Саппалит

– Мы изучили ближайшие города, районы. Нам придется идти очень далеко в надежде непонятно на что. Многие не переживут этот переход, а, возможно, и все мы. Повезет ли нам с едой? Дети будут кричать и ныть, за ними женщины, а после и остальные. Кур вообще не заткнешь. А сколько вещей нам придется тащить на собственных горбах!

Когда мой напор иссяк, я увидел, как отец, отложив бинокль, принюхивается с закрытыми глазами, как водит головой из стороны в сторону. Это означало лишь одно.

– Джанат близко, – проговорил он, зачесывая волосы пятерней.

– Сколько у нас времени?

– У нас нет времени.

* * *

Когда это случилось, на планете жило восемь миллиардов человек. С трудом представляю, сколько нужно места, чтобы вместить всех. Наверное, люди были повсюду. Оказаться одному на сотни километров, как сейчас, не представлялось возможным. Сколько людей осталось? Не знаю. Не знает и отец.

Всему виной – джанат.

Отец моего отца следил за погодой. Наблюдал за движением облаков, мог предсказывать дождь и солнечные дни на несколько дней вперед. То была его работа.

Джанат предстал облаком, возникшим сразу в нескольких точках земли. Крупным серым облаком, с желтыми переливами – так рассказывал отец. Облако приняли за кислотное – тоже опасное, но уже ставшее привычным для людей. Джанат пролился дождем, начал испаряться, а после стало происходить нечто странное.

Стало трудно дышать. Легкие людей раскалялись, сгорали изнутри, а вместе с ними и остальные органы. Те, кому досталась слабая доза джаната, теряли контроль над разумом и телом. Так отец моего отца спустя несколько часов перестал двигаться, а вскоре сошел с ума.

Отец не любил рассказывать о тех временах. Если его и удавалось вывести на разговор, обычно он вспоминал о горах трупов, которые сжигали прямо на улицах. Думали, дело в вирусе, заразе, поразившей человечество. Но то был джанат.

Когда опомнились, оказалось слишком поздно. Люди не верили своим старшим – правительствам – бежали, куда глаза глядят. Мать отца сбежала в трейлере с соседями. Так называли тех, кто жил рядом, но не был частью племени. Они мчались на юг, к воде, пока оставалась возможность заправляться и был жив аккумулятор. Сейчас, когда мы свободно берем то, что лежит в магазинах, – это дело привычное. Но тогда оно считалось воровством и несло последствия – наказания.

В скорости наказывать стало некого и некому. Выжившие сбивались в племена. Пытались начать все заново. Мать отца сошла с ума еще до того, как они прибыли на место первой стоянки. Она разодрала кожу лица в кровь, а после выцарапала себе глаза. Отец тоже получил дозу джаната. Но он не выжил из ума. Вместо этого он стал чувствовать джанат. Таких, как он, наверное, больше нет. Сам он говорит, что незначительные дозы джаната давали людям новые способности: кто-то получал крепкие кости, кто-то – чуткий слух, а кто-то видел в темноте не хуже кошки. Я знаю, отец опасается тех, в ком, как и в нем, сидит джанат. Это одна из причин, почему мы не сходимся с другими племенами.

Люди, с которыми отцу довелось жить, когда он был ребенком, говорили, что джанат, как и любое облако, должен рассеяться, исчезнуть. Но этого так и не произошло. Джанат по-прежнему гонится за людьми, желая сжечь нас или свести с ума. Дар отца выручает, и страшно подумать, что будет, когда его не станет.

Впрочем, другие как-то выживают, значит, и мы выживем. Тем более, что джанат сходит. Он перемещается, и там, где он побывал вновь можно жить. Земля неспешно рождает новые плоды, появляются животные. Я рад этому. Еще больше я рад, что джанат ничего не смог сделать с водой. Я люблю воду. Вода дает жизнь. Об этом я постоянно твержу отцу, но он, то и дело, пытается утащить нас вглубь. Возможно, он и вправду надеется найти реки, где получится обосноваться, где земля рождает полезные растения. Где мы сможем осесть. И нам ничего не остается, кроме как идти за ним.

Каким бы не был путь, сколько бы опасностей не поджидало нас, я не боюсь. К тому моменту, как нам вновь придется срываться в дорогу с насиженного места, я обязательно найду Саппалит.

* * *

– Почему мы идем на восток? – спросил я после долгого молчания. Мы давно оставили зеленый холм и направлялись вперед, туда, где отец разглядел что-то в бинокль. Я видел лишь бесконечные горы и с трудом представлял, что можем мы найти там ценного.

В привычной манере он отвечал не сразу. Вряд ли обдумывал. Просто не любил говорить. К тому же мы недавно закончили молчаливый привал, перекусив заранее припасенной рыбой, где у меня было предостаточно времени на вопросы, но которое я безнадежно упустил.

Увы, мне не удалось перенести возвышающуюся красоту гор на бумагу. Отец об этом позаботился. Поэтому я выковыривал набившиеся камушки из подошвы ботинок.

– Джанат движется с запада. С юга мы заперты океаном. Идти на север – не известно, как разросся джанат.

– Он может быть совсем узким, – вставил я.

– Может. Но нельзя рисковать. Никто не знает, как поведет себя джанат.

– А если окажется, что джанат поджидает нас и за горами?

– Это мы и должны проверить.

Горы приближались. С зеленого холма они казались меньше. И вскоре, я начал понимать, что привлекло отца. Не знаю как, но он смог почувствовать в расщелине небольшую речушку, скорее, крупный ручей. Тем не менее, речушка должна где-то брать начало. Именно его мы искали.

Кроме того, на вершинах гор торчали столбы с проводами, уходящими вглубь. А где есть провода, там жили люди.

Я всегда опасался, что нам придется идти сквозь горы. Скалистые громады уже встречались на нашем пути, но еще никогда не вставали непреодолимой стеной. На сколько они протянутся вглубь? Насколько опасным окажется их преодоление?

Выбора не было.

Пройденные нами города уменьшались. От бесконечных стеклянных высоток, выцветших вывесок на врытых в землю столбах, каменных кругах, где раньше для развлечения гоняли воду, мы пришли к двух-трехэтажным постройкам песочного цвета, ржавым машинам с разбитыми стеклами и вырванными внутренностями, горбатым дорогам. Отец говорил, раньше жизнь строилась вокруг больших городов – столиц. Если мы удаляемся от крупного города, а на встречу лезут поселки да деревушки, значит, другой крупный город не за горами. В нашем случае все как раз наоборот.

– Ты никогда не отвечал, но, может, расскажешь, как определить близость джаната?

– Этому нельзя обучиться.

Земля под ногами становилась жестче, а мои ботинки – комфортней от шага к шагу. Я начал понимать, для чего они, на самом деле, созданы, с их рифленой подошвой, поглощавшей неровности и мелкие камушки, которые потом я с удовольствием буду выковыривать. Нравится мне это дело.

Дышалось иначе, вроде чище, но тяжелее. Идти предстояло в подъем.

Солнце начало путь к горизонту. Скоро оно раскраснеется, превратится в алый шар. Будет слепить нам глаза. Очки у меня всегда наготове – болтаются на шее.

– В груди разгорается огонь, – сказал отец.

По началу я не понял, о чем он, но быстро сообразил: ответ на мой вопрос. Мне все-таки удалось выудить из него признание.

– И он жжет изнутри. Чем ближе джанат, тем сильнее жжет.

Отец остановился, посмотрел на меня. В его тяжелом взгляде я уловил боль. Надеюсь, показалось.

– Этому нельзя обучиться.

Я смотрел на него, не отрываясь. Грубый и закрытый, он тоже нуждался в поддержке. Но он бы никогда не принял ее, и уж тем более не признался в этом.

– Ты бы хотел избавиться от своего дара?

– Нет.

Он и не мог ответить иначе. Ответственность за других являлась смыслом его жизни. Не будь нас, он бы пропал. Сам бы пошел к джанату и сгорел в его невидимой дымке. Он жил не ради себя.

До гор оставалось около часа пути, если мой глазомер не врал. Несмотря на привычку к длительным переходам, ноги ныли от ребристой, неровной поверхности земли. Новых кровавых мозолей не избежать.

Горизонт пропитала тонкая алая прослойка.

Когда мы достигли гор, совсем стемнело. Я предложил разбить лагерь. Мне было все равно, где заночевать, лишь бы сбросить походный рюкзак и немного расслабиться. Отец продолжал вести меня вперед. Кроме рюкзака, он тащил веревку. Перекинул ее через плечо. Знатная добыча, если нас убьют.

Годы не имели над отцом власти. Он был выносливее любого, кого я знал. И, конечно, выносливее меня.

Наконец, когда я уже готовился упрашивать его остановиться, он замер. Прислушался, осмотрелся, скинул веревку, затем рюкзак. Мои мучения на сегодня окончились.