», – отвечал он. Градоначальник спросил: «А где она?» Он сказал ее имя и местопребывание в другом селении, вблизи села той, другой женщины, и тотчас был взят в темницу.

Привели на суд и остальных трех узников. Один обвинялся в том, что выжег поле с хлебом, а прочие – в соумышлении убийств. Получив несколько ударов и ни в чем не сознавшись, они были отведены в тюрьму, потому что судья услышал о назначении ему преемника. А с ними пошел и я, не дождавшись никакого решения по своему делу. Таким образом, все мы находились вместе.

Новоприбывший судья был с моей родины, но я долго ничего не знал о нем, из какого он города и кто такой. В эти дни у меня было много свободного времени, и я свел дружбу с прочими узниками. И так как прежние мои товарищи сделались благодушными и пересказывали прочим о том, что случилось у нас, то все стали ко мне внимательными, как к человеку благочестивому. Услышали и братья той вдовы и удивились, когда узнали про ее защитника. Поэтому все стали просить меня, в надежде, что скажу им что-нибудь благоприятное. Но, проведя там многие дни, я не видел являвшегося мне во сне.

Наконец опять вижу его, и он говорит мне, что и последние трое, виновные в других преступлениях, несут теперь наказание. Я рассказал им об этом, а они сознались в неправде, а именно, что были заодно с похитителем, который убил человека из-за виноградника, смежного с его владением. «Мы, – говорили они, – засвидетельствовали в этом деле, что виноградник принадлежит ему за долг и что не он убил этого человека, а тот сам, упав со скалы, разбился до смерти». Один же из них сказал, что он в гневе ненамеренно толкнул человека с кровли и тот упал и умер. После этого опять вижу во сне говорящего мне: «На следующий день будешь ты освобожден, а прочие подпадут справедливому суду; будь же верующим и возвещай Промысл Божий».

На следующий день судья сел на своем судейском месте и стал допрашивать всех нас и, узнав, до чего прежде было доведено дело, потребовал к себе женщин, которые уже были найдены, и обвинителям представлены были права их. Градоначальник отпустил невинных, каковыми были поселянин и мнимый прелюбодей, а женщин подверг пыткам, желая узнать, не участвовали ли они в другом каком-либо деле.

И оказалось, что одна из них произвела поджог в гневе на того, кто выдал ее прелюбодея, причем один человек, найденный неподалеку от места пожара, который бежал с опустошаемого поля, и был взят как виновный. Оказалось, что это и был один из содержавшихся со мной. Судья, допросив его, нашел дело таким, как оно было рассказано, и освободил его как невинного.

А другая из обвиняемых в прелюбодействе, будучи из того же селения, из которого были заключенные за соумышление в убийстве, призналась, как было дело. «Убитый, – говорила она, – ночевал в моем доме; он был красивый мужчина, я спала с ним; а один из братьев вдовы, и именно мой прелюбодей, застал его у меня, ударил, убил и бросил на перекрестке. Когда же сбежался народ, – продолжала она, – два человека гнались за похитителем их козла; бывшие впереди, увидев их, подумали, что бегут преступники, и, схватив, представили их в суд как виноватых».

Градоначальник спросил: «Как их имена, какого они рода и каковы из себя?» И, собрав о них все подробности, узнал дело в точности и освободил невинных. Их было пятеро: земледелец, мнимый прелюбодей и трое последних. Обоих же братьев и вместе с ними негодных женщин приказал отдать на съедение зверям.

После этого вывели и меня на середину суда. Хотя и сближала его со мной единоплеменность, однако же он стал осведомляться о деле по порядку и пытался выспросить у меня, как было дело с овцами. Я рассказал правду, как все происходило. Он узнал меня по голосу и по имени, а пастуха приказал высечь для дознания истины, после чего освободил меня от обвинения, по прошествии без малого семидесяти дней. Знакомство же мое с градоначальником происходило оттого, что родители мои жили за городом с воспитавшими этого человека, да и я временами имел у него жительство.

В ту же ночь я увидел во сне прежнего мужа, и он сказал мне: «Возвратись в место свое и покайся в неправде, убедившись, что есть Око, над всем назирающее». И, сделав мне сильные угрозы, он удалился; с тех пор и доныне не видел я его.

И я впал в задумчивость, возвратился домой, много плакал, но не знаю, умилостивил ли Бога. Поэтому прошу всех потрудиться со мной в молитвах, так как язва моя неисцельна. Не надмеваюсь видениями, но тревожат меня нечестивые помыслы. И фараону являлся ангел, возвестивший будущее, но пророчество не спасло его от изреченного над ним приговора. И Христос пророчествовавшим во имя Его говорит: Не знаю вас… делатели неправды (Лк. 13, 27). Знаю, что подлинно видел я и изведал опытом, но беспокоит меня чрезмерная укоризна моя Богу. Ибо кто говорит, что все самослучайно, тот отрицает бытие Божества. Так рассуждал я – и не лгу, каялся – и не знаю, загладил ли свой грех, проповедовал о Боге – но неизвестно мне, принято ли это от меня, писал о Промысле – но не разумею, угодно ли это Богу[1 - Здесь оканчивается слово в славянском переводе.].

Вижу здания – и заключаю о здателе; вижу мир – и познаю Промысл; вижу, что корабль без кормчего тонет; видел, что дела человеческие ничем не оканчиваются, если Бог не управляет ими. Вижу город и различное устройство гражданских обществ – и познаю, что все держится Божиим распоряже нием. От пастыря зависит стадо, а от Бога – все, что возрастает на земле. В воле земледелателя отделение пшеницы от терний, – в воле Бо жией благоразумие живущих на земле во взаимном их единении и единомыслии. В воле царя расположить полки воинов, – в воле Божией определенный устав для всего.

На земле ничего нет не возглавленного, потому что начало всему – Бог. Реки – от источников, а законы – от Божией премудрости. Земля приносит плоды, но, если нет дождя с неба, ничего не может произвести сама от себя. День заключает в себе сущность света, но для совершения своего имеет нужду в солнце. Так и добрые дела производятся людьми, но в совершение приводятся Богом. Солнце имеет в себе свет, но для собственного его упокоения нужно ему небо, – подобно и благочестивые для восстановления своего имеют нужду в Боге. И свет – не без огня, и тьма – не без мрака, потому что все имеет взаимную нужду друг в друге: для одного необходимо другое.

Ни в чем не имеет нужды один Бог. В ряду происходящих существ ничего не бывает само от себя. Вещь не может сама себя сотворить. Кто сам себя творит, тот был прежде, нежели сотворил себя. Как же произошел он впоследствии? Кто был прежде своего происхождения, тому не было нужды делаться тем, чем он уже был. И почему нужно было бы нечто другое к составлению того, что уже было? Итак, один Бог не приведен в бытие, ибо само себя приводящее в бытие само себе противоречит.

Бог не не знает, что Он не приведен в бытие, потому что не был Он, подобно нам, вначале младенцем. Он не в неведении сущности Своей, потому что она не уступлена Ему кем-нибудь. Он знает, что такое Он, и скрывается от всякого человеческого разумения, – не по зависти к нам, но щадя нас. Ибо для слуха нашего невместимо слышать о природе или начале не приведенного в бытие: нам и выразить это невозможно.

Мы не доходим до того, чтобы постигнуть начало Безначального, потому что нет в нас столько разумения. Земное глаголал Бог с Синая, и тысячи истаивали, – что же будет с нами, если возглаголет небесное? С земли глаголал, и тысячи истаивали, – что же будет с нами, если начнет беседовать с нами с неба? Народ просил, чтобы не слышать гласа Божия, и Бог соизволил это.

Моисей умолял, чтобы Бог пребыл с народом, и многие умирали, не вынеся приближения к естеству Божию. И так Бог показал, что, приближаясь к людям, по причине праведности Своей для них, неправедных, делается Он поражающим неисцельно. Но, щадя нас, удаляется Он от нас, чтобы оставались мы живы, а также не изрекает нам таин, чтобы мы не умерли. Приблизился Он к Аарону – и найдя его сыновей виновными, умертвил их; приблизился к народу – и истребил многих согрешивших. Поэтому, если изречет Божественное и не уверуем, то убиет всех нас. А поэтому и не изрекает, так как предвидел, что не уверуем. И так прекрасно делает, промышляя о том, чтобы мы не умерли.

Не дает столько разумения, чтобы не угасить произволения, не сообщает большей силы, чтобы не затмить природы. Не стесняет благости, чтобы не препобеждалась она недостоинством, не творит людей ангелами, чтобы не расстроить Своей силы, не творит ангелов херувимами, чтобы не сокрушить Своего создания. Но сделал все, что могла принять сотворенная природа. Уставил чин естеств и нашел, что они, как изменяемые, имеют нужду в милосердии.

Знает же, что поддерживаются они в существовании великой благодатью, потому что природе, чтобы поддерживалась она в существовании, придал от сущности Своей, а что превосходит ее меру, то утаил от нее. Соразмерно с силой уставил чин для разумения, чтобы для тварей не стать виной их превозношения, как подстрекающие детей на худое в большей мере бывают сами виновны. Бог дал тварям, что могли вместить, и извинил в том, чего не могли вместить. Ибо ни от кого не требует чего-либо сверх силы.

Поэтому вы, человеки, не обвиняйте Его могущества, что не соделало оно для природы вместимым невозможное: виной этому не Создатель, но тварность. У художника золотых изделий есть искусство, но он не хочет придать золоту чего-нибудь большего, потому что само оно не допускает этого. Так и Бог, хотя и может, однако же не простирается далее, потому что нет способного вместить Его. Дай вещество, которое бы имело в себе нечто большее, нежели золото, и художник готов придать ему свойственную красоту. Ибо ни один художник, представляя в уме что-нибудь превосходнейшее золотого вещества, не возьмется сам собой подобным этому сделать данное вещество. И Бог, уразумев все чудеса, познал, что вещество не может быть подобной Ему природой. Все превысил богатством Своим в тварях, но чтобы получившее бытие стало не получившим бытия, этого Он и не помышлял, и не изобретал, и не делал. Если из получившего бытие произвел Он не получившее бытие, то обличает Свою собственную природу, что и она произошла, и что все сотворенное Им произвел Он по нужде, а не по премудрости Своей. Бог непостижим в могуществе Своем, о человеки! Он мог явить в тварях нечто большее, но совершил над ними только то, что было для них вместительно.

Знаю, что многие купцы могут производить торг обширнее того, сколько у себя имеют в наличности. Но что есть у них в наличности, за то вполне уважаются, хотя без труда покупают и не имея у себя в наличности денег. Если и Бог не без труда сотворил существующее, то вы, желающие возражать, вправе заключить тогда, что не может Он сотворить большего. Но хотите ли видеть, с какой несказанной легкостью творит Он? И небеса, и все, что на них, сотворил Он словом. А этим доказывается, что может Он сотворить еще многое и лучшее, но не творит, потому что тварная природа не вмещает этого.

Знаю, что художники изобретают нечто такое, чего не имеет в себе вещество, и чем-нибудь обыкновенным, украсив то, производят приятное впечатление. Тем более несомненно, что это возможно для Бога, Который явил в существах столько благолепия. В какой мере дело прочнее слова, в такой же до бесконечности несравнимой мере сила Божия преизбыточествует перед сотворенным.

Итак, Бог все сотворил соразмерно с потребностью каждой твари и не по нужде какой изобрел разности тварей. Сотворивший природы этим самым показывает, что Он же создал и разности их, потому что последним дал доказательство в рассуждении первых. Причина стольких красот не вынужденна, иначе они окажутся делом кого-либо другого, а не Бога, потому что необходимость исключает произвол. Но Бог, как выразило Писание, творит все, что хочет… на небесах и на земле (Пс. 134, 6).

И если твари в удалении своем от порядка служат хвале Божией, то, конечно, зло – не причина совершенства, а бывает препятствием благочестию. А если бы зло было первоначально, то не попустило бы оно произойти доб рому, иначе и доброе принадлежало бы ему. Если вещество произвело беспорядок вопреки Богу, то великое заблуждение – думать, что неодушевленное может вступить в борьбу. Если в веществе деятельность есть душа беспорядка, то великое неразумие – движение при действии почитать душой, потому что ни в одном из нас то, что он делает, не есть душа.

«Да, – скажут, – деятельность вещества произошла от чего-либо существующего в нем». Очень недалекому уму свойственно думать, что в веществе, всегда умаляющемся и изменяющемся, есть нечто вечное. И как изменяющееся стало вечным? Поэтому ничто не начало быть, что начало быть (Ин. 1, 3). Ничто, кроме Единого Бога, не было всегда. Потому-то все и имеет в Нем нужду. Ибо Он сотворил это восхотев, а не по нужде, и сотворил каждую тварь, как восхотел. Имел же собственную Свою волю, не подлежащую необходимости, и не сотворил совечных Себе тварей. Ибо если бы хотеть было для Него необходимостью, то твари были бы совечны Ему и действо было бы сообразно с хотением. Ибо действо Его было не по необходимости, иначе твари были бы совечны Ему.

И то, чтобы Ему быть покланяемым, как хотение было не что-либо страдательное. Поэтому не по необходимости установил Он поклонение Себе, так чтобы тварей для поклонения Себе сделать совечными. Ибо Он ничего не терпит, если не воздают Ему поклонения язычники, и не приходит в то или другое состояние, смотря по разности поклонений; не раздражается несовершенным поклонением иудеев, не смущается ересями, которые воздают Ему поклонение отчасти. Ибо во всяком случае Он остается не подлежащим страданию, пребывая одним и тем же, как и прежде всех тварей, так и доныне и впоследствии до беспредельности. Благость Его – причина всему, правда Его – устав всему, премудрость Его открывается в разнообразии.

Итак, то, что можем вместить мы, человеки, дает Он, щадя, как сказал я, силы наши. И поскольку предвидел, что никто из сотворенных не может вместить Его, то безначально, из сущности Своей произвел Сына и Святого Духа, – не по какой-нибудь необходимости и не по какой-либо причине, как сказали мы, говоря о Слове, – чтобы открылась полнота Божества Его, потому что родил Слово естественно, из сущности Своей, все же естество изъято от необходимости и причины; и особенно потому, что с волей соединил естество, а то и другое сопряг с благостью. Ибо благость явила полноту, потому что Он родил Вмещающего ее существенно, и естество обнаружило достоинство, потому что Вмещающий не недостоин, как Сын, как Несозданный, и воля исключила необходимость, потому что не ради чего-либо рожден Сын, но чтобы всегда совершалась тайна вечности и чтобы не могли мы сказать, будто бы изволение о естественном рождении Сына Божия подлежало необходимости.

Дух же Святой исшел из сущности Отца не полусовершенным и не смешанным, ибо Он – не Отец иногда, а иногда Сын, но – Дух Святой, имеющий полноту благости и исходящий во свидетельство о Божестве, какое ипостасью Своей дает Дух Святой о том, что Отец родил Сына не по страсти, не во времени, не каким-либо способом и не по какой-нибудь причине, но естеством, свободным от необходимости, потому что Отец, восхотев извести и другого Общника, – не Того, Которого родил, но Духа Святого, – явил Его из сущности Своей.

Не прежде Сына извел Духа, чтобы не сказали мы, что хотение подчинено необходимости. Не убоялся человеческого о Нем сомнения, каким образом родил Бесстрастный, имея в доказательство Духа Святого, потому что, не родив, извел Его по-Своему: так и Сына родив, родил бесстрастно, по-Своему. Ибо не умалился исхождением Святого Духа, чтобы и рождение Сына не предполагали мы страстным. И если все же Духа Святого именуем после Сына, то в означение не времени, а Лица, ибо одно время и Духа, и Слова: и мы со словом изводим дыхание.

Итак, Отец не имел нужды во времени к произведению Слова и не во времени, не после Слова извел Духа Святого. Поэтому-то Божество Святой Троицы совечно. Отец и Сын и Святой Дух, хотя и три Лица, но единой сущности. Поэтому-то Святая и Единосущная Троица есть Единый Бог. А что Слово в Духе, это утверждает о нас Давид, сказав, что есть дыхание в устах наших (см.: Пс. 134, 17), и тем не подобную нашей сложность приписывает он Божеству, но показывает сближение в доказательство сказанного выше.
<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
2 из 6