Гунны. Грозные воины степей

Отсюда они напали на Евфратскую область, проникли до Келесирии и Киликии. Иероним очень ярко описал этот набег: «Вот волки, не Аравии, а Севера были выпущены на нас в прошлом году с далеких гор Кавказа, и в короткое время наводнили большие области. Сколько монастырей было захвачено, сколько рек окрасилось человеческой кровью! Антиохия была осаждена, как и другие города, омываемые Галисом, Оронтесом, Сиднусом и Евфратом. Толпы пленников были вытянуты из дома; Аравия, Финикия, Палестина и Египет были охвачены страхом. Но даже если бы у меня была сотня языков, и сотня ртов, и сильный голос, я не смог бы пересчитать названия всех бедствий... Бесчисленные свирепейшие племена заняли все Галлии. Все, что лежит между Альпами и Пиренеями, что заключено между Океаном и Рейном, все разорили».

И еще: «Вот весь Восток задрожал при внезапно разнесшихся вестях, что от крайних пределов Меотиды... вырвались рои гуннов, которые, летая туда и сюда на быстрых конях, все наполняли резней и ужасом. В то время римская армия была далеко, гражданские войны в Италии помешали ей вовремя оказаться на месте... Пусть Иисус в будущем избавит Римскую империю от этих зверей! Они появлялись всюду раньше, чем их ожидали, со скоростью, опережавшей скорость распространения слухов. Они не испытывали жалости ни к монахам, ни к старикам, ни к плачущим детям. Те, кто только начал жить, были вынуждены умереть и, не ведая, в каком оказались положении, улыбались в окружении обнаженных вражеских мечей. Было точно известно, что они направились к Иерусалиму из-за безумной жадности к золоту. Стены Антиохии, о которых не заботились в мирное время, спешно приводили в порядок. Мы сами привели корабли в готовность, приняли меры предосторожности на случай появления врага, боясь варваров больше, чем кораблекрушения, и это при том, что на море бушевала буря».

По словам Иеронима, не было регулярной армии, чтобы встретить варваров; на момент смерти Феодосия армии империи находились на Западе. (Перед смертью Феодосий Великий разделил всю империю между своими сыновьями – Аркадием и Гонорием, которые, соответственно, в 383 и 393 гг. стали августами. Этот шаг означал фактически конец единой империи и привел в 395 г. к образованию Западной и Восточной Римской империи.) Военачальник на Востоке подозревался в трусости и равнодушии к судьбе страны, которой управлял. Во всяком случае, нападение не встречало сопротивления до тех пор, пока евнух Евтропий, торопливо собравший некоторое количество войск из готов и римских солдат, смог начать военные действия против захватчиков. Ему не удалось вернуть награбленное гуннами, но в 398 году на Востоке установился мир, и евнух в 399 году был назначен консулом.

На протяжении приблизительно тринадцати лет гунны, похоже, не совершали набегов на Восточную Римскую империю, но в первые годы нового столетия они, по-видимому, предпринимают грандиозное наступление с недавно захваченной северной части Балканского полуострова на Запад через Центральную Европу. Опять были засвидетельствованы события, похожие на те, что происходили в 376 году. В последние месяцы 405 года гунны под предводительством Радагайса вторглись в Италию, и, по словам напуганных современников, их было 400 тысяч, хотя более трезвые головы называли намного меньшую цифру. 31 декабря 406 года полчища вандалов, свевов и аланов прорвали рейнскую границу и хлынули в Галлию. Эти действия привели к захвату гуннами западных территорий. Сохранился единственный намек в документах об этих жестоких сражениях, указывающий на причину, согласно которой германцам пришлось покинуть их дома и спасаться в провинциях Римской империи. Павел Оросий, описывая этот период истории, говорит «о частых раздорах между собой самих варваров, когда по очереди два клина готов, а затем аланы и гунны грабили друг друга, производя разные убийства».

В 408 году возобновились нападения на область нижнего Дуная. В тот год Ульдин (Ульдис), первый гунн, которого мы знаем по имени и которого будем часто упоминать, пересек Дунай и захватил Кастра-Мартис, крепость, расположенную в Мезии. Он захватил крепость благодаря предательству, но, к сожалению, мы не знаем имени того, кто из крепости вошел с ним в сговор и помог ее захватить. Ульдин ворвался во Фракию и, когда римляне попытались подкупить его, отверг их попытку. Попытку предпринял римский военачальник, командовавший армией во Фракии. Когда он пришел к Ульдину, тот просто указал на восходящее солнце и заявил, что если захочет, то легко найдет способ подчинить всю землю, которую освещает солнце. Он потребовал немыслимую сумму в качестве цены за мир, но римский военачальник не растерялся. Он продолжил разговоры с Ульдином и параллельно вступил в секретные переговоры с командирами вражеской армии. Римлянин подчеркивал невероятную гуманность римского императора, рассказывал о подарках, которые император привык подносить храбрым воинам. Его предложения были приняты. Многие сторонники Ульдина дезертировали, а самому Ульдину с трудом удалось спастись бегством, переправившись через Дунай. Он потерял много гуннов и значительное число скиров (германское племя, родственное готам. – Ред.), которые служили под его началом на тех же основаниях, как аланы, об этом мы уже говорили, в других гуннских армиях.

У нас достаточно свидетельств, говорящих о тех усилиях, которые правительство Восточной Римской империи предприняло для восстановления ущерба, нанесенного Ульдином, и предотвращения повторения подобных набегов. Геркулий, префект претория Иллирии, покровитель литературы и искусств, получил приказ заставить всех, невзирая на ранги, принять участие в восстановлении городских стен и отправке продовольствия в разоренные провинции. Император, проинформированный префектом претория Антемием, ожидал, что многие попытаются уклониться от этой работы, а потому упорно повторял, что «это бремя коснется всех с самого низа до самого верха». Набег может повториться; момент критический. Антемий издал указ: тщательно исследовать все подходы к Восточной империи, особо тщательно должны охраняться «все морские базы, гавани, берега, все пункты отправления в провинциях, самые отдаленные точки и острова». Были приняты конкретные меры для укрепления дунайского флота. 28 января 412 года появилась семилетняя программа по развитию кораблестроения. В провинциях (Мезия и другие), граничивших по берегу Дуная, определили количество кораблей, военных и торговых, которые должны ежегодно строиться, и количество старых кораблей, подлежавших ремонту. По окончании семилетнего срока должно было появиться более двухсот кораблей, и чиновников ожидали серьезные штрафы в случае невыполнения программы. Но самым серьезным достижением Антемия в эти годы было строительство «стен Феодосия» вокруг Константинополя (первые стены были построены при Константине Великом, но постепенно город вырос и перестал «помещаться» в пределы города времен Константина). Потребность в новых стенах ощущалась уже во времена Феодосия I, но только 4 апреля 413 года правительство предложило завершить строительство новой стены, необходимой «для защиты прекраснейшего города». Кто может усомниться, что именно набег Ульдина внушил Антемию срочно заняться защитой столицы? Бюри справедливо считает, что, «планируя новые стены столицы, он осознанно готовился к войне с гуннами, которую предвидел».

После поражения и бегства Ульдина мы подходим к одному из неясных случаев в истории гуннов. Приск слышал об этом от западного римлянина, Ромула, которого он встретил в 449 году в лагере Аттилы и о котором был самого высокого мнения. Ромул рассказал Приску, что гунны однажды пытались напасть на Персию (Сасанидский Иран. – Ред.), когда в их стране свирепствовал голод, а римляне были заняты войной. Под предводительством Васиха и Курсиха, тех, кто впоследствии отправились в Рим для заключения союза, огромная армия гуннов, пройдя пустынную страну и переправившись через озеро, по мнению Ромула Меотийское море, через пятнадцать дней перевалила через горы и вступила в Иран. Опустошив страну, гунны столкнулись с иранской армией, встретившей их градом стрел. Гуннам пришлось отступить за горы, прихватив с собой только малую часть добычи; иранцам удалось отбить большую часть награбленного. Опасаясь преследования, Васих и Курсих вернулись домой другой дорогой, которая, кажется, проходила мимо Баку. Этот поход, похоже, имел место в период с 415 по 420 год или немного позже.

В 420 году Восточная Римская империя вступила в войну с Ираном. В своих владениях иранцы отобрали товары у римских купцов и отказались вернуть римских золотодобытчиков, которых наняли на службу. Кроме того, в Иране началась кампания по преследованию христиан. Поскольку римские армии все глубже увязали на Востоке, северная граница, казалось, лишилась защитников, и, несомненно, по этой причине в 422 году гунны, после продолжительного перерыва, опять предприняли атаку на Фракию. Мы ничего не знаем о том, как их изгнали из страны, и не слышали ничего о дальнейших военных действиях на северной границе до появления Руа (Роаса, Ругила), дяди Аттилы.

5

То немногое, что удалось нам узнать из источников о войнах между римлянами и гуннами до появления Аттилы, было изложено выше. Но в самый начальный период жизни в Европе гунны ни в коем случае не предстают исключительно как враги римлян, готов и иранцев. Мы уже видели, что, хотя гунны разрушили королевство остготов, но они и защищали его. В первом масштабном наступлении в Европе новые варвары разделились. И так продолжалось во весь рассматриваемый период, что отмечалось современниками с удивлением и удовлетворением.

Мы узнали, что Феодосий I в первый год правления смог изгнать гуннов с северных Балкан, но тем не менее гунны часто причиняли ему беспокойство. Кроме того, Феодосий использовал их в качестве союзников. В 388 году в бою с узурпатором Максимом на реке Саве быструю победу Феодосию принесла конница гуннов, служивших в его армии. Вполне возможно, считает Отто Зеек (немецкий историк, автор исследования «История гибели античного мира»), что после победы над братом Максима, Марцеллином, в Петавии в том же году, опять отличилась гуннская конница, ставшая причиной тяжелых потерь, понесенных отступавшим в панике противником. Ближе к концу восьмидесятых армия Валентиниана II оттеснила гуннов, приближавшихся к Галлии, и в то же самое время Бавтон, франкский магистр пехоты, сумел склонить гуннскую армию выступить против ютунгов, опустошавших римскую провинцию Реция (современная Австрия и некоторые другие земли).

Мы уже говорили о поражении Ульдина в 408 году. Но история Ульдина имела не только начало и середину, но и конец. В 400 году германский мятежник Гайнас предпринял попытку пробиться через Фракию на другой берег нижнего Дуная[35 - Гайнас – вестгот, вступивший при императоре Феодосии I в римскую службу и особенно отличившийся в войне 395 г. против Арбогаста. Будучи ревностным сторонником западноримского военачальника и государственного деятеля Стилихона, он сделался виновником умерщвления враждебного Стилихону восточноримского государственного деятеля Руфина (395 г.). При подавлении вспыхнувшего в Малой Азии (398 и 399 гг.) восстания против преемника Руфина в Константинополе, Евтропия, Гайнас действовал весьма двусмысленно. Когда весной 399 г. он стал защищать в Константинополе интересы ариан, гнев православных и народная ярость обрушились на готов, которых в июле того же года было перебито в Константинополе до 7 тысяч человек. После этого Гайнас вступил в открытую войну с императором Аркадием, но принужден был отступить и был умерщвлен преданным императору гуннским предводителем Ульдином в 400 г.].

Ему удалось пересечь Дунай с относительно небольшим отрядом, оставшимся от его разгромленной армии, и здесь он был встречен Ульдином, который решил напасть на него по двум причинам. Ульдин не хотел, чтобы независимая армия варваров бродила к северу от Дуная, и считал, что, уничтожив Гайнаса, сослужит службу императору Восточной Римской империи. Ульдин собрал имевшиеся в его распоряжении силы и не единожды сражался с германцем, пока все-таки не убил его. 3 января 401 года голова Гайнаса была привезена в Константинополь. Взамен Ульдин потребовал «подарки», которые благополучно получил. Следом был заключен союз между Ульдином и восточными римлянами, который, возможно, подразумевал выплату ежегодной дани этой группе кочевников. Заслугу в уничтожении Гайнаса нельзя полностью отнести на счет гуннов. Следует отметить инициативность местных властей и населения Фракии. Предвидя появление отряда Гайнаса, жители в спешном порядке восстановили защитные сооружения городов и с оружием в руках заняли оборонительные позиции. Согласно нашему источнику, «учитывая предыдущие набеги, они приобрели опыт ведения боевых действий и целиком отдавались борьбе». Гайнас ничего не нашел у стен городов, кроме травы; скот, зерно и т. п. было спрятано за стенами городов. Очевидно, что события 395 года преподали жителям Фракии серьезный урок, который они не замедлили затвердить наизусть. Мало того, он настолько врезался им в память, что спустя много лет в этом смог убедиться Аттила, когда атака его конников была отбита жителями Асема.

Затем Ульдин появляется на службе у Западной Римской империи. Как мы помним, в 405 году Радагайс и огромные массы германцев вторглись в Италию. Города полуострова были охвачены паникой, но Стилихон сумел заключить союз с отрядами гуннов и аланов; эти гунны были сторонниками Ульдина. В сражении при Фьезоле в 406 году они продемонстрировали характер. Гуннская кавалерия охватила противника с флангов, что позволило Стилихону быстро уничтожить врага. Люди Ульдина продали взятых в плен за солид (золотая римская монета) с головы. Перед вторжением во Фракию в 408 году гунны оказывали услуги и Восточной и Западной империям.

После казни Стилихона (в 408 году) правительство Западной Римской империи предприняло меры к тому, чтобы в будущем получать военную помощь из негерманских источников. Вот почему оно обратилось к гуннам и получило от них помощь в соответствии с достигнутым соглашением, которое, похоже, предполагало предоставление заложников. Одним из заложников был молодой человек по имени Аэций[36 - Аэций Флавий – полководец Западной Римской империи. Под командованием Аэция в 451 г. в битве на Каталаунских полях в Галлии римские войска и их союзники-варвары разгромили гуннов и их союзников под предводительством Аттилы. Умерщвлен императором Валентинианом III, опасавшимся усиления власти и авторитета Аэция.].

Спустя много лет панегирист Аэция преувеличивал результаты деятельности Аэция в период его пребывания у гуннов. «Кавказ предоставил отдых мечу, и его дикие цари отказываются воевать». «Когда мир пал под скифскими мечами, он прервал безумную атаку врага и стал залогом договора и выкупом мира».

Во всяком случае, мы обнаружили, что, когда Атаульф[37 - Атаульф – король вестготов, шурин и преемник Алариха, правил с 410 по 415 г., завладел Юго-Западной Галлией и женился на Плацидии, сестре императора Гонория; убит в Барселоне.] в 409 году появился южнее Юлийских Альп во главе войска, в котором было много гуннов, министр Гонория, Олимпий, смог встретить его во главе небольшого отряда из 300 гуннов, и потери Атаульфа составили 1100 человек, в то время как Олимпий потерял всего 17.

Позже, в том же 409 году, поскольку отношения правительства Западной Римской империи с Аларихом становились все хуже, имперское правительство перебросило из Далмации в Италию армию из 10 тысяч гуннов. Их присутствие, похоже, произвело впечатление на Алариха, который тут же отказался от своего плана немедленного наступления на Рим. Спустя более тридцати лет после первого появления новых кочевников в Европе слово «гунн» вселяло ужас даже в самых храбрых из тех, кто слышал его.

В 412 году мы узнаем, что правительство Восточной Римской империи опять установило дипломатические отношения с гуннами или, во всяком случае, с некоторыми из них. Из фрагмента Олимпиодора становится ясно, что в 412 году он в составе миссии был направлен из Константинополя к варварам. По пути послы попали в шторм, бушевавший на Черном море, и едва не погибли, но все-таки добрались до короля гуннов Доната, чья сфера деятельности была, очевидно, далека от той, в которой господствовал Ульдин. По прибытии послы успешно достигли того, что один из спутников Приска не смог сделать при подобных обстоятельствах много лет спустя: обменявшись заверениями в дружбе, послы предательски убили Доната. Вероятно, его королевство стало набирать силу, и правительство Восточной Римской империи, которым по-прежнему управлял префект Антемий, увидело дешевый способ уничтожить опасность. Некий Харатон, ставший преемником Доната, не без причины испытывал чувство враждебности к Олимпиодору и его друзьям. Но послы подготовились к такому повороту событий и преподнесли Харатону дорогие подарки от имени Феодосия; мир был восстановлен. (Историк писал, как он был отправлен послом к гуннам и Донату, о том, как этот Донат, «коварно обманутый клятвой, был преступно умерщвлен и как Харатон распалился гневом за это убийство, но императорские дары «умягчили и успокоили его».)

В 425 году, когда узурпатор Иоанн боролся за свою жизнь в Равенне против армии Восточного Рима, он послал Аэция к гуннам, чтобы нанять армию и привести ее как можно быстрее в Италию. Аэций появился в Италии слишком поздно: Иоанна уже три дня как не было в живых. Однако Аэций вступил в упорный, но не имеющий решающего значения бой с армией Аспара[38 - Флавий Ардабур А с п а р, гуннско-готского происхождения, родственник Плинты, консул в 434 г. и полководец, командовавший силами империи в кампаниях на Западе.].

В итоге гунны покинули Италию и вернулись домой. Гунны, как выяснилось, «отложили гнев и оружие ради золота», отдали заложников и обменялись клятвами. Плацидия и Валентиниан III, оценив по достоинству победу Аэция (по смерти императора Гонория в 423 году Аэций примкнул к партии узурпатора Иоанна, но в 425 году перешел на сторону Плацидии, матери и опекунши законного наследника престола Валентиниана III), назначили его главнокомандующим войсками империи. Ходили разговоры, что Аэцию удалось отправить домой 60 тысяч гуннов.

6

Так что гунны были не только противниками римлян в конце IV и в начале V столетия; до некоторой степени они были их друзьями и служили не без пользы в качестве наемников в имперских армиях.

Не только римское правительство получало пользу от их службы; их услугами пользовались отдельные богатые римляне. Мы знаем о двух случаях, но нет причин сомневаться, что их было много больше. Клаудиан пишет, что Руфин, префект претория Аркадия, имел личную охрану из варваров, а из другого источника нам стало известно, что эта охрана состояла из гуннов. Главный противник Руфина Стихилон, стремясь гарантировать свою безопасность, имел личную армию гуннов, и, если бы враги Аэция решили убить его, им пришлось бы иметь дело с этими вассалами. В одной из хроник есть упоминание о гуннах Руфина, и создается впечатление, что это была мощная сила.

Если некоторые из могущественных лиц Западной и Восточной Римской империй доверяли гуннам, используя их в качестве личной охраны, многие люди считали, что новые варвары способны творить самые страшные злодеяния. Клаудиан не раздумывая сообщает читателям, что гунны убивают своих родителей. И почему бы людям было в это не поверить, ведь и Геродот писал, что массагеты приносят в жертву своих стариков. Спустя полвека еще дальше пошел Феодорет, который писал, что массагеты, как он называет гуннов, не просто возвели в обычай убивать своих стариков, но и съедать их тела. Все сходились во мнении, что они живут как дикие животные. Согласно Приску, они нападали на готов как волки. Даже трезвомыслящий Аммиан пишет, что «вы можете пользоваться ими как двуногими животными»; по Иерониму, они тоже волки и дикие животные. В VI веке Иордан писал, что это «почти человеческое племя», а Прокопий отмечает, что эфталиты, единственные среди гуннов, не живут как животные. Захария Митиленский[39 - Захария Схоластик – богослов, историк VI в. Обучался в Александрии под руководством Аммония, был епископом в Митилене. «История» Захария, охватывавшая период между 436 и 491 гг., в оригинале не сохранилась, однако сохранился ее сирийский перевод. Кроме того, Захарию принадлежит жизнеописание Севера Антиохийского.] пишет о гуннах Северо-Запада как о «варварах, которые подобны жадным диким животным и не признают Бога».

Люди, жившие в районах, подвергавшихся опустошительным набегам гуннов, испытывали невыразимые лишения. Нам мало что известно о страданиях готов, когда это новое племя варваров внезапно нападало на них, по словам Аммиана, как ураган с горных вершин. Однако кое-какую информацию мы получили из Фракии. Когда святому Гипатию было двадцать лет, он посетил монахов в области, подвергавшейся нападкам гуннов, и узнал, что с тех пор, как банды гуннов стали беспрепятственно бродить по этой местности, монахи были вынуждены строить крепости, в которых могли жить в относительной безопасности. Вместе с 80 братьями Гипатий участвовал в строительстве большой крепости, чтобы не прерывать служения Богу. Очевидно, провинция осталась совсем без защиты. Много лет спустя Гипатий любил рассказывать ученикам, как гунны окружили их крепость во Фракии, но Бог защитил своих слуг и обратил их врагов в бегство. В стене было отверстие, рассказывал Гипатий, через которое они сбросили камень. Он попал в одного из нападавших. Когда остальные увидели это, то, взмахнув хлыстами, словно давая сигнал к отступлению, вскочили на лошадей и ускакали прочь. Когда наступила временная передышка, люди, у которых после набегов гуннов не осталось ничего, прибежали к монастырю в надежде получить хоть какую-нибудь еду. После этого случая монах Иона, армянин, отправился в Константинополь, чтобы рассказать высокопоставленным людям, как страдает народ во Фракии. Узнав об этом, Руфин распорядился «загрузить корабли зерном и бобами» – по всей видимости, наземные пути сообщения были разрушены – «и отправить их Ионе, чтобы он мог раздать их неимущим». Вне всяких сомнений, правительство империи делало все возможное, чтобы помочь пострадавшим от набегов, но средства были ограничены, и организовать помощь отдаленным от моря провинциям не представлялось возможным.

Церковь не испугалась ярости и необузданности новых захватчиков, и вскоре после их первого появления на границе к ним отправились христианские миссионеры. В начале V века гуннов посетил епископ Теотим (Феофим) Томитанский (Фомитанский). Нам известно, что гунны на Дунае отнеслись к нему с большим уважением и называли его «богом римлян». Рассказывали, что Феофим творил чудеса, но церковный историк, записавший эти рассказы, похоже, сам сомневался в их правдивости. Рассказывали, что однажды Феофим со спутниками проезжали по вражеской территории и увидели группу гуннов, направляющуюся в их сторону. Спутники Феофима пришли в ужас, решив, что им пришел конец. Но Феофим слез с лошади и стал молиться. Гунны проскакали мимо, не заметив их, словно Феофим со спутниками и их лошади после молитвы стали невидимыми. Был и такой случай. Один из гуннов, считая, что епископ человек богатый, решил взять его в заложники и потребовать за него выкуп. Он решил поймать епископа с помощью аркана (гунны часто пользовались арканом во время боевых действий). Он поднял руку, собираясь бросить аркан, и застыл на месте, словно опутанный невидимой веревкой. Гунн оставался неподвижным до тех пор, пока спутники епископа не попросили его помолиться, чтобы освободить несчастного из невидимых оков.

Несмотря на эти чудеса, Феофим, похоже, не преуспел в общении с гуннами. Единственное, что ему удалось сделать, по словам нашего источника, – это «изменить их скотский образ жизни» на более приемлемый, а достиг он этого, как было принято в те времена, дорогими подарками и приглашениями на обед.

Приблизительно в то же время к гуннам направляли и других миссионеров, которых Иоанн Хризостом посылал к «кочевым скифам, располагавшимся на Дунае». Наш источник использует термин «кочевые скифы» в отношении гуннов, и мы уверены, что патриарх Константинопольский пытался обратить новых варваров в христианство. Но миссионеры потерпели неудачу. Вероятно, основной проблемой была языковая. Сам Иоанн Хризостом мог легко найти в столице переводчика, когда читал проповеди готам, но, как мы увидим позже, очень немногие римляне знали гуннский язык, так что чтение проповедей сопровождалось огромными трудностями, если вообще было возможно.

Тем не менее в Римской империи были люди, верившие, что задача обращения гуннов в христианство практически выполнена. «Гунны учат псалмы», – писал Иероним в 403 году, спустя всего восемь лет после того, как дрожал в своей келье в Вифлееме. В 417 году Оросий отмечает, что «христианские церкви повсюду на Востоке и Западе заполнены гуннами, свевами, вандалами, бургундами и бесчисленными другими верующими народами». В расцвет правления Аттилы, по мнению Теодорета, гунны с отвращением отказались от обычая съедать своих стариков, поскольку теперь слушали проповеди. Однако трезвомыслящие очевидцы считали, что все усилия церкви были напрасны. Пруденций, хотя и говорил, что до некоторой степени удалось обуздать «кровавую свирепость» гуннов, но ничего не остается делать, как с нетерпением ждать тот день, когда они «выпьют Христову кровь». В VI столетии их бессмысленная жестокость, желание насиловать монахинь и уничтожать тех, кто нашел убежище в церквях, оказывало шокирующее воздействие даже на варваров, служивших в армии Юстиниана. Возможно, отдельные гунны, особенно те, кто жили в Римской империи как пленники или изгнанники, были обращены в христианскую веру, но если это и так, то мы не слышали ни об одном обращенном вплоть до смерти Аттилы. Впоследствии те немногие, о ком мы знаем, имели тесные отношения с римлянами. К примеру, Суника, о котором Захария Митиленский пишет как о «военачальнике, который был гунном, и, найдя убежище у римлян, был крещен». Захария тем не менее не грешил против истины, когда писал о гуннах как о «варварах, которые подобны жадным диким животным и не признают Бога».

Такое впечатление гунны производили на тех римлян, чьи работы дошли до наших дней. Но эти довольно хорошо образованные люди составляли ничтожное меньшинство от населения империи. Мы не сомневаемся, что их впечатление от варваров разделяли все те, кто жил в областях, подвергшихся опустошительным набегам, чьих сыновей и дочерей угоняли в рабство. На страницах этой книги мы попытаемся объяснить, какие чувства испытывала большая часть населения европейских провинций, то есть крестьяне, жившие далеко от границ, кто тяжело трудился на хозяйских полях, и те, кто грабил и убивал и жил в горах и лесах. Аттила был «бичом Божьим» только для римских священников и властей, заинтересованных в сохранении народов под властью Рима.

Глава 3

ГУННСКОЕ ОБЩЕСТВО ДО АТТИЛЫ

В предыдущей главе была сделана попытка в общих чертах рассказать о военных подвигах гуннов в войнах, в которых они участвовали как на стороне, так и против римлян или готов до появления Аттилы. Понятно, что многие вопросы, возникшие по ходу нашего рассказа, требуют объяснений. Но прежде чем переходить к этим вопросам, хотим напомнить читателю, что он должен постоянно иметь в виду, с какой скоростью возникла и распалась империя гуннов. Когда в 449 году Приск пересек римскую границу и вступил во владения гуннов, он попал в мир, которого за поколение до его рождения еще не существовало и который исчез к тому времени, когда появилась на свет его книга. Если мы хотим понять такое необычное явление, какое представляла собой большая кочевая империя, мы никогда не должны забывать, что их общество было динамичным. История не собирается приписывать такое поразительное явление, как возникновение империи гуннов, гению одного человека, и на самом деле, как мы увидим, нет достаточного количества свидетельств, удостоверяющих, что Аттила был гением. Только исходя из условий развития их общества мы можем объяснить, почему гунны напали на Римскую империю, почему они так часто защищали ее, как они приступили к созданию столь огромной империи, но, как оказалось, смогли сохранить ее считаное число лет. Следовательно, нам необходимо исследовать их общество, и мы только можем надеяться, что нам удастся в этом преуспеть, если поймем, какие производительные методы были в их распоряжении. Ни в одной части нашего исследования у нас не было больших причин для выражения благодарности в адрес Аммиана, чем в этой главе.

1

По определению Хобхауза, Вилера, Гинсберга, гунны располагались на низшей стадии пасторализма[40 - Пасторализм – тип экономики, основу которого составляет разведение домашних животных.].

Стада, которые они гнали по степным районам Южной России, состояли, по словам Аммиана, из всех видов одомашненных животных – коров, быков, лошадей, коз и, прежде всего, овец, которые, хотя об этом не сказано в имеющихся у нас источниках, более необходимы кочевникам, чем лошади.

Одежда кочевников была сделана из полотна или шкурок сурков; некоторые степные племена получили известность в Римской империи благодаря торговле этими шкурками. Они носили одежду до тех пор, пока она не истлевала и расползалась прямо на них. А теперь вспомним закон Чингисхана, согласно которому монголы носили одежду не стирая, пока она не изнашивалась прямо на них. Гунны обматывали ноги козьими шкурами, а на головах носили круглые шапки, но нам не известно, из какого материала они были сделаны.

Совершенно ясно, что большую часть еды они получали от стада, но, как все степные кочевники, гунны были еще и охотниками и за счет охотничьих трофеев должны были разнообразить свой рацион. Хотя Аммиан, как ни странно, упоминает охоту только в связи с аланами, Приск считает, что, когда гунны поселились на Кубани (непосредственно перед нападением на остготов), они добывали себе пропитание, в частности, и охотой. Кроме того, от Аммиана нам стало известно, что они собирали корни дикорастущих растений, добавляя их в пищу. То, что Аммиан говорит об этом, всего лишь конспективно излагая их образ жизни, свидетельствует о том, что добывание пищи играло важную роль в их жизни. Едва ли стоит добавлять, что гунны ничего не смыслили в земледелии. Одежду они получали путем обмена, поскольку люди, ничего не понимавшие в земледелии, не могли выращивать лен. Когда Аммиан говорит, что гунны с колыбели привыкли переносить голод и жажду, он тем самым дает понять, что их хозяйство было просто неспособно обеспечить их жизнь без заимствований со стороны. Они, вероятно, не могли жить без использования продуктов труда населения, имевшего крепкое разностороннее хозяйство. По этой причине гунны были вынуждены постоянно общаться с оседлыми народами; вопрос, связанный с торговыми отношениями, мы рассмотрим несколько позже.

2

Из описания столь примитивных методов получения пищи со всей очевидностью следует, что сравнительно небольшому количеству гуннов требовались большие площади под пастбища. Следовательно, не нужно думать, что гунны скитались по степи в виде одного огромного скопища; в заблуждение вводят термины «орды» гуннов, «неисчислимые рои». Скорее большое количество маленьких групп перегоняло стада в поисках пастбищ и воды; небольшой группе было проще обеспечить себя пищей. Что нам известно об этих группах? К сожалению, Аммиан ничего не рассказывает о племенном строе гуннов. От Приска и других авторов мы узнали несколько названий гуннских племен. Аммиан пишет, что в бою гунны выстраивались клином; согласно Тациту, клином в бою выстраивались германцы, а нам известно, что работы Аммиана являются продолжением сочинений Тацита. Но нам не известно, формировали ли гунны клин аналогично клину родственников и соседей. Нет никаких прямых свидетельств, подкрепляющих предположение о существовании небольших групп гуннов, но, хотя в условиях степной жизни племена и союзы легко распадались, кланы и семьи имели тенденцию выживать, так что это предположение вполне может быть верным. Бюри соглашается с утверждением Пейскера, что базовая ячейка гуннского общества состояла из пяти-шести членов одной семьи, живших в одном шатре. «От шести до десяти шатров составляли лагерь, а несколько лагерей – клан. Племя состояло из нескольких кланов, а самым крупным было объединение нескольких племен». Если мы примем слово «несколько» из цитаты Бюри за число 10, то можем сделать вывод, что в среднем племя гуннов состояло приблизительно из 5 тысяч человек. Но никакие пастбища и охотничьи угодья не выдержали бы 5 тысяч человек со стадами, перемещающимися одной группой. Именно поэтому Пейскер считает, что каждый лагерь, состоявший примерно из 50 человек, двигался отдельно. Приск рассказывает, что акациры – так он называет гуннов – делились на несколько племен и кланов, у каждого из которых был свой вождь. Мы можем предположить, что кланы, о которых говорит Приск, соответствуют группам из 500 человек, из которых, по утверждению Пейскера, состоял клан.

Нам кое-что известно о социальной организации племен в те времена. Когда мужчины целые дни проводили в заботах о стаде, но при этом у них часто бывали голодные времена – они «с колыбели привыкли переносить голод и жажду» – у таких племен просто не могло появиться «неработающего класса». Аммиан ясно говорит, что у гуннов нет королей, «они не подчиняются власти какого-либо правителя». Вместо королей, объясняет он, каждая группа довольствуется временным руководством «главных мужчин». Он не объясняет, что это за «главные мужчины» (правители), но исходя из его рассуждений можно сделать вывод, что это руководство существовало только в условиях военного времени. Мы можем предположить, что даже в военное время они не применяли власть в традиционном понимании этого слова. Известно, что до 1206 года у монголов не было правителя. Когда в 1206 году Темучин (Тэмуджин) был провозглашен Чингисханом, он не был облечен королевской властью; он просто возглавил небольшую группу сторонников, которые поклялись повиноваться ему во время войны, а в мирное время просто воздерживаться «от нанесения ему вреда». Правители Аммиана, возможно, были в своих племенах примерно на таком же положении. Вне всякого сомнения, это были просто люди, заслужившие репутацию военачальников, а в мирное время у них было не больше власти, чем у любого мужчины гуннского племени. В мирное время кланы рассеивались по пастбищам, и необходимость в общем руководстве отпадала. В мирное время все взрослые гунны или, во всяком случае, главы семейств встречались для обсуждения вопросов, представляющих общий интерес; все их совещания проходили исключительно верхом.

Аммиан ничего не говорит относительно того, кто обладал правом собственности, клан, семья или какое-то другое объединение. Конечно, не было никакой частной собственности на землю, ведь они были пасторальными кочевниками. А как быть со стадом? Мы знаем, что во времена Чингисхана каждая кочевая семья имела свое стадо, шатры или юрты, другое снаряжение, и можно уверенно предположить, что так же было и у гуннов. Не вызывает сомнения, что Онегесию, которого мы встретим дальше, принадлежала вся собственность, используемая членами его семьи. Следует отметить, что если бы частная собственность в том смысле, который мы вкладываем в это понятие, существовала в период, о котором рассказывает Аммиан, то у нас возникли бы некоторые трудности с правителями. Если они были просто теми, кто унаследовал или приобрел большую часть собственности, то совершенно непонятно, как они могли не существовать в мирное время. Имущий класс никогда не замедлит использовать экономические и социальные преимущества в политических целях. Из этого следует, что военное руководство не было строго наследственным, хотя престиж отца, осуществлявшего руководство, мог дать определенные преимущества сыну, когда речь шла о выборе нового правителя. И наконец, мы можем с уверенностью утверждать, что в гуннском обществе не процветало рабство. Аммиан делает все возможное, чтобы доказать, что гуннам не был знаком институт рабства, как и аланам, у которых не было рабов. У гуннов были те, кто выполнял «черную работу» во время охоты, пастухи и мальчики «при лошадях», как у древних монголов. Эти люди находились полностью во власти хозяина, и их без зазрения совести могли лишить жизни – Приск видел двоих таких несчастных, замученных хозяевами. Единственным источником рабства была война. Во всяком случае, мы не слышали ни о каких рабах-гуннах в гуннском обществе.

3

А теперь позвольте перейти к численности и военной силе гуннов.

Как было сказано выше, автор этой книги не может пренебречь мнением, согласно которому гуннов отождествляют с сюнну. Китайцы, когда они сталкивались со степными кочевниками, говорили о численности кочевых армий в 100, 200, 300 и даже 400 тысяч человек. В соответствии с этим Паркер в своей книге «Тысячелетие татар», основанной на подлинных документах, пишет: «300-тысячная армия под командованием Баходура», «Бахадур выпустил 300-тысячную армию» и т. п. Поведение тех, кто ничего не знает о китайских источниках и берется критиковать историков, работающих с ними, может показаться дерзким, но нам позволительно спросить, во-первых, как древние кочевые монголы-скотоводы могли прокормить 300-тысячную армию и, во-вторых, как вообще могло функционировать такое огромное общество, если для проведения военной кампании надо было оторвать от каждодневных забот по охране и уходу за стадами пусть даже 100 тысяч мужчин. А когда мы узнаем, что в 430 году гунны Аттилы составляли приблизительно 600 – 700 тысяч человек, то не можем не задаться вопросом, как такая огромная масса народа могла прокормить себя в Паннонии и на долгом пути в Паннонию, даже если они двигались туда из не столь отдаленного района, как бассейн Кубани.

Статистические данные, полученные нами из греко-римских источников V века, свидетельствует о совершенно ином положении дел. В 409 году Гонорий использовал 10 тысяч гуннов против Алариха. Великолепный источник, из которого мы черпаем информацию, а им является Олимпиодор, лично наблюдавший жизнь гуннов, описал невероятные усилия, предпринятые императором для обеспечения продовольствием этой армии гуннов. С этой целью из Далмации в Италию было доставлено зерно и домашний скот. Как выразился Зосим, «император... призвал десять тысяч гуннов в качестве союзников и, когда они прибыли, приказал далматинцам пожертвовать зерно, овец и рогатый скот». Благодаря тому, что Зосим или, скорее, Олимпиодор посчитал эту информацию настолько важной, что включил ее в «Историю», становится ясно, что случай был исключительный и обеспечение 10 тысяч гуннов питанием во время военной кампании не считалось обычной задачей. Разумно предположить, что в тот период только служба продовольственного снабжения имперского правительства была способна обеспечить продовольствием такую большую армию гуннских воинов, сконцентрированных в одном месте. Маловероятно, что сами гунны в годы, последовавшие за их первым появлением в Европе, могли произвести такой излишек продовольствия, чтобы прокормить большую армию в течение всей кампании, а уж тем более после опустошительного вторжения Радагайса, случившегося несколькими годами ранее. Однако известно, что гунны Октара, разбитые бургундами, по словам Сократа, насчитывали 10 тысяч человек. Здесь явно прослеживается стремление Сократа преувеличить численность гуннов: вполне возможно, что гуннов было намного меньше, чем 10 тысяч человек. Действительно, когда древние авторы говорят о численности варварских армий, сражавшихся с другими варварами, они редко бывают правы: им было практически невозможно получить достоверную информацию, касающуюся численности варварских армий.

Далее. Мы узнаем от Олимпиодора, что в 409 году гуннский отряд, разгромивший готов Атаульфа, насчитывал 300 человек. Учитывая ранее упомянутые трудности с обеспечением продовольствием, эта цифра кажется более реальной. Во времена Прокопия, когда гунны вернулись, как мы узнаем дальше, к той форме социальной организации, которая была у них в 376 году, численность их отрядов колебалась между 200 и 1200 человек, и наступление в 558 году Забергана, вызвавшее огромную тревогу Константинополя, во главе армии, состоявшей из 7 тысяч контригуров (уннов), рассматривалось как исключительное явление. Мы вряд ли ошибемся, если предположим, что в среднем численность групп гуннов, совершавших набеги на римские провинции в начале V века, превышала 1200 человек. Мы также допускаем, что в этот период примерно такую же численность могла иметь гуннская армия, нанимаемая римским правительством.

Согласно Ральфу Фоксу, знавшему Монголию по личному опыту, жившие там племена кочевников переходили с пастбища на пастбище группами, занимавшими несколько сотен юрт. Это говорит о том, что в этих группах было порядка тысячи воинов; по-видимому, во время набегов некоторые взрослые мужчины оставались с женщинами и детьми, чтобы защитить их и ухаживать за стадами. Мы уже говорили, что племя состояло примерно из 5 тысяч человек, и это опять же указывает на то, что действующая военная сила каждого племени имела предполагаемую нами численность, а меньшие гуннские силы, которые опустошали римские провинции, и гуннские отряды, нанимаемые римским правительством, были не случайными группами, а специально отобранными в армию членами племени. Таким образом, мы получаем ответ на множество вопросов. Поскольку каждое племя самостоятельно искало пастбища и охотничьи угодья, боевые формирования племен могли действовать независимо друг от друга, а значит, можно сделать вывод, что между ними конкуренция и враждебность были столь же обычны, как дружба и сотрудничество. Это основная причина, по которой одни гунны нападали на готов Витимира, а другие играли важную роль в защите готов. Вот почему гунны столь же часто защищали Римскую империю, сколь часто нападали на нее. Кроме того, гунны имели репутацию не заслуживающих доверия людей при заключении и разрыве договоров. Причина, по которой они приобрели подобную репутацию, заключалась в организации племени: договор, заключенный одной группой гуннов, никоим образом не являлся обязательным для другой. Наконец, это объясняет и тот факт, что в течение многих лет после пересечения гуннами Дуная не сообщалось ни о каких крупных сражениях между гуннами и римлянами.

Предыдущие рассуждения, я думаю, подвергают некоторому сомнению имеющиеся в нашем распоряжении сведения о численности армии в 60 тысяч гуннов, которых Аэций в 425 году отправил в Италию. 60-тысячная армия гуннов могла быть выставлена по крайней мере 250-тысячным населением гуннов, и, когда мы считаем, что только одна часть гуннов поддерживала Аэция, и принимаем во внимание тот факт, что ни Аэций, ни правительство Западной Римской империи не имели возможности прокормить 60 тысяч наемников (и расплатиться с ними), мы не можем не признать, что численность этой гуннской армии явно завышена. Рискнем предположить, что, по всей вероятности, в данном случае силы Аэция составляли примерно десятую часть от численности, указанной Филосторгом. Нельзя не отметить, что хотя Аэций, как и другие военачальники, преувеличивал численность армии в пропагандистских целях, но поразительная мобильность степных конников заставляла современных им историков поверить в то, что их было гораздо больше, чем на самом деле. Надо не забывать, что имеющиеся у нас в распоряжении самые лучшие источники редко (если не сказать никогда) предпринимали попытки оценить численность гуннских армий в годы расцвета гуннов.