Благословение небес

– Мистера Яна Торнтона, глупая! Нет, подожди, сейчас ты его уже не увидишь. Он вышел из-под света фонарей.

– А кто он – этот Ян Торнтон?

– Ян Торнтон – это Ян Торнтон, и кто он такой, никто в точности не знает! – сказала Валери и затем добавила тоном, каким сообщают особенно поразительные новости: – Некоторые говорят, что он внук герцога Стэнхоупского!

Как и все юные дебютантки, Элизабет должна была изучить книгу пэров – книгу, перед которой в свете благоговели так же сильно, как пресвитерианцы перед Библией.

– Герцог Стэнхоупский уже немолод, – вспомнила Элизабет после некоторого размышления, – и не имеет наследника.

– Да, это всем известно. Но говорят, что Ян Торнтон… – голос Валери упал почти до шепота, – его незаконнорожденный внук.

– Понимаешь, – авторитетно заверила ее Пенелопа, – у герцога Стэнхоупского был сын, но он отрекся от него много лет назад. Мне рассказывала мама, она говорит, что тогда был страшный скандал.

При слове «скандал» все головы сблизились, и она продолжила:

– Сын старого герцога женился на дочери шотландского крестьянина, который в придачу оказался наполовину ирландцем! Это была совершенно ужасная особа, ровным счетом ничего из себя не представлявшая. Так что это, должно быть, его внук.

– Все так думают только потому, что у него такая же фамилия, – высказалась Джорджина с типичным для нее скептицизмом, – в то время как это достаточно распространенное имя.

– Я слышала, он так богат, – вставила Валери, – что однажды в Париже на одном из светских приемов, играя в карты, сделал ставку в двадцать пять тысяч фунтов, и это притом, что игралась одна-единственная партия, просто для развлечения!

– О, ради Бога, – с презрением сказала Джорджина, – он сделал это не потому, что богат, а потому, что неисправимый игрок! Мой брат знает его, и он говорит, что Торнтон – самая заурядная личность, человек, у которого нет ни прошлого, ни воспитания, ни связей, ни богатства!

– Я тоже слышала это, – признала Валери, снова вглядываясь в просвет между кустами. – Смотри! – вскрикнула она. – Сейчас его видно. Леди Мэри Уоттерли прямо-таки кидается на него!

Девушки так сильно наклонились вперед, что чуть не свалились в кустарник.

– Я чувствую, что просто растаю, если он посмотрит на меня.

– Этого не может быть, – с деланной улыбкой сказала Элизабет, понимая, что ей тоже пора принять какое-то участие в беседе.

– Ах, ты же не видела его!

Элизабет и не нужно было его видеть, она прекрасно знала, какого сорта мужчины нравятся ее подругам: светловолосые, голубоглазые щеголи в возрасте от двадцати до двадцати четырех лет.

– Полагаю, у Элизабет слишком много богатых поклонников, чтобы она обратила внимание на какого-то мистера, как бы он ни был красив и загадочен, – сказала Валери, видя, что Элизабет продолжает держаться в сторонке и поддерживает разговор лишь из вежливости. Элизабет показалось, что комплимент содержал изрядную долю зависти и злости, однако подозрение было настолько неприятным, что она быстро отвергла его. Она не сделала ничего плохого ни Валери, ни другим девушкам, чтобы заслужить их враждебность. Ни разу с тех пор, как оказалась в Лондоне, она не произнесла ни одного недоброго слова в чей-либо адрес; фактически она вообще никогда не принимала участия в обсуждении других людей и уж тем более не пересказывала услышанное. Даже сейчас ей было ужасно неловко оттого, что они следят за этим мужчиной и обсуждают его в таком тоне. Элизабет всегда казалось, что любой человек имеет право на уважение, независимо от положения, которое он занимает. Конечно, такого мнения придерживалось меньшинство, и в глазах света оно граничило с ересью, и потому она держала свои взгляды при себе.

В данный момент девушка почувствовала, что ей следует проявить лояльность по отношению к подругам: им может показаться, что Элизабет задается, если она не присоединится к их забаве и откажется разделить их восторг перед мистером Яном Торнтоном. Попытавшись настроиться на их лад, она улыбнулась Валери и сказала:

– У меня не так уж много поклонников, и я уверена, что, увидев его, буду заинтригована так же, как и любая другая женщина.

По какой-то непонятной причине после этих слов Элизабет Валери и Пенелопа обменялись мимолетными взглядами, в которых проскользнуло удовлетворение. Заметив недоумение Элизабет, Валери объяснила:

– Слава Богу, что ты согласна, Элизабет, потому что мы все трое находимся в затруднительном положении. Мы очень рассчитываем, что ты поможешь нам выпутаться из него.

– А какого рода это затруднение?

– Если б ты знала, – начала Валери как-то уж очень театрально, но Элизабет отнесла это на счет чересчур крепкого вина, которое лилось здесь рекой, – как долго мне пришлось упрашивать Черайз, чтобы она разрешила нам приехать на этот уик-энд!

Это Элизабет было уже известно, и она молча кивнула.

– Дело в том, что, когда Черайз сказала нам сегодня, что здесь должен появиться Ян Торнтон, мы все просто запрыгали от радости. Но она сказала, что он не обратит на нас ни малейшего внимания, потому что мы слишком молоды и совсем не в его вкусе…

– Возможно, она права, – сказала Элизабет, улыбаясь и не выказывая ни малейшего интереса.

– О, но он должен обратить на нас внимание! – призвав взглядом остальных девушек поддержать ее, воскликнула Валери. – Обязательно должен, потому мы поспорили с Черайз на сумму, которую выдают нам родители раз в три месяца, что он пригласит кого-нибудь из нас танцевать. А он скорее всего не сделает этого, если нам не удастся возбудить его интерес до того, как начнутся танцы.

– Вы поспорили на все свои деньги? – ужаснулась Элизабет столь экстравагантной забаве. – Но ведь ты собиралась купить на них аметисты, которые видела на Вестпул-стрит.

– А я хотела купить ту чудесную маленькую лошадку, которую отказался купить мне папа, – произнесла Пенелопа, снова вглядываясь в просвет между кустами.

– Я… я, возможно, могла бы и отказаться от пари, – сказала Джорджина, и Элизабет показалось, что ее волнует нечто большее, чем деньги, – не думаю, что… – начала она, но Пенелопа своим возбужденным вскриком не дала ей закончить.

– Он идет в нашу сторону, и с ним никого нет! Более удачной возможности привлечь его внимание у нас не будет. Только бы он не изменил направление.

Неожиданно это безумное пари стало казаться запретной игрой, и Элизабет фыркнула.

– В таком случае я предлагаю предоставить Валери почетную роль возбудить его интерес, так как это была ее идея и она больше всех восхищается им.

– Мы назначаем на эту роль тебя, – сказала Валери беспечным, но в то же время решительным тоном.

– Меня? Но почему меня?

– Потому что ты получила целых четырнадцать предложений, поэтому совершенно очевидно, что у тебя больше всего шансов привлечь его внимание. И кроме того, – добавила она для большей убедительности, – на виконта Мондвэйла произведет большое впечатление слух о том, что Ян Торнтон – человек-загадка, которого безуспешно преследовала в прошлом году сама Мэри Джейн Моррисон, – пригласил тебя на танец и оказывал тебе особое внимание. Как только Мондвэйл услышит об этом, он тут же примчится к тебе с предложением!

В соответствии с правилами этикета Элизабет ни разу не позволила себе выказать хоть малейшее предпочтение виконту и потому была неприятно удивлена открытием, что подруги догадались о ее чувствах. Конечно, они не могли знать, что молодой красавец уже сделал ей предложение, которое вот-вот будет принято.

– Решайся быстрее, он уже почти здесь! – воскликнула Пенелопа, перекрывая нервное хихиканье Джорджины.

– Ну-ну, ты согласна?! – торопила ее Валери, в то время как другие девушки начали отступать к дому.

Элизабет глотнула вина из бокала, который ей вручили, как только она вышла из дома в сад, и к которому она до сих пор не притронулась. Она колебалась.

– Хорошо, я попробую, – сказала она наконец, сверкнув улыбкой.

– Отлично. И не забудь: или он танцует с тобой сегодня вечером, или мы потеряем все свои деньги!

Смеясь, она дала Элизабет легкий ободряющий тычок в бок, затем крутанулась на каблучках своих атласных туфелек и умчалась вслед за смеющимися подругами.

Элизабет поспешно сошла с террасы на две ступеньки вниз и теперь, скрытая от взгляда изгородью, стояла на траве и оглядывалась, пытаясь решить, оставаться ей здесь или присесть на белую каменную скамейку слева от нее. Она двинулась к скамейке и устроилась на ней как раз в ту минуту, когда на кирпичных ступеньках раздался звук мужских шагов, раз-два – и она увидела его.

Не подозревая о ее присутствии, Ян Торнтон сделал вперед еще один шаг, затем остановился у фонаря и достал из кармана тонкую манильскую сигару. До этого момента Элизабет испытывала легкое беспокойство, думая о той задаче, которую ей предстояло выполнить. Но когда она увидела его, это беспокойство переросло в такое сильное волнение, что дрожь прошла по телу и зазвенело в ушах. Ян Торнтон не имел ничего общего с тем, что она ожидала увидеть. Он был отнюдь не блондин и гораздо старше, чем она представляла, – ему было как минимум двадцать семь лет, и он был поразительно высокого роста, больше шести футов. В темноте Элизабет смогла разглядеть его только в общих чертах: мощный разворот плеч, длинные сильные ноги, густые, слегка волнистые темно-каштановые волосы. Вместо традиционного атласного фрака и белых бриджей он был с головы до ног одет во все черное, за исключением рубашки и шейного платка, которые были такими белоснежными, что казались светящимися на фоне черного камзола и жилета. Элизабет подумала, что Ян Торнтон похож на большого хищного ястреба, оказавшегося в стае неповоротливых ярких павлинов. Раскуривая сигару, он наклонил свою темную голову к рукам, сложив их лодочкой, чтобы ветер не загасил пламя. Белые манжеты высунулись из рукавов черного фрака, и в оранжевом свете пламени она увидела, что его лицо и руки покрыты темным загаром.

Элизабет отпустила дыхание, которое невольно затаила, и этот тихий звук заставил его резко вскинуть голову. Глаза его сузились то ли от неудовольствия, то ли от удивления. Чувствуя неудобство оттого, что прячется в тени и подсматривает за ним, Элизабет выпалила первое, что пришло ей в голову:

– Первый раз вижу, как мужчина курит сигару. Э-э… обычно мужчины переходят в другую комнату.

Более идиотской фразы невозможно было придумать, подумала она.