Русская семерка

– Вызывали?

– Входи, Одалевский! – властно сказал Гущин. – Что тебя уже полчаса найти не могут? Вот товарищи из Москвы приехали…

– А я на толчке сидел. Живот прихватило. – Одалевский вдруг простодушно улыбнулся крупными запекшимися губами. – А зачем из Москвы-то?

– Ну что ж! Давай, как говорится, знакомиться! – Блондин энергично поднялся с подоконника и подошел к Одалевскому, дружески протянул руку: – Я – Игорь, а это мой друг Станислав, или попросту Стас, – показал он на своего скуластого и спортивно-увесистого друга и повернулся к Гущину: – Товарищ Гущин, нельзя ли нам чаю организовать?

Гущин засуетился, засеменил к выходу.

– Конечно! Сейчас! Вам с лимончиком или без? Я мигом!..

– Не торопитесь, Иван Михалыч. У нас времени много. И с Алешей есть о чем поговорить… – Блондин широко улыбнулся Одалевскому: – Садись, Алеша.

Алексей удивленно оглянулся на исчезнувшего в дверях Гущина, внимательно посмотрел на визитеров из Москвы. Кто такие? Почему сам парторг лебезит перед ними? Даже за чаем побежал!..

Стас пошуршал страницей в папке и поднял глаза на Алексея:

– Когда вернулся из Афганистана?

– В августе прошлого года…

– В каких войсках служил?

– Я не имею права говорить о службе в армии. Бумагу подписал о неразглашении.

Стас обменялся взглядом с блондином. Затем взял кожаный черный дипломат, стоявший у его ноги, открыл его, достал плотный лист бумаги и протянул Алексею. Это была копия фирменного бланка с типографской надписью по верху страницы:

МИНИСТЕРСТВО ОБОРОНЫ СССР

Приказ № 126/03 от 25.3.1981

ВСЕМ СОЛДАТАМ, СЕРЖАНТАМ И ОФИЦЕРАМ ЗАПАСА,

проходившим службу на территории Афганистана и подписавшим «Обязательство о неразглашении».

Настоящим довожу до вашего сведения, что на основании решения ЦК КПСС от 24 марта 1981 года и в целях обеспечения безопасности нашей Родины Комитету государственной безопасности СССР разрешено проводить опросы бывших военнослужащих Советской Армии. Сотрудники КГБ по предъявлении своих документов имеют право получить от бывших советских военнослужащих полную информацию по всем вопросам, связанным с их пребыванием в Армии.

МИНИСТР ОБОРОНЫ СССР

П. УСТИНОВ,

Маршал Советского Союза

Москва, 25 марта 1981 г.

Увидев, что Алексей прочел приказ, Стас взял у него лист, снова положил в дипломат.

– Этот документ дает тебе право отвечать на все вопросы. И про Афганистан тоже. А вот мое удостоверение. Чтобы у тебя не было сомнений, с кем имеешь дело.

Он подставил Алексею под глаза красную книжечку-удостоверение. На ней мелкими золотыми буквами было вытиснено: «Комитет государственной безопасности». Затем Стас привычным жестом распахнул «корочки». Оттуда глянула его фотография и выведенная тушью строка: «Старший лейтенант госбезопасности Коваль С.Ф.».

– Ну зачем ты его удостоверением пугаешь? – Блондин недовольно поморщился. – Перед нами, можно сказать, герой афганской войны! Был там ранен. Сколько ты провалялся в госпитале, Алеша?

– Три месяца и шесть дней. А чего вам надо от меня?

– Ты дружил в Афганистане с рядовым Юрием Шалыгиным. – Стас откинулся на спинку стула и смотрел Алексею в глаза. – Во время апрельского наступления в долине Логар рядовой Шалыгин исчез. И с тех пор числился пропавшим без вести. Но недавно мы узнали, что он добровольно сдался в плен и получил политическое убежище в Англии. Вот об этом твоем дружке мы и хотим поговорить.

– А что я могу о нем рассказать? – растерянно улыбнулся Алексей. – Я ничего не знаю…

– Ты, Одалевский, зубы не скаль! – резко сказал Стас. – Если бы этот паскуда был просто дезертиром – хрен с ним! И даже если бы он дал пару антисоветских интервью в газеты или по Би-би-си – тоже! Мы бы пережили! Но этот подонок добровольно вернулся из Англии в Афганистан или ездит туда периодически и воюет против нас. Не автоматом, нет. Антисоветской литературой! Полюбуйся!.. – Стас снова открыл свой дипломат, вытащил из него газету «Правда» и положил на стол перед Алексеем.

Алексей с недоумением посмотрел на газету. «Правда» как «Правда», чуть пожелтела. Наверно, прошлогодняя…

– Ты заголовки прочитай, Алеша, – мягко сказал сбоку блондин.

Алексей взял газету и глазам своим не поверил. На первой же странице был заголовок: «РУССКИЙ СОЛДАТ – ЖЕРТВА ПРЕСТУПНОЙ ПОЛИТИКИ КПСС». Алексей испуганно отстранил от себя газету, но Стас сказал приказным тоном:

– Ты почитай статьи, почитай.

– Зачем? – спросил Алексей.

– Я думаю, он видел такие статьи на листовках в Афганистане, – сказал блондин Стасу.

И Алексей все понял: в этой газете были опубликованы те листовки, которыми моджахеды периодически забрасывали расположение советских войск. Однажды в Нанганхаре ими было усыпано полгорода. В них было написано о «фашистской власти Кремля», «иге коммунизма», «варварстве русских оккупантов» и о том, что в рядах Национального Исламского Фронта Афганистана воюет против Советской Армии уже больше сотни русских солдат, перешедших на сторону моджахедов. Они-то, те дезертиры, и писали, конечно, листовки, но – Господи! – те листовки были написаны от руки, с грамматическими ошибками, над которыми все солдаты смеялись, а тут – газета! «Правда»! Типографский набор!.. Но какое отношение к этому имеет Юрка Шалыгин?

– Тебе знакома такая фамилия – «Твердыш»? – спросил Стас.

– Нет, – сказал Алексей.

– Ты уверен?

– Да.

Стас взял «Правду», развернул ее и прочел:

– «Юрий Твердыш. „ПЕРЕДАЙТЕ МОЕЙ НЕВЕСТЕ!“ – Затем поудобней откинулся на стуле и стал читать с ироническим нажимом, как бы актерски: – «Брат мой, брательник, русский солдат! Я служил с тобой рядом, я был с тобой в раскаленном от жары БРДМ, я глотал черный дым от КПВТ[8 - Крупнокалиберный пулемет Васнецова, танковый.], я замерзал в Нанганхаре и стрелял по душманам… Но теперь – шабаш, я отстрелялся! Передай моей невесте – она меня никогда не увидит! Передай моей матери – она меня тоже никогда не увидит! Передай моей родине – и она меня не увидит, нет! Но зато – пусть они знают: здесь, вдали от них, я остался человеком. Я не расстреливаю детей и женщин, я не сжигаю напалмом деревни и кишлаки, я не травлю людей ОВ, я не разбрасываю на дорогах детские игрушки-мины. Я остался человеком! Что лучше, братан, прийти к матери и сказать ей: «Я убийца», прийти к невесте и обнять ее обагренными детской кровью руками, или вообще вернуться к ним в «черном тюльпане»[9 - «Черный тюльпан» – самолет, на котором везли трупы в СССР из Афганистана.], или – пусть вдали от них, но остаться человеком? Что лучше, брат мой, русский солдат? Когда ты прочтешь эту газету и порвешь ее в страхе перед замполитом или скрутишь из моего письма самокрутку с солдатской махрой и сделаешь первую глубокую затяжку, пусть вместе с дымом войдут в твою душу вопросы: что лучше – убивать или не убивать? Жить убийцей на родине или?.. И знаешь: власть, которая заставляет людей быть убийцами, не может быть вечной. Нам с тобой всего по двадцать лет! Я уверен, что через 5, 10, пускай через 20 лет рухнет эта фашистская власть в Кремле и я вернусь на родину. Пусть невеста предаст, пусть Родина забудет – мать меня встретит, и я ей скажу: «Я никого не убил, мама! Я выжил человеком…» Ты меня понял, брательник?»… – Стас отложил газету и испытующе посмотрел на Алексея: – Ну как?

– Что «как»? – спросил Алексей. Но он уже все понял. Эти рассуждения о том, что лучше – выжить человеком или вернуться домой калекой и убийцей, – были типичными рассуждениями Юрки Шалыгина, а «браток», «братан», «брательник» – это прямо из его лексикона, Алексей словно услышал Юрку рядом с собой. Значит, Юрка жив! Но при чем тут эта странная фамилия? Как они сказали – «Твердыш»?

– Это он написал? – спросил блондин.

Алексей пожал плечами:

– Вы же назвали другую фамилию…

– Не важно! – резко сказал Стас. – Ты узнал его интонации? Это его слова – «братан», «брательник»? А?

В конце концов, если Юрка в Англии или даже в Афганистане у моджахедов, то ему наплевать на этих гэбешников, подумал Алексей. Но сказал все-таки осторожно: