Само совершенство

Именно этого Джулии и хотелось, но ей показалось, что она услышала в голосе секретарши насмешку, и потому она торопливо завернула рыбку в салфетки и сунула ее секретарше.

– Я, знаете ли, не такая глупая, как вы думаете. Это же просто рыбка, а не кролик или какой-то другой особенный зверь.

По другую сторону зеркала Фрейзер тихо рассмеялся и покачал головой:

– Ей страшно хочется похоронить рыбку по всем правилам, но гордость не позволяет ей в этом признаться. – Вновь став серьезным, он добавил уже как профессионал: – А что делать с ее неспособностью к обучению? Насколько мне известно, она находится на уровне ученицы начального класса.

Доктор Уилмер на это лишь презрительно и совершенно не деликатно фыркнула, после чего взяла со стола паку с результатами тестов, которые совсем недавно выполняла Джулия.

– Взгляните-ка на результаты устного тестирования, когда ей не нужно было читать вопросы.

Джон Фрейзер заглянул в папку и тихо рассмеялся:

– У этого ребенка индекс интеллекта выше, чем у меня.

– Джулия особенная девочка во многих смыслах, Джон. Я видела свидетельства тому уже тогда, когда читала ее дело, но, встретившись с ней лицом к лицу, я поняла, что она по-настоящему уникальна. Она отважная, храбрая, чуткая и очень сообразительная. И под всей этой ее напускной бравадой таится редкая доброта, неугасимая надежда, рыцарский дух и оптимизм, с которым она не расстается, как бы сурово ни обходилась с ней жизнь. Она не может изменить свою судьбу и потому бессознательно стремится защитить других детей, в какой бы детский дом ее ни поместили. Она крадет для них и лжет ради них и ведет их на голодовки, и они готовы идти за ней куда угодно, безоговорочно признавая в ней лидера. В свои одиннадцать она прирожденный лидер, но если ее не направить на нужный путь, причем чем скорее, тем лучше, некоторые из ее методов приведут девочку в колонию для несовершеннолетних преступников, а там и в тюрьму. И это сейчас даже не самая трудная ее проблема.

– Что вы имеете в виду?

– Я хочу сказать, что при всех ее талантах самооценка у этой девочки настолько низкая, что, можно сказать, она совсем на нуле. Из-за того, что она несколько раз переходила от одних усыновителей к другим, она убедила себя в том, что не достойна любви. И что еще печальнее, сейчас она на грани того, чтобы смириться с собственной никчемностью. Она мечтательница, но мечта ее вот-вот от нее улетит. – С неожиданной для самой себя убежденностью Терри закончила: – Я не хочу допустить, чтобы огромный потенциал этой девочки, ее надежда, ее оптимизм были растрачены попусту.

Брови доктора Фрейзер поползли вверх.

– Простите меня за то, что поднял эту тему, Терри, но разве не вы всегда так настойчиво напоминали нам о том, что не следует слишком сильно привязываться к пациенту?

С невеселой усмешкой доктор Уилмер прислонилась к столу. Она не стала оправдываться.

– Этого правила легко было придерживаться, когда все мои пациенты были детьми из богатых семей, которые считали себя ущемленными, если не получали в подарок на шестнадцатилетие спортивную машину или самолет. Хотела бы я посмотреть на вас, когда вы вплотную займетесь такими пациентами, как Джулия. Эти дети целиком зависят от системы, которую мы призваны защищать, но вот беда – система эта трещит по швам, и, сколько ее ни латай, все больше детей проваливаются сквозь щели и летят в пропасть. Полгода работы с такими вот выпавшими из системы ребятишками, и вы узнаете, что такое страдать из-за них бессонницей, если даже до этого с вами ничего подобного никогда не случалось.

– Полагаю, вы правы, – со вздохом сказал Фрейзер, возвращая ей папку с делом Джулии. – Просто так, из чистого любопытства, хочу спросить: почему ее никто не удочерил?

Тереза пожала плечами:

– Ей не повезло. Такое бывает. Согласно досье, ее нашли на улице, когда ей было всего несколько часов от роду. После врачебного осмотра стало ясно, что она родилась на десять недель раньше срока. Из-за этого или из-за того, что ее доставили в больницу, когда состояние ее было близко к критическому, у нее оставались многочисленные проблемы со здоровьем примерно до тех пор, пока ей не исполнилось семь.

Сотрудники Службы охраны семьи нашли Джулии приемных родителей, когда ей было два года, но уже во время процесса удочерения пара внезапно решила развестись, и они вернули Джулию под опеку государства. Через несколько недель ее передали другой паре, и этих людей, казалось бы, проверили по всем статьям, но Джулия заболела пневмонией, и эта вторая пара, чей собственный ребенок умер от пневмонии примерно в том возрасте, в котором тогда была Джулия, не в силах пережить эмоционального стресса, отказалась от удочерения. Впоследствии ее поместили в приемную семью, в которой она должна была находиться лишь временно, однако несколькими неделями спустя тот чиновник, что вел дело Джулии, попал в автомобильную аварию и серьезно пострадал, так, что уже не смог вернуться к работе. Дело Джулии затерялось…

– Что? Дело затерялось? – не в силах поверить собственным ушам, переспросил Фрейзер.

– Не судите слишком строго сотрудников Службы охраны семьи. В абсолютном большинстве это настоящие подвижники, но они всего лишь люди, а людям свойственно ошибаться. Если принять во внимание тот объем работы, какой им приходится выполнять, и то мизерное финансирование, которое они получают от государства, удивительно, как им вообще удается что-то сделать. Как бы там ни было, у приемных родителей Джулии своих детей был целый выводок, и удочерять ее они не собирались. К тому времени, как государственные чиновники осознали тот факт, что Джулия выпала из сферы их внимания, ей уже исполнилось пять, и количество желающих удочерить ребенка такого возраста существенно сократилось. К тому же здоровье у нее действительно было слабым, и когда ее забрали от последних приемных родителей и передали очередным, у Джулии стали отмечаться регулярные приступы астмы. Она пропустила чуть ли не половину учебного года в первом и втором классах, но была «такой милой девочкой», что учителя все равно переводили ее из класса в класс. Ее новые приемные родители уже имели на руках трех детей-инвалидов, и им было не до успехов Джулии в школе. И в их защиту надо сказать, что поводов для переживаний у них вообще-то не было – Джулию благополучно переводили из класса в класс. Но к четвертому классу Джулия уже сама понимала, что ей не догнать одноклассников, и начала притворяться больной, чтобы не ходить в школу. Когда ее приемные родители разгадали ее уловку и стали заставлять ее ходить в школу, она придумала иной маневр – вместо того, чтобы сидеть дома, уходила утром как будто в школу, а сама проводила время с детьми, для которых улица давно стала домом. Как я уже раньше говорила, она отважная, храбрая, шустрая и смекалистая. Ничего удивительного, что она вскоре научилась у своих друзей таскать товары из магазинов так, чтобы никто не заметил, и придумывать, как избегать наказаний за прогулы… Остальное вам вкратце известно: настал день, когда ее поймали с поличным на прогулах и воровстве и отправили в Ла-Салльский детский дом, куда отправляют тех детей, у которых не складываются отношения с системой, предусматривающей воспитание детей в приемных семьях. Несколько месяцев назад на нее оформили привод в полицию – незаслуженно, как мне кажется, арестовав ее вместе с группой мальчиков постарше, которые показывали ей, как вскрывать и угонять машины. – Со сдержанным смешком Терри завершила рассказ: – Джулия была лишь восхищенным зрителем, но она и сама умеет это делать. Она предложила мне посмотреть, как вскрывает машину. Можете себе представить: эта малышка с большими невинными глазами легко заводит машину без ключа! Хотя я не думаю, что она стала бы заниматься угоном автомобилей. Как я сказала, она берет лишь то, что может пригодиться детям в Ла-Салле.

Многозначительно усмехнувшись, Фрейзер кивнул:

– Полагаю, им может пригодиться красный карандаш, шариковая ручка и пригоршня карамелек.

– Что?

– Пока вы со мной говорили, ваша почетная пациентка умыкнула все вышеперечисленное из приемной.

– Боже! – воскликнула доктор Уилмер, не особенно, впрочем, сокрушаясь.

– С ней можно показывать трюки, – с невольным восхищением добавил Фрейзер. – Я бы поспешил привести ее сюда до того, как она придумает способ стащить аквариум. Готов поспорить, что детям в Ла-Салле понравились бы золотые рыбки.

Взглянув на часы, доктор Уилмер сказала:

– Я с минуты на минуту жду звонка из Техаса от Мэтисонов. Они должны мне сказать, когда смогут ее забрать. Мне хотелось бы получить от них информацию до того, как Джулия сюда войдет, чтобы иметь удовольствие ее порадовать.

Как раз в этот момент раздался звонок интеркома, и голос секретарши сообщил:

– Доктор Уилмер, миссис Мэтисон на линии.

– Ну вот и дождалась! – радостно сообщила своему коллеге Тереза.

Джон Фрейзер тоже взглянул на часы.

– Через пять минут у меня начнется первый сеанс с Сарой Петерсон. – Фрейзер направился к двери в смежный кабинет, остановился, взявшись за ручку, и с ухмылкой сказал: – Мне только что пришло в голову, что работа между нами распределяется крайне несправедливо. Вы беретесь работать с девочкой, которая ворует карандаши и конфеты, чтобы потом раздать их бедным, а мне вы даете Сару Петерсон, которая пыталась убить своего приемного отца. Себе вы берете Робин Гуда, а мне достается Лиззи Борден*.

– Но ведь вам всегда нравились трудности, – ответила Тереза Уилмер, но, уже взяв трубку, добавила: – Я собираюсь поговорить с чиновниками из Службы охраны семьи по поводу перевода миссис Боровски из Ла-Салля туда, где она будет работать только с детьми дошкольного возраста. Я уже работала с ней раньше, и она отлично справляется с малышами, потому что они милые, ласковые и не нарушают правила. С подростками ей дела иметь не следует. Она не видит различия между подростковым протестом и подростковой преступностью.

– Вы, случаем, не мстите ей за то, что она сказала секретарше, что Джулия крадет все, что плохо лежит?

– Нет, – ответила доктор Уилмер, взяв трубку. – Но это хорошо иллюстрирует то, что я имела в виду.

Закончив говорить по телефону, доктор Уилмер встала и направилась к двери, предвкушая удовольствие от того сюрприза, который она приготовила Джулии Смит.

Глава 2

– Джулия, – сказала доктор Уилмер, едва девочка появилась на пороге, – зайди, пожалуйста.

Как только Джулия, закрыв за собой дверь, прошла в комнату, Терри радостно сообщила:

– Тестирование закончено. Все результаты собраны.

Вместо того чтобы сесть в кресло, юная пациентка доктора Уилмер подошла к столу Терри и остановилась, слегка расставив ноги и сунув руки в карманы джинсов. Она безразлично пожала плечами и не стала спрашивать о результатах тестирования, потому что, как догадывалась Терри, боялась услышать вердикт.

– Тесты были дурацкие, – сказала Джулия. – Вся эта программа дурацкая. Вы ничего не можете обо мне сказать по кучке тестов и бесед в этом кабинете.

– Я узнала довольно много о тебе, Джулия, за те несколько месяцев, что мы знакомы. Ты бы хотела, чтобы я тебе это доказала, рассказав, что мне удалось выяснить?

– Нет.

– Пожалуйста, позволь мне сказать тебе, что я думаю.

Девочка вздохнула и, ехидно усмехнувшись, сказала:

– Вы ведь все равно мне скажете, хочу я этого или нет.

– Это верно, – согласилась доктор Уилмер без улыбки, хотя колкость Джулии ее насмешила. Те методы, которые она применяла в случае с Джулией, коренным образом отличались от тех, которые она обычно использовала. С Джулией она предпочитала говорить без обиняков, потому что девочка обладала безошибочным умением распознавать ложь. К тому же она слишком много времени провела в жестких условиях улицы, чтобы ее можно было ввести в заблуждение, подслащивая горькую пилюлю правды. – Пожалуйста, сядь, – сказала доктор Уилмер и, как только Джулия опустилась в кресло напротив стола, заговорила тихо, но твердо: – Я обнаружила, что, несмотря на все твое геройство и отвагу, тебя постоянно, неотступно мучает страх. Ты можешь обмануть своих подельников, но не меня. Ты не знаешь, кто ты и кем станешь. Ты не можешь читать и писать, а потому убеждена в собственной тупости. Ты прогуливаешь школу, потому что не успеваешь за своими одноклассниками, и тебе ужасно обидно, когда они смеются над тобой на уроках. Ты чувствуешь себя беспомощной и загнанной в угол, и тебе очень не нравятся такие ощущения.